Я полюбила одиночество, - заявила она без достаточной
уверенности. - Временами я рисую ночь напролет. Мои художества не требуют
дневного света. Я не рисую того, что отражает свет. Я изображаю состояния
духа.
Перед моими глазами всплыли картины на стенах ее комнаты. Они скорее
напоминали тяжелые контузии и открытые раны...
- Марта вам не говорила, что Джерри получил травму? Кажется, у него
сломана рука...
На ее выразительном лице отразилась боль.
- Где он может быть?
- В дороге. Если, конечно, не нашел себе лучшего убежища...
- От чего он, собственно, скрывается?
- Вам это должно быть известно лучше, чем мне.
Она покачала головой.
- Я не видела его пятнадцать лет...
- Почему?
Она так развела руками, словно мне все о ней было известно. Это был
жест женщины, отдавшей больше времени раздумьям и фантазиям, чем
разговорам и действиям.
- Мой муж... мой бывший муж так и не простил мне Леона...
- Мне очень интересно, что могло случиться с Леоном...
- Мне также. Я поехала в Рено, чтобы развестись, он должен был
приехать ко мне туда. Но так и не появился. Просто-напросто цинично пустил
меня по ветру... - она говорила это легким, хотя и не лишенным горечи,
тоном, как о чем-то давно перегоревшем. - Я не видала его с тех пор, как
покинула Санта-Терезу.
- Куда же он поехал?
- Откуда мне знать? Я не получала от него никаких известий.
- Похоже, он уехал за границу...
- Откуда вы знаете?
- От Марты. Она утверждает, что ей сказали это вы.
Это слегка сбило ее.
- Возможно, я и говорила что-то такое... Лео часто обещал увезти меня
на Таити или на Гавайи...
- Обещаниями он не ограничился. Насколько мне известно, он
забронировал два места на английском судне, шедшем через Ванкувер в
Гонолулу. Корабль назывался "Свенси Кастл" и отплыл из Сан-Франциско около
6 июня 1955 года.
- И Лео отплыл на нем?
- Во всяком случае выкупил билеты. Вас не было с ним?
- Нет. В это время я уже, по меньшей мере, неделю была в Рено. Видно,
он уехал с другой женщиной...
- Или один, - заметил я.
- О, нет! Лео не выносил одиночества. Кто-то должен был находиться
при нем, чтобы он чувствовал, что живет. Собственно, это и было одним из
поводов к тому, что я вернулась сюда, когда он меня бросил. Я хотела
доказать себе, что смогу жить одна, что не испытываю в нем необходимости.
Я родилась в этом доме, - она говорила так, словно все пятнадцать лет
ожидала слушателя. - Это дом моего деда. Я воспитывалась здесь, у бабушки,
когда моя матушка умерла. Это целое событие - такое возвращение в дом
своего детства, одновременно интригующее и поражающее! Я чувствовала, что
я невероятно молода и в то же время невероятно стара. Словно дух этого
дома...
"Похоже на то, - подумал я. - В этом старомодном длинном платье,
одновременно юная и древняя, внучка и бабка в одном лице, не лишенная
шизофренического налета..." Она нервно встряхнулась, недовольная собой.
- Я совсем вас заговорила! Наверное, это жутко тоскливо!
- Ничуть! Меня интересует Лео. Я немного знаю о нем.
- Честно говоря, я тоже. Года два я засыпала с мыслью о нем и
просыпалась в надежде увидеть его сегодня... А потом вдруг поняла, что
совершенно не знаю его. Все в нем было внешним, вы понимаете?
- Не слишком...
- Ну, ведь вы знаете! Я хочу сказать, что у него не было внутренней
жизни. Он был человеком действия - и это все. Весь он выражался в
действии.
- В каком действии?
- Во время войны он участвовал в девяти или десяти десантах на Тихом
океане. После войны выступал в регатах, играл в теннис, в поло...
- Немного же времени у него оставалось для женщин...
- Ему не требовалось много времени, - с терпкой иронией ответила она.
- Таким как он, мужчинам без внутреннего мира, это не нужно. Я понимаю,
это похоже на ревность и обиду, но на самом деле все совсем не так. Я
любила Леона, может, и сейчас люблю. Не знаю, что бы я делала, появись он
сейчас на пороге...
Она глянула на дверь.
- А это возможно?
Она качнула головой.
- Я даже не знаю, жив ли он...
- У вас есть повод думать, что его нет в живых?
- Нет... Но я часто убеждала себя, что он мертв, чтобы легче
перенести все это. Он ведь даже не позвонил мне в Рено...
- Для вас это было ударом?
- Я проплакала всю зиму. Но забилась сюда и как-то выстояла. Теперь
моя жизнь словно проходит на экране...
- Вы никогда не чувствуете себя одинокой, мисс?
Она твердо глянула на меня, словно проверяя, не собираюсь ли я
случайно ввалиться в ее жизнь. Видимо, убедилась, что не собираюсь, потому
что ответила:
- Я всегда чувствую себя одинокой. По крайней мере, так было, пока я
не научилась жить в одиночестве. Вы поймете, что я хочу сказать, ведь вы
тоже одиноки. Эдакое вечное сожаление о самой себе, когда винить во всем
можно только себя...
- Это мне знакомо, - подтвердил я, чтобы иметь возможность вернуться
к разговору о ее замужестве, казавшемся мне зерном проблемы. - Почему вы
ушли от мужа, мисс?
- Между нами все было кончено...
- Вы не тосковали по мужу или по сыну?
- По Брайану - нет. Он был груб со мной, этого я не могла простить.
Он угрожал, что убьет меня, если я попытаюсь забрать Джерри или хотя бы
увидеться с ним. Конечно, я тосковала по малышу, но научилась обходиться
без него... Сейчас мне уже и впрямь никто не нужен... в прямом смысле...
- А в переносном?
Ответом была улыбка, глубокая и настолько выразительная, словно ее
лицо отражало тончайшие светотени мыслей.
- В переносном смысле все совсем иначе. Разумеется, я чувствовала
себя предательницей. Больше всего меня мучила тоска по детям. Не только по
Джерри, но по всем, которых я учила... Долго перед моими глазами стояли их
лица, в ушах звучали голоса...
- Например, голос Марты Крендалл?
- Да, она была из моих детей.
- Вместе с Элом Свитнером и Фрицем Сноу...
Она глянула на меня сердито.
- Вы все обо мне разузнали, мистер! Я не такая уж важная фигура,
поверьте мне!
- Возможно. Но на эту троицу я натыкаюсь постоянно. Они познакомились
в вашем классе?
- К сожалению.
- Почему "к сожалению"?
- Потому что втроем они были взрывоопасны! Разумеется, вы слыхали об
их лос-анджелесской эскападе?
- Да. Не совсем понимаю только, кто был вожаком. Элберт?
- Так считали все. Он один состоял на учете в полиции. Но лично мне
кажется, что это была идея Марты. И именно она вышла сухой из воды, -
задумчиво добавила она. - Ну, если можно сказать так о вынужденном браке с
немолодым мужчиной...
- А кто был отцом ее ребенка? Элберт Свитнер?
- Об этом спросите у Марты, мистер, - она сменила тему. - Элберт
действительно умер? Марта говорила что-то такое по телефону...
- Он был зарезан вчера. И не спрашивайте меня, кто его убил, потому
что я этого не знаю.
Она в смятении глядела на пол, словно зарезанный лежал у ее ног.
- Бедный Элберт! Немного он получил от жизни. Почти всю ее провел в
заключении...
- Откуда вам это известно?
- Я старалась не терять его из виду. Честно говоря, - добавила она
после минутного колебания, - он был здесь на прошлой неделе.
- Вы знали, что он бежал из заключения?
- А если и знала, что с того?
- Вы его не выдали...
- Я не слишком законопослушный обыватель, - в ее тоне прозвучала тень
иронии. - Это был его третий срок, он должен был провести за решеткой
практически весь остаток жизни...
- За что он сидел?
- За вооруженное нападение.
- При виде его вам не было страшно?
- Я никогда его не боялась. Я была поражена, но не испугана.
- Что ему было нужно? Деньги?
Она кивнула.
- Много я не могла ему дать. Я не продала ни одной картины за
достаточно долгое время.
- Вы дали ему что-то, кроме денег?
- Немного хлеба с сыром...
Книжка в зеленой обложке все еще была у меня с собой. Я достал ее.
- Похожа на мою старую книгу... - сказала она.
- Это она и есть, - я показал ей экслибрис.
- Откуда она у вас? Разумеется, не от Эла Свитнера...
- Нет, косвенным образом от вашего сына.
- Он сохранил ее?
Казалось, ее пугал каждый осколок прошлого, от которого она
отреклась.
- Очевидно, - я показал ей карандашные каракули на первой странице. -
Но я хотел бы, чтобы вы посмотрели вот на это, - я открыл книгу и вынул
объявление. - Не вы ли дали это Элу Свитнеру?
Она взяла листок в руки и всмотрелась в него.
- Да, я.
- Зачем?
- Я хотела, чтобы он получил немного денег.
- Весьма подозрительный акт милосердия. Мне трудно поверить в полный
альтруизм ваших побуждений.
Она была оскорблена, но не слишком, словно все это не стоило
подлинного гнева.
- Что вы можете знать о моих побуждениях?
- Только то, что вы мне расскажете.
Она молчала с минуту или две.
- Наверное, это было любопытство. Я хранила эту вырезку несколько лет
и не могла решить, что делать. Я не знала, кто поместил объявление. Но мне
не известно, что стало с Леоном. Я подумала, что, возможно, Элберт
узнает...
- Вы направили его в Санта-Терезу. Это была мрачная идея.
- Почему мрачная?
- Элберт погиб. Стенли Броудхаст также.
Я рассказал ей подробности.
- Значит, это Стенли поместил объявление в "Кроникл"... - прошептала
она. - Я связалась бы с ним, если бы знала это. Я думала, что это
Элизабет...
- Почему?
- Я помню, когда был сделан этот снимок, - она разгладила вырезку на
колене, словно найденное птичье перо. - Его сделала Элизабет, когда она
еще не знала, что мы с Леоном - любовники. Он о стольком мне напоминает!
Обо всем, что я имела и потеряла...
Ее глаза наполнились слезами. Мои остались сухими. Я думал обо всем,
что потеряла Элизабет Броудхаст.

27
Гравий перед домом захрустел под колесами большого автомобиля. Эллен
подняла голову. Я пошел к входной двери, она двинулась за мной. На веранде
ждала Марта Крендалл, при виде меня ее лицо вытянулось.
- Они не приехали?
- Они не приедут никогда, если вы будете вот так стоять на виду,
миссис. Дом под наблюдением.
Эллен окинула меня влажным взглядом. Я попросил их с Мартой войти в
дом, а сам сбежал по лесенке к новенькому золотисто-коричневому
"Седан-де-вилль". Лестер Крендалл неподвижно сидел за рулем.
- Я говорил мамочке, что все это - пустая трата времени и сил. Но она
уперлась на том, чтобы ехать сюда. - Он окинул холодным взглядом фасад
дома. - Значит, вот где живет знаменитая Эллен? Дом форменным образом
разваливается...
- Подумайте лучше, куда деть машину, мистер, - оборвал я его. - Или
подвиньтесь и это сделаю я.
- Делайте. Я выжат, как лимон.
Он перенес свое тяжелое тело на соседнее сидение, давая мне
возможность отвести машину за дом. Дело понемногу начинало проясняться,
отдельные элементы складывались в целое, и это привело меня в состояние
приподнятости и обострило чувства. Если я и услышал звук другой машины, то
лишь подсознательно. Когда мы с Крендаллом выходили из-за дома, я заметил
на краю гравиевой дорожки человеческий силуэт - бородатую голову над
светлым треугольником сорочки, похожим на предостерегающий сигнал. В ту же
секунду дорожку залил свет фар, выхватив из темноты Джерри Килпатрика с
рукой на перевязи. Видимо, он узнал Крендалла и меня, потому что
повернулся к уже близким фарам с криком:
- Сьюзи! Смывайся!
"Шевроле" затормозил, покачнулся и с нарастающим шумом двинулся
назад. Джерри неуверенно осмотрелся и прихрамывая бросился с дорожки в
сторону, прямо в объятия Вилли Маккея и его солидного помощника. Прежде,
чем я добежал до них, машина вывернула на асфальт Хэвен-Роуд, свет фар
метнулся по стволам деревьев, словно длинный мазок кисти и начал удаляться
в сторону Сан-Франциско.
- Я дам сигнал тревоги на мост! - крикнул Вилли.
Я вскочил в свою машину и поехал за беглецами. У въезда на мост уже
был затор. Первым стоял "Шевроле", он был пуст. Сьюзи бежала по мосту,
волоча малыша за руку. На порядочном расстоянии от них переваливался
полный человек в форме дорожной полиции.
Я припустил за ними изо всех сил. Сьюзи обернулась, выпустила руку
Ронни, подбежала к ограждению и исчезла за ним. На какое-то парализующее
мгновение мне показалось, что она совершила непоправимый шаг. Потом я
заметил развевающиеся над парапетом светлые девичьи волосы.
Полицейский остановился. Малыш растерянно стоял за ним. Он выглядел
как беспризорник, с чумазой мордашкой, в великоватых штанишках и свитере.
Он улыбнулся мне встревожено, словно я поймал его на чем-то, заслуживающем
наказания.
- Привет, Ронни!
- Привет! Смотрите, что делает Сьюзи, мистер...
Она держалась за барьер обеими руками, наклонившись над ночной
темнотой. За нею, прорезав тучи, блеснула молния, обвивая темноту, как
огонь обвивает стены дома. Я крепко взял мальчика за руку и двинулся к
парапету. Девушка смотрела на меня и в глазах ее не было ни тени узнавания
или заинтересованности - так смотрят на представителей другой расы -
человек после двадцати...
- Вы знаете ее? - спросил полицейский.
- Я знаю, кто она. Ее зовут Сьюзан Крендалл.
- Я слышу ваш разговор, - вдруг отозвалась она. - Прекратите, а то я
прыгну!
Полицейский отступил на шаг.
- Скажите ему, чтоб отошел подальше, - обратилась она ко мне.
Я сделал это и полицейский послушно отошел. Теперь она смотрела на
нас уже более заинтересованно, как на актеров, послушных ее воле. Лицо ее
словно застыло и лишь широко открытые глаза обводили сцену.
- Что вы сделаете с Ронни, мистер? - спросила она мертвым голосом.
- Отвезу его к маме.
- Откуда мне знать, что вы действительно это сделаете?
- Спроси у Ронни, он меня знает.
Малыш заявил громким голосом:
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31