– Тебе чай с молоком или с лимоном? – спросила Китти, передавая Дафне чашку с ароматным дымящимся напитком. – Я забыла, что ты больше любишь.
Дафна вскинула на нее глаза.
– В последний раз ты интересовалась моими пристрастиями, когда мама запекала форель, которую папа поймал на озере. Помню, ты осведомилась, что я предпочитаю: голову или хвост?
Китти слабо усмехнулась и села в кресло напротив.
– Не знаю, как ты, а я не могу есть то, что смотрит мне в глаза.
Она старалась держаться так же, как обычно. Если только слово «обычно» вообще применимо в данном случае. Нормальная, спокойная жизнь сейчас казалась Китти далекой страной, где она когда-то жила и куда уже не вернуться. Только юмор поддерживал ее все эти дни. Мрачный черный юмор, больше напоминающий издевку. Но злословие помогало Китти умалчивать о том, что знали и понимали обе сестры: то, что заставило мать совершить убийство, связано лишь с их семьей. Это зло, невидимое для посторонних, но его можно выявить и обезвредить.
Дафна уронила голову на руки – воспоминания детства нахлынули на нее. «Если бы наша семья была дружной и сплоченной, Дафна была бы главным хранителем семейных традиций», – подумала Китти. Из троих сестер только она до сих пор верила в сказку об их безоблачном детстве. Способность представлять все в розовом свете, наверное, и сделала Дафну талантливой писательницей. Но она так и не поняла, что толкнуло мать на убийство. «Да, переработанный роман становится только лучше, а вот семейная история – еще запутаннее», – мрачно размышляла Китти.
Она ласково погладила сестру по плечу, чтобы успокоить ее. Нежный затылок, тонкие завитки. Дафна – ее любимая сестра и лучшая подруга… и все же иногда Китти хотелось резко встряхнуть Дафну, чтобы она перестала видеть все в розовом свете. Дафне надо открыть правду, какой бы горькой она ни была.
Но едва Китти собралась поведать сестре о менее приятных воспоминаниях детства, как Дафна, словно почуяв неладное, сказала:
– Мне молока, пожалуйста. Я всегда пью чай с молоком.
Китти вздохнула:
– Надеюсь, у меня найдется немного молока. – Идти в магазин за покупками мимо репортеров и зевак, тесно обступивших ворота коттеджа, было выше ее сил. Придется составить список необходимых продуктов и отправить заказ в супермаркет.
Идя на кухню, она бросила тревожный взгляд в окно. Возле дома стоял фургон телевизионщиков – они дежурили там уже двое суток. К работникам местного телевидения вскоре присоединились репортеры со всего штата. Вчера им с Дафной едва удалось протиснуться сквозь толпу к подъезду дома.
Сегодня сестры решили не выходить на улицу, пока не придет время ехать в церковь прощаться с отцом.
Китти открыла холодильник, нашла там начатый пакет молока и отнесла его Дафне.
– Я могла бы что-нибудь приготовить, но вряд ли тебе понравится овсяная каша. А кроме нее и пирожков, у нас ничего нет.
– Я не так уж голодна и к тому же очень устала, поэтому обойдусь пирожками. – Дафна взяла с подноса булочку.
Несмотря на элегантные наряды и лоск столичной жительницы, в Дафне было что-то неуловимо старомодное, как будто она из другого века. Большие зелено-голубые глаза, мягкие локоны… Китти представила себе, как Дафна в платье с турнюром и оборочками разливает чай из фарфорового чайничка.
– Роджер не звонил тебе? – спросила Китти.
Дафна задумчиво покачала головой:
– Пока нет… Чуть позже я попытаюсь позвонить в его офис. – Она положила недоеденную булочку на блюдце. – Надо будет заказать обед в каком-нибудь ресторане. Может, к тому времени я проголодаюсь.
«Другими словами, ты не хочешь обсуждать со мной, почему он не звонил уже несколько дней». Но Китти оставила свои мысли при себе.
– Неподалеку есть неплохой китайский ресторанчик. Вполне возможно, что там не читали газет, так как почти ни слова не понимают по-английски.
Но Дафна уже не слушала ее, погрузившись в свои размышления.
– Когда я пишу роман, я хотя бы знаю, как начать его. Но то, что случилось… – Она в отчаянии стиснула руки. – Это похоже на страшные сказки, которые папа читал нам по вечерам. Какие-то злые чары околдовали маму – иначе я не могу объяснить.
То ли потому, что Китти почти не спала все эти дни, то ли потому, что терпение истощилось, но она неожиданно для самой себя проронила:
– Да, хорошо жить вдали от дома и видеть все через розовые очки.
– Как ты можешь так говорить? – возмутилась Дафна.
– А как можешь ты считать наше детство безоблачным и счастливым? Оно вовсе не было идеальным, Даф. Помнишь твое сочинение в пятом или шестом классе школы, в котором ты писала о том, как папа случайно оставил нас на автозаправочной станции?
Дафна кивнула:
– Да, он забыл, что мы пошли в туалет. Обыкновенная рассеянность.
– Да я не об этом. Мама заставила тебя порвать сочинение и переписать его заново. Она сказала тебе, что все было не так и папочка вовсе не бросил нас, а, напротив, отправился искать, решив, что мы потерялись.
Дафна поморщилась.
– Это было так давно. Какое теперь это имеет значение?
– Да разве ты не понимаешь? Мама уже тогда заставляла нас приукрашивать действительность и видеть то, чего не было на самом деле. И все потому, что она боялась правды. Отец, занятый чем-то другим, попросту забыл о нас. Ты права, это не преступление. Отец был всего лишь далек от идеала. Спрашивается, почему бы маме не смириться с этим?
– Не знаю…
– Да потому, – отрезала Китти, – что мама понимала: признать это – значит, открыть глаза и на многое другое.
– Что ты имеешь в виду? – удивилась Дафна.
– Хотя бы то, что отец не был примерным мужем.
Дафна смотрела на сестру во все глаза. В ней шла внутренняя борьба. Она хотела бы знать правду, но предпочла бы сохранить привычные представления о семейной жизни родителей.
Дафна помнила тот далекий вечер накануне Нового года. Тогда, в детстве, она решила, что увиденное пригрезилось ей в каком-то странном сне, но сейчас этот случай приобрел совсем другой смысл. Дафна закрыла лицо руками.
– Господи, значит, мне не почудилось!
– Так ты тоже знала? – изумилась Китти.
Дафна взглянула на сестру.
– Мне тогда было восемь лет. Праздновали Новый год, и мы втроем играли в прятки – я, ты и Алекс.
– Да, что-то припоминаю.
– Я спряталась в платяной шкаф в комнате родителей. Там было темно, пахло духами. Наверное, я заснула, потому что меня разбудил чей-то шепот. Я услышала скрип дверных петель, и хотя в спальне был полумрак, увидела… все. В комнате находились двое, и они не просто разговаривали…
– Отец и чужая женщина? Я тоже наблюдала подобную сцену лет десять спустя. – И Китти рассказала сестре, как случайно заметила отца, целующегося в автомобиле с их бывшей соседкой миссис Малколм.
Дафна тряхнула головой.
– Не понимаю. Почему же ты скрывала такое от меня все эти годы?
Китти отвела глаза.
– О том же я могу спросить и тебя.
– Но тебе же было четырнадцать! А я была еще совсем ребенком и не понимала, видела ли я это на самом деле или… или все это мне приснилось.
– Вот-вот, об этом я и говорю. Нас так воспитали. Все, что не соответствует образу идеальной семьи, созданному мамой, – плод больного воображения.
– Так вот почему мама… – Дафна прижала ладонь ко рту.
– Наверное, она все эти сорок лет закрывала глаза на интрижки отца, но ее терпение наконец лопнуло. Вполне возможно, мы никогда не узнаем этого.
– А как же Алекс? Знает ли она?
– Я всегда подозревала, что наша младшенькая знает гораздо больше, чем говорит.
Значит, родители не любили друг друга, а только притворялись нежными, заботливыми супругами?
– Вот в этом и кроется загадка, – задумчиво отозвалась Китти. – Думаю, отец не любил маму по-настоящему.
Голоса репортеров за окном стихли. Ромми шевелил ушами и подергивался, словно гонялся во сне за кошками. На мгновение Китти показалось, что все вернулось на круги своя – кто-то нажал на кнопку и отмотал пленку назад.
Сейчас раздастся мелодичный звон дверного колокольчика, комната кафетерия наполнится посетителями. В кухне будет насвистывать Уилла, а Хизер Роббинс подойдет к Китти и скажет, что приняла решение. «Я поняла, что лучше, чем вы, никто не воспитает моего ребенка».
Мечты Китти прервал резкий телефонный звонок. Телефон не смолкая трезвонил целый день, но последние полчаса молчал, а теперь все началось снова. Китти слушала собственный голос, записанный на автоответчик: «Извините, сейчас я не могу взять трубку. Похороны состоятся в десять часов утра в воскресенье в церкви Эвергрин-Мемориал на Черч-стрит. Церемония прощания сегодня с четырех до шести…»
Час спустя Китти подъехала к церкви с белыми колоннами в неоклассическом стиле, напоминающей особняк времен рабовладельческого Юга. Она боялась этой минуты, хотя и не признавалась в этом себе. И вовсе не потому, что ей предстояло увидеть отца в гробу, а рядом безутешную Алекс, похожую на маску скорби в греческой трагедии. Китти обратилась к Дафне:
– Ни о чем не спрашивай – мне надо уехать ненадолго. Ты не рассердишься, если я не пойду с тобой туда?
Дафна печально улыбнулась:
– Честно говоря, в последний раз я сердилась на тебя в седьмом классе, когда ты без спросу взяла мой магический браслет. А когда ты потеряла нашего песика Скотти, я думала, что никогда тебя не прощу. Но простила. – Она ласково коснулась щеки сестры. – С тобой все будет в порядке?
– Обо мне не беспокойся. – Китти взглянула в окошко автомобиля и увидела несколько женщин в почти одинаковых черных плащах, медленно поднимавшихся по ступенькам церкви. – Это тебе придется принять на себя гнев Алекс. Она на нас здорово разозлилась.
– Потому что мы не рвем на себе одежду и не посыпаем головы пеплом? Я тоже любила отца… но сейчас мой долг – вытащить маму из тюрьмы. И вот еще что: Алекс, наверное, и не задумалась о том, что отцу всегда претила помпезность. – Дафна поежилась. – Церковь, открытый гроб. Господи, о чем она думала, устроив этот мрачный спектакль?
Китти почти пожалела, что сама не занялась похоронами, но в тот момент, подавленная случившимся, даже не помышляла, что сестра устроит из похорон голливудское шоу.
– Она старается сделать как лучше. Так же как мы с тобой. – Китти тяжело вздохнула. У нее не было ни сил, ни желания размышлять о мотивах, побудивших Алекс к этому.
Китти отъехала от церкви и, посмотрев в зеркальце заднего вида, проводила взглядом одинокую фигурку Дафны, стоявшей у входа. Впервые за эти дни она со всей силой ощутила горечь невосполнимой утраты. Отец умер… Господи, он умер! Никто не тронет ее за плечо и не скажет: «Простите, это была ошибка». Это не сон, и ей не вырваться из мрачной реальности.
В памяти Китти всплыла картина из раннего детства: отец подбрасывает ее на руках, она смеется и визжит. Глаза у него голубые, как озера, которые Китти видела из окна самолета, когда они летали навестить Нану. В таких глазах можно утонуть. «Ну, как поживает мой самый рыжий рыжик?» – рокочет знакомый бас, и Китти снова смеется, потому что знает: она его единственный рыжик. Пытаясь увернуться, Китти хохочет, но когда отец внезапно опускает ее на землю, ей кажется, что она только что летала и вдруг упала с небес.
«Неужели тебе было мало нашей любви, папа? Тебе было мало маминой любви? Ты любил этих женщин или же это всего лишь инстинкт охотника?» Китти вдруг поняла, что почти ничего не знает о том, каким отец был на самом деле. Ее затрясло.
Свернув с Локест-авеню, она остановила машину на стоянке недалеко от парикмахерской и пиццерии, немного пришла в себя и двинулась дальше.
Проехав около мили, Китти свернула на Бишоп, пропустив поворот на автостраду. Резкий запах со стороны грибной фабрики ударил ей в нос. Через несколько поворотов Китти увидела небольшой поселок из маленьких домиков, огороженных сеткой.
Солнце только что село, сгущались сумерки. Должно быть, обитатели домов сели ужинать. Следовало позвонить заранее. Хизер может не понравиться, если Китти вдруг появится у нее на пороге без приглашения. Незачем навлекать на себя ее недовольство.
Тем не менее она продолжала поиски дома, сверяясь с адресом, нацарапанным на клочке бумаги неровным детским почерком. «Наверное, так чувствует себя наркоманка», – подумала Китти. Сердце колотится как бешеное, нервы натянуты как струна. Она знает, что делает глупость, что это убьет ее… но ей уже все равно.
Медленно продвигаясь по темной улочке, которую со всех сторон обступили деревья, Китти пыталась разглядеть номера домов на почтовых ящиках, но цифры стерлись от времени.
Наконец она нашла дом Хизер. Он стоял напротив пустующего участка, заросшего бурьяном. Разросшиеся деревья, обветшалый заборчик из штакетника и ржавые качели во дворике указывали на то, что здесь живет семья. Приглядевшись, Китти увидела ухоженный газончик и желтый старенький грузовичок, нагруженный сухими ветками.
К чему приведет ее неожиданный визит? Вечером того дня, когда она пригласила их на ужин, Хизер вела себя дружелюбно, да и Шон оттаял и рассказал о своем приработке – он стриг городские деревья и кустарники – и занятиях в университете. И эту идиллию разрушил звонок Алекс…
Надо бы подождать еще несколько дней – Хизер и сама поймет, что Китти ни в чем не виновата и не имеет никакого отношения к тому, что случилось.
«А вдруг уже ничего не поправить?» – шепнул внутренний голос.
Вздохнув, Китти вышла из автомобиля и медленно двинулась к дому. Но не успела она дойти до крыльца, как из темноты раздался низкий мужской голос:
– Ее нет дома.
На фоне желтого грузовичка Китти заметила силуэт мужчины. Его небрежно-ленивая поза показалась ей знакомой. Огонек сигареты описал неторопливую дугу, отбрасывая отблески на лицо Шона.
– А когда Хизер вернется, не знаете? – спросила Китти с замиранием сердца.
– Это без разницы. Она не хочет вас видеть, – презрительно бросил он.
Но Китти не так-то легко было смутить. В конце концов, по возрасту он вполне мог бы быть ее младшим братом.
– Понимаю, Хизер сейчас нелегко, – сказала она.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40