– Ох, Кэт, да он всегда считал меня такой ответственной и способной. А я оказалась такой дурой!
– Но он же поймет, разве нет?
– Да уж наверное, я это знаю, он не станет брызгать слюной, как моя мать…
Прижав трубку к уху, Ханна разрыдалась. Все было похоже на сцену из тех дурацких фильмов пятидесятых годов, где девочка "попадает в беду" (это всегда так называлось, как будто ее поймали на том, что она списала со шпаргалки на экзамене или попалась на воровстве в магазине) и скорее даст себя отправить на Нюрнбергский процесс, чем признается родителям, что беременна.
Ханна побрела в ванную комнату, соединявшую ее спальню с бывшей комнатой Бена, хотя в то время, когда он учился в колледже, а она только пошла в школу, он там редко бывал. Сейчас, прислушиваясь к шороху и скрипу из комнаты, ставшей теперь кабинетом матери, – Бен что-то двигал – Ханна почувствовала приступ раздражения. И зачем только Бен сюда приходит? Когда мать заставляет его таскаться с ней на приемы и прочее, почему он ее просто не пошлет?
Свободной рукой Ханна потянулась за салфеткой. Но коробка оказалась пустой, и она оторвала клочок туалетной бумаги, которая тут же распалась в руке, только она высморкалась. Она представила себе Кэт, которая растянулась на кровати в своей спальне, и ей захотелось, чтобы ее подруга оказалась рядом. Но не дай Бог, чтобы кто-нибудь, пусть даже ее лучшая подруга, увидел ее сидящей на сиденье унитаза в нелепой ванной комнате, которую мать отделала плиткой розового мрамора с латунными кранами в форме рыб, извергающих водяные струи. С покрытым пятнами и опухшим лицом, с комком туалетной бумаги, прижатым к носу, чтобы из него не текло, она чувствовала себя нищенкой, случайно попавшей в женскую комнату роскошного отеля.
– Послушай, я уверена, что в конце концов все устроится. – В голосе Кэт звучали такие нотки печали и сочувствия к ней, что Ханна почувствовала новый прилив слез, готовых пролиться через край. – Если тебе понадобится что-нибудь… вообще что-нибудь, то я – здесь, с тобой.
– Спасибо, но в данный момент мне поможет только чудо.
– Если Кон тебя как-нибудь обидит, я с удовольствием дам ему пинка под зад.
– Я совсем не виню Кона, – ответила Ханна. – Он меня вовсе не принуждал под дулом пистолета. И все же, – она почувствовала, как слабенькая улыбка появилась на ее лице, – спасибо.
– Послушай, Ханна, мне пора идти. – Голос Кэт опять стал едва слышным. – Стража опять у дверей. Я не хочу, чтобы они услышали что-нибудь.
– Конечно. Попозже?
– Попозже.
Положив трубку, Ханна склонилась над раковиной, чтобы сполоснуть лицо холодной водой, и вдруг ощутила резкий спазм, но не там, где ему следовало бы появиться перед месячными, а гораздо выше, в желудке, похожий на колотье в боку от быстрого бега. Она сделала судорожный вздох и схватилась за холодный край мраморной столешницы, ожидая, когда спазм пройдет.
За шумом текущей воды и из-за своего громкого дыхания она не услышала звук тихонько притворенной двери в бывшей спальне Бенджамина.
К субботе месячные у Ханны так и не начались, и она всерьез забеспокоилась. Чтобы отвлечься, она занялась сочинением, которое предстояло отправить в Йель. Ханна решила написать о детях Инвудской школы, с которыми она занималась в прошлом году после окончания своей учебы. Потом она вдруг вспомнила о сумме взноса, который следовало отправить вместе с заявлением. Просить деньги у матери не имело смысла, поскольку та давно дала понять, что расходы на обучение должен нести отец.
Ханна позвонила на квартиру Грейс, где отец обычно проводил время по выходным. Удача! Подошел к телефону Крис и сказал, что Джек принимает душ.
– Скажи ему, что я сейчас приеду, – сказала она. Но когда она вошла в квартиру, там не оказалось ни отца, ни Грейс. Крис сидел, сгорбившись, у монитора своего компьютера.
– Привет, – сказал он ей, не поднимая головы.
Ханна узнала игру, которой он увлекся – "Сим сити", – где вы строите целый иллюзорный город с помощью графических средств, а потом планируете, как им управлять. У Криса это здорово получалось.
– Где мой отец? – спросила она, начиная раздражаться. – Ты не сказал ему, что я еду?
То, что она оказалась в квартире Грейс в ее отсутствие, было неприятно. Ханне захотелось тут же выбросить ключ, который дала ей Грейс. Она никоим образом не хотела чувствовать себя здесь своей.
Крис с глуповатым видом бросил на нее взгляд и пожал плечами:
– Извини, я забыл.
Ханне пришлось прикусить зубами внутреннюю сторону щеки, чтобы не накричать не него.
– Он ушел несколько минут назад, – продолжал Крис. – А мама пошла кое-что купить у "Бальдуччи".
Она совсем сбилась с ног из-за того, что моя бабушка приезжает нас навестить… Хотя Нана и останавливается у моего отца. Мама планирует обед в среду. Судя по тому, как она себя ведет, можно подумать, что это будет Тайная Вечеря.
Крис повернулся к ней, и в пещерной темноте комнаты его глаза светились, будто в них сохранился свет экрана монитора. Он напомнил ей енота, напуганного вспышкой фонаря.
Ханна огляделась. Боже, и как это люди могут жить в таких условиях? Серый свет проникал сквозь приоткрытые жалюзи и освещал неубранную постель, стул и туалетный столик, заваленные хламом – грязной одеждой, стопками комиксов, пустых банок из-под «Спрайта». Тут были и запыленный велосипедный шлем, наушники для «уокмэна» посреди кучи кассет.
В других обстоятельствах она не заметила бы всего этого или не обратила бы внимания, но сейчас все ее раздражало. Крис, похоже, хотел поговорить, но ее совсем не прельщала перспектива оказаться втянутой в игру в роли старшей сестры. Она уже собиралась повернуться и уйти, но унылое выражение на лице Криса почему-то удержало ее.
Ему очень одиноко, подумала она. Ее поразило, что Крис в этом смысле похож на нее – отталкивает от себя людей и в то же время надеется, что все равно будет им нравиться.
– Ты ладишь со своей бабушкой? – спросила она, найдя свободный краешек на его постели, чтобы присесть.
Он пожал плечами, но выражение его глаз стало мягче.
– В общем, да. Она ко мне относится совсем не так, как мама. Но сейчас она ведет себя так, словно я сирота какой-то. – Он отвел взгляд. – Вроде того, что когда я приезжаю к ней, то она распаковывает мой чемодан и начинает перестирывать все перед тем, как разложить вещи в шкафы. Она, наверное считает, что мама не занимается стиркой.
– Слушай, это мне знакомо. Моя бабушка все еще изводит меня тем, что заставляет чистить зубы.
– С Наной нет никаких проблем, а вот с мамой и папой… – Его голос затих, а потом вдруг снова возник с неожиданной страстностью. – Развод – такая гадость.
– Да, конечно, наряду с кислотными дождями и дефолиацией тропических лесов…
"И тем, что я беременна".
Когда он снова поднял голову, она заметила блеск слез у него в глазах.
– Ханна, можно я тебе что-то скажу?
– Конечно.
– Мой отец хочет, чтобы я жил с ним.
– А что в этом нового? Это называется "растянутый и четвертованный". В средние века была такая пытка. А в наши дни это называют "совместной опекой".
– Нет, он хочет, чтобы я переехал к нему. Насовсем.
– А твоя мама знает?
Она произнесла это почти шепотом, хотя поблизости никого не было.
Крис покачал головой, а выражение его лица стало совсем несчастным.
Ханне даже стало нехорошо. Что будет, подумала она с любопытством, если завтра утром, за завтраком, я как бы между прочим объявлю матери, что переезжаю жить к отцу?
Вдруг так же неожиданно и болезненно, как если бы с раны сорвали пластырь, она поняла, что ее матери скорее всего это было бы безразлично. Ну, конечно же, она достала бы коробку салфеток, изобразила бы рыдания, потом перешла бы к обвинениям, возлагая на дочь всю вину, причитая, что все, кто был ей дорог, вытирают об нее ноги… Но истина состояла в том, что мама так погружена в поиски антиквариата и обоев, да еще выходами на бесконечные благотворительные сборища, что в конце концов не станет беспокоиться так, как Грейс, если бы речь шла о Крисе.
– А чего ты сам хочешь? – спросила она его. – Представь, если бы решения могли принимать мы, дети, чего никогда не бывает.
– Не знаю. – Позади него компьютер издал звук, похожий на писк загнанной в угол мыши. В полутьме экран светился, как огромный фосфоресцирующий глаз. – Чего бы я сам хотел, не произойдет никогда, так что это не важно.
– Ты хочешь, чтобы твои мама и папа снова были вместе?
– Вроде того.
В его голосе прозвучало смущение, как у ребенка, который понимает, что уже вырос, чтобы верить в Санта-Клауса, и все равно верит.
– Знаешь, что я думаю? – Ханна удивилась тому, что ее собственные страдания как бы притупились. – Мне кажется, что ты не должен принимать решение, если не уверен.
– Но если я скажу отцу, что не хочу жить у него, то ведь он подумает, что я так решил из-за того, что мама мне ближе, чем он.
– А твоя мама – что она подумает?
Крис ничего не сказал и уставился на грязный верх своих кроссовок "рибок".
Воцарилась давящая и неловкая тишина. Странно, но Ханна жалела Грейс. С той ночи в хижине, когда Грейс подарила ей куртку – которую Ханна почти не снимала с тех пор, – ее отношение к Грейс стало казаться ей запутанным еще больше, чем когда-либо.
Она встала, подошла к Крису и положила руку ему на плечо. Ей нечего было сказать такого, от чего ему стало бы легче. Быть может, ему просто нужно знать, что его кто-то поддерживает.
Кто-то, кто точно знает, каково ему.
Ханна уже влезала в свою кожаную куртку, когда Грейс появилась на пороге. Сердце Ханны упало, но вдруг ее осенила странная мысль. А что, если рассказать Грейс, что она забеременела?
Грейс, конечно же, не расстроится и головы не потеряет, но в любом случае мнение Грейс о ней хуже уже не станет.
– Ханна, какая неожиданность!
Короткие до подбородка волосы Грейс были всклокочены ветром, а лицо раскраснелось от холода.
Грейс прошла мимо, нагруженная сумками с покупками, обдав Ханну холодом. Руки Ханны покрылись гусиной кожей. Грейс с глухим стуком выкладывала покупки на стойку в кухне.
Так что, сказать ей? Пока хватает смелости?
Да, но если она использует это признание мне во вред? Если б у меня было что-нибудь против нее, я бы этим воспользовалась.
Осознав, что, по всей вероятности, она бы так и поступила, Ханна почувствовала себя еще хуже.
– Я… уже… Я уже собралась уходить. – Ханна заикалась, чувствуя себя неловкой и смущенной.
– Ну что ж, тогда не стану тебя задерживать.
По голосу Грейс не чувствовалось, что она расстроена, скорее, в ее словах прозвучало облегчение или что-то вроде этого. Удивительно, но Ханна испытала некоторое разочарование. Она даже почувствовала себя как бы отвергнутой.
– Может, помочь тебе сначала все это выгрузить? Я не очень спешу.
Слова вырвались помимо воли, и Ханна почувствовала, как дернулась ее голова, как это бывало, когда в метро к ней вдруг обращался кто-нибудь совершенно незнакомый. Она предложила Грейс свою помощь?!
Грейс тоже удивилась, и Ханна это заметила. Грейс смотрела на Ханну через стойку рабочего стола и крутила связку ключей на пальце. Их звон отвлекал обеих от неожиданного предложения Ханны.
– Конечно, – сказала Грейс радостно. – Работа найдется и для помощницы. Покупок не так уж и много, но на кучу денег, которую я истратила, можно было бы купить целый грузовик еды. Обычно я туда не хожу, но моя мать приедет к нам на обед и… – она состроила гримаску, – ну, ты сама понимаешь.
Ханна слушала ее воркование и вместо того, чтобы начать раздражаться, как это обычно бывало, почувствовала себя увереннее. Трескотня Грейс служила ей течением, по которому она могла плыть в океане недоброжелательности, всегда возникавшей между ними. Она вынимала из фирменных пакетов консервы, банки и пластиковые коробки и укладывала их на полки холодильника или в поддон.
– Похоже, что ты затеяла что-то действительно фантастическое.
Она вспомнила об обеде, на который они все собрались здесь и когда ее вырвало на пол в ванной, и тут же подумала, что лучше было бы помолчать.
– Можно назвать это и так, – откликнулась Грейс, стоя на цыпочках, чтобы найти на забитой до отказа полке место для еще одной коробки. – Хотя лучше сказать: ритуальное жертвоприношение человека. Видишь ли, есть вещи, из которых невозможно вырасти, как из платья. – Она бросила на Ханну взгляд через плечо. – Родители относятся к их числу.
– Да, я знаю, – сказала Ханна и натянуто улыбнулась.
И почему я с ней соглашаюсь? – удивлялась Ханна. Все усложнялось. Сначала это сближение с Крисом, а теперь и…
Я просто ей помогаю, а это совсем не означает всеобщий мир во всем мире, быстро напомнила она себе.
Когда гора продуктов оказалась убранной и разложенной по местам, Грейс ловко взобралась на один из стульев бара лицом к кухонной стойке, обдав Ханну взглядом, полным такого любопытства, что та почувствовала себя неловко. Словно обнаженной. Ханна бросила взгляд на коридор, надеясь, что Крису надоест его компьютер и он выручит ее, вернее – спасет.
Спасет от чего? – спросила она себя. От глупого желания выплеснуть все, что накопилось на душе, тому, кто скорее всего меня ненавидит?
– Спасибо за помощь. Но мне не хотелось бы тебя задерживать, – сказала Грейс, предоставляя Ханне отличный повод, чтобы скрыться. – Я скажу твоему папе, что ты его искала.
Никаких вежливых расспросов о школе или о комитете "Зеленая Земля", где Ханна председательствовала, никаких намеков на то, что следующим летом они могли бы хорошо провести время, о поездках, которые они могли бы совершить. Грейс от нее просто вежливо избавлялась.
И не только сегодня, наконец сообразила Ханна. С тех пор, как они провели ту неделю за городом, Грейс была не более чем приятно учтива, не принуждая Ханну делать что-либо или не делать чего-то и не спрашивая ни о чем… Ханна, подумав об этом, осталась довольна, но, с другой стороны, чувствовала, что что-то не так.
– Грейс? – Ханна опустилась на стул, вдруг почувствовав себя слишком усталой, чтобы встать и уйти.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61