Возбужденный бессоницей и алкоголем, Генри собрался бросить в лицо брату немало резких слов и обвинений, но вовремя остановился. Не хотелось думать, что его отношения с Люсьеном навсегда испорчены, что брат обманывает его и желает ему зла.
Люк ничего не ответил. Он еще немного полюбовался на портрет проститутки из салуна, словно слова Генри его не касались, затем захлопнул альбом и вернул брату. На лице Люсьена появилась презрительная гримаса. Он сел в кресло напротив камина, вытащил из кармана пакет и бросил на стол.
– Ты так и не посмотрел…
– Я не стану откликаться на это объявление, Люк.
Люсьен откинул голову на спинку кресла и сложил руки на груди.
– Ты уже откликнулся на него, Генри, – бесстрастно произнес он. – Ваша свадьба состоялась две недели назад.
Генри не выдержал, подошел к столу и начал просматривать документы. Его внимание привлекло брачное свидетельство с его подписью, нацарапанной внизу листа.
– Это розыгрыш, Люк?
Братья любили разыгрывать друг друга еще в детстве, соревнуясь в изобретательности.
– Нет, не розыгрыш, – ответил Люсьен. – Заключение заранее условленного брачного союза – древняя благородная традиция. Если молодожены подходят друг другу как нельзя лучше, это даже выгоднее, чем брак по расчету.
– Как это подходят? – Генри уже не чувствовал гнева – его пересилило удивление. – Я не имею понятия о невесте, я не присутствовал на церемонии…
– У священника могут возникнуть сомнения. Но он видел тебя… и вот твоя подпись, не так ли? – Люк улыбнулся. – После нескольких лет разлуки я не забыл твой почерк.
– Ты сошел с ума!
– Успокойся, Генри! У меня нет сил с тобой спорить.
– Конечно, нет! Даже Богу после шести дней творения был необходим отдых. А ты устраивал все это целый месяц, если не больше…
Генри снова перечитал свидетельство. Имя жены было Речел Пэрриш. Вернее, теперь – Речел Эшфорд. Можно представить, что это за женщина, если она дает брачные объявления…
– Она незаурядная женщина, Генри, – произнес Люк, словно читая мысли брата. – Оригинальная, я бы сказал. Эшфордам необходима свежая кровь.
Генри бросил бумаги на стол. Душу его словно сковал ледяной холод. Слишком сильный, чтобы злиться.
– Ты давал клятвы, Люк. Тебе и выполнять обещанное.
– Нет, Генри! Эта честь будет предоставлена тебе.
На этот раз в голосе Люка прозвучали твердые нотки, столь знакомые Генри. Сколько раз так же с ним говорил отец, давая понять, что возражения бесполезны.
– Повторяю, Люк: я не давал никаких клятв! Но тотчас воскресил в памяти одно обещание, данное Люку четырнадцать лет назад. С тех пор, как брат завладел титулом, Генри почти не вспоминал о нем. Неужели Люсьен имеет в виду именно это?
– Если мне не изменяет память, ты тогда кивнул головой. Но, в любом случае, ты таким образом обещал сделать то, что не смогу сделать я.
– Что ты не смог бы тогда сделать – это ты хочешь сказать?
– Фэрли нужен наследник, и этот вопрос, надеюсь, тебе не безразличен. Ты согласился стать отцом одного…
– Черт побери, Люк, мне тогда было восемнадцать, а ты умирал! Мне нужно было что-нибудь сказать, чтобы утешить тебя.
– Что из этого? – спросил Люсьен, подняв брови и глядя на Генри.
– Но ты выжил, Люк!
– Это не меняет сути твоего обещания. По крайней мере, мы не ставили никаких условий.
Генри внимательно взглянул на брата, на его широкие плечи, на смуглое лицо, которое когда-то было совсем бледным и худым. Сейчас Люк ничем не напоминал того юношу, который страдал болезнью легких, с трудом дышал и одно время находился между жизнью и смертью. Генри, сколько себя помнил, впервые видел брата вполне здоровым и, казалось, надолго простившимся со всеми недугами.
– Здешний климат удивительно благоприятен для твоего самочувствия. Ты можешь иметь собственных сыновей.
– С риском передать хроническую болезнь невинному ребенку? Нет, я не стану жениться и заводить детей. И я не могу оставаться здесь вечно, когда-нибудь нужно будет возвращаться в Англию.
– Я не знал, что тебя так беспокоят мысли о смерти, Люк.
– Наоборот. Если бы я думал об этом, то давно бы умер. Но я не думаю, а наслаждаюсь тем, что у меня есть.
– А то, чего у тебя нет, ты пытаешься получить, играя моей жизнью? – Генри налил себе вторую рюмку бренди и залпом осушил ее. – Даже наследника рода Фэрли? Пусть наша фамилия умрет, Люк. Она этого заслуживает.
– Нет, – возразил Люсьен. – То, чего она заслуживает, зависит от деяний, которые мы совершаем под этой фамилией. У меня и у тебя, Генри, есть возможность повернуть все плохое в хорошую сторону. Нам будет чем гордиться.
– Значит, ты заставляешь меня сдержать обещание, которое больше всего напоминает минутный каприз?
Генри заставил себя произнести эту фразу беспечно и насмешливо. Но тут же почувствовал тупую боль в затылке и тяжесть в голове. Слишком многое связывало его и Люка: детство, проведенное вместе, семейные традиции, доверие и любовь, которые даже сейчас невозможно было отрицать.
Эта связь казалась Генри одновременно благословением и проклятием. Люк покачал головой:
– Это было искреннее обещание.
– Нет, Люк. Я не соглашусь – даже ради тебя.
– Не ради меня… Ты это сделаешь ради себя. Генри усмехнулся и зашагал по комнате. Ему хотелось крикнуть: «На этот раз ты не обманешь меня!». Он очень сомневался, что Люк решил затеять все только во имя счастья брата. Генри казалось, что против него замышляется какое-то неслыханное предательство. Он научился сопротивляться воле отца, но не знал, каким образом бороться с братом. Это пугало. Он боялся, что, сражаясь с Люком, вдруг обнаружит, что воюет с самим собой.
– А если я откажусь? Что тогда? Говори, Люк, и перестанем ломать комедию!
– Очень хорошо, Генри, – Люсьен поднялся, сделал несколько ленивых шагов до кровати и сел на ее край. – Или ты соглашаешься с этой женитьбой, или теряешь право на наследство. Твое имущество будет в моих руках, пока я не решу, что ты можешь им распоряжаться.
– И как ты собираешься это осуществить? Не забывай, что я тоже знаю твой почерк. Я могу сыграть роль графа Фэрли так же легко, как ты сыграл мою.
– Можешь попробовать, Генри. Но сейчас, в твоем положении, у тебя ничего не выйдет – слишком велики расходы. Твой гардероб чересчур беден для такого маскарада. Кстати, сегодня я не терял время даром и позаботился о том, чтобы все торговцы и хозяева лавок в Шайенне знали о твоем существовании и твоей бедности. Все мои счета оплачены и закрыты.
Внезапно Люсьен неуклюже упал спиной на кровать, и тело его затряслось от приступа кашля. Генри мог бы обвинить Люка в притворстве, если бы сам не почувствовал слабые спазмы в груди и горле, бессилие и недовольство проигравшего неудачника.
Генри наполнил рюмку Люсьена и протянул ему.
– Ты очень устал, – пробормотал он, словно разговаривая сам с собой. – А раз так, я не могу с тобой спорить.
Медленно выпив бренди, Люк растянулся на кровати:
– В таком случае, я действительно устал и чувствую себя неважно.
Положив под голову вторую подушку, он лег, скрестив ноги. Генри скривил губы:
– После виски «Ред Дог» ты всегда валишься на кровать в ботинках. Наверное, сегодня объездил в экипаже весь штат? Лучше бы пересел на коня. Тебе пошли бы ковбойские штаны и красный платок вокруг шеи.
– Я ездил в фургоне, если тебя это интересует. К тому же большинство мужчин здесь носят черные шелковые платки: ими закрывают рот от пыли.
– А ты предпочитаешь черный шелковый костюм? Даже тряска в фургоне не выбьет из тебя аристократа.
– Я совершаю поездки не для того, чтобы красоваться. Твоей жене нужны кое-какие товары, которые она не смогла приобрести в Форт-Феттермане. Я, то есть ты, убедил ее, что лучше делать покупки в Шайенне. Твоя жена больше думает о том, как выжить в этом мире, чем о том, как заполучить в мужья аристократа.
Твоя жена. Выжить. Эти слова эхом прозвучали в сознании Генри. Речел Пэрриш на минуту превратилась из мифического воображаемого врага в реальное слабое существо.
– Люк, скажи мне, наконец, где моя жена?
– Ты поселил ее в гостинице «Интер Оушн», где она сейчас отдыхает. Между прочим, я велел подать ей завтра в номер ланч на троих. Там ты меня ей и представишь.
– Очень мило с моей стороны! Скажи, я уже вступал в супружеские отношения со своей женой?
– Конечно, нет! Улажена только формальная сторона дела. Ты достаточно благороден, чтобы раньше времени не позволять себе вольности с такой порядочной девушкой, как Речел.
Генри сел в ближайшее к кровати кресло и посмотрел на Люка:
– Что я вообще знаю об этой… Речел Пэрриш?
– Эшфорд, Речел Эшфорд, – поправил Люк. – Тебя заинтересовало ее объявление. Ты начал расспрашивать о ней. Услышал много разговоров, которые, как это часто бывает, представили Речел в весьма выгодном свете. Две недели назад ты разыскал ее, обедал с ней в Форт-Феттермане, на следующий день женился, и затем вы отправились назад в Шайенн. Мистер и миссис Генри Эшфорд приехали сюда два дня назад. Это ты помнишь?
Генри закрыл глаза и потер виски:
– Память мне изменяет, Люк! Освежи ее.
– Ты восхищен красотой и смелостью Речел. Все это возбуждает в тебе страсть…
– Страсть… – процедил Генри сквозь зубы. – К женщине, которая посылает брачные объявления в газету и продает себя? Или у тебя, Люк, свое мнение на этот счет?
– Молодые англичанки, красивые и респектабельные, тоже часто продаются за титул или имя.
– И кто она? Дочь фермера?
– Она, как сказано в объявлении, владелица фермы. Сирота, у которой на редкость хорошая и правильная речь. – Люк закрыл глаза и добавил: – Одевается со вкусом и источает аромат…
– …Лаванды, – опередил его Генри.
Люк открыл глаза и внимательно посмотрел на Генри.
– Да, лаванды, – сказал он. – Надеюсь, у Речел не возникнет дурных предчувствий, когда ты представишь ее своему брату, которого еще немного любишь.
– Слабость, которую я не могу побороть, – проворчал Генри.
Люк всегда был его слабостью и тем самым подчинял его своей воле. Эти два чувства слились воедино, и Генри никогда не мог отделить одно от другого. Он схватил со стола лежавший поверх других бумаг документ и со злостью скомкал, будто хотел смять и уничтожить его содержание. Генри понимал, что выдержка изменяет ему, но даже не пытался взять себя в руки. Пусть Люсьен видит, что брату не нужна его забота, которая очень напоминает самое обыкновенное предательство.
Выпив бренди, Люсьен выронил рюмку на пол и вскоре захрапел. Генри посмотрел в свою рюмку – там еще оставалось пару глотков. Он поднял ее и тихо произнес тост: «За братьев Эшфорд, за две тени одной души».
Но пить не стал. Он поставил рюмку на стол и расправил смятый лист бумаги – документ, который отныне предопределял его судьбу. И не только его… Длинная ночь подходила к концу, и у Генри от бессонницы и выпитого все плыло перед глазами.
Сквозь шторы начали пробиваться первые лучи солнца. Генри сидел, развалившись в кресле, откинув голову на спинку и глядя, как в камине медленно угасает огонь. На полу валялись документы. Генри пытался их прочесть, но понял только, что он «пьян как боров», как выражались в этом первобытном городе. На столе осталась лежать смятая бумажка с условиями брачного контракта. Генри пробежал глазами текст и бросил листок себе под ноги.
Люк все продумал и рассчитал: выплата денежного содержания в течение пяти лет совместной жизни с Речел Пэрриш, разрешение на пользование наследством по окончании срока, временное проживание в местечке под названием Биг-Хорн Бэйсин и утешение в постели с безродной, но желанной супругой.
Итак, у Генри отныне нет собственных денег, нет будущего, кроме того, которое определил ему Люк, нет выбора, и остается только принять то, что ему предлагают. Принять сейчас, а дальше видно будет…
* * *
Прозвучал ружейный выстрел – первый за этот день. Жизнь здесь начиналась с раннего утра и заканчивалась за полночь, словно жители боялись, что их время остановится очень скоро и без предупреждения.
Люк проснулся – как всегда, быстро и окончательно – и встал с кровати. Одежда была смята, он так и спал в ботинках. Люк снял рубашку и начал умываться водой из кувшина.
– Генри, позвони слуге!
– Твое желание – приказ для меня, – ответил тот, поднялся и, контролируя каждое движение, осторожно дернул шнур звонка.
– Именно так, – произнес Люсьен, не переставая намыливать лицо.
– Будь осторожен в своих желаниях, Люк! Они могут вернуться и преследовать тебя, как призраки.
– Довольно, Генри! Если ты решил меня ненавидеть, делай это молча.
Генри отвернулся и засунул руки в карманы. Ненависть… Сейчас ее дух, казалось, витал между ними в комнате, как проклятье, нависшее над семьей. Генри ждал, что это чувство когда-нибудь приобретет реальные очертания, выйдет наружу и повлечет за собой роковые последствия. Но она пряталась где-то глубоко, и вместо нее Генри ощущал лишь тупую боль в груди, пустоту и одиночество.
Ненавидеть? Если бы так… Но даже сейчас Генри не смог бы объявить Люку многолетнюю войну нравственных принципов. Ненавидеть брата означало разрушить все, что еще остается в этом мире истинным и добродетельным. Бросить обвинение самой природе. Уж лучше ненавидеть поступки Люка и его доброту, которая почему-то превращала Генри в тень человека.
– У меня нет выбора, Генри.
Тот очнулся. Голос Люсьена, казалось, звучал из другого мира.
– Ты мог бы отдать мне то, что по праву является моим. Моим, Люк! Я достаточно терпел для этого.
Бросив бритву в таз с водой, Люсьен взял полотенце и начал мягкими движениями промокать щеки и подбородок.
– В том-то и дело, Генри, что ты слишком много перенес. Ты забыл, что такое «нормальная жизнь».
– Я еще не потерял память. Я, например, помню, как меня приравняли к племенным быкам со скотного двора Эшфордов.
– Если ты читал документы, Генри, то заметил, что контракт только на пять лет. Дальше – если ты сам этого захочешь. По окончании срока можешь делать, что угодно. А пока будешь тихо жить на ферме и обеспечишь роду Фэрли наследника.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35