Акции сайт Wodolei.ru
Вскоре она услышала звук шагов мужа в коридоре. Наверное, он выносил все на крыльцо или во двор, желая покинуть ее как можно скорее.
Она считала, что поступила правильно. Сделала единственно верный шаг, чтобы спасти себя и Мужа от взаимного уничтожения. Она не могла ничего дать Генри. Ничего, кроме единственной вещи, на которую была способна только дочь проститутки. Но теперь и это осталось в прошлом.
– Речел! – раздался крик во дворе дома. Она неохотно подошла к окну, боясь сейчас услышать от Генри любые слова. Но во дворе горел большой костер, умело разведенный мужем.
– Речел Пэрриш! Посмотри, что ты наделала! Генри поднял с земли портрет сумасшедшей женщины, а затем швырнул в костер. Выбрал из груды картин еще одну и показал Речел в окно – портрет мальчика, лежащего на спине под проституткой: его глаза были закрыты, чтобы не видеть ужас насилия, рот искажен в беззвучном крике. В углу был изображен мужчина, стоявший с самодовольной улыбкой.
– Это мои кошмары, Речел!
Одно за другим Генри показывал полотна жене и бросал в огонь. Подошла очередь того, кого Речел ненавидела больше всего – человека с двумя лицами. Когда-то Генри выкинул эту картину за окно, и она осталась гнить среди цветов. Теперь он недолго подержал ее в руках и отправил в огонь.
– Ты видишь, Речел? Это ты уничтожила всех моих демонов. Они больше не могут пожирать человека, познавшего, что такое очищение от грехов. Я принадлежу себе! Только ты можешь уничтожить меня.
Он поднял другой портрет – полуобнаженной Речел, поглаживающей грудь, раскрывшей губы в беззвучной мольбе… и с мертвенной пустотой вместо глаз.
– Это тоже стало Моим ужасом, Речел. Твоя красота сделалась мне ненавистна, когда ты начала умолять меня. Я ненавидел ее еще сильнее, потому что ты была готова довольствоваться столь малым. Это не имело смысла без любви, без понимания, без прощения… – Он бросил картину в огонь. – Мы заслужили большего, Речел!
Наконец, он взял последнюю, написанную совсем недавно, и поднял над головой. И с этого холста тоже смотрела Речел – в нарядном платье и элегантной шляпке, той самой, что Генри подарил ей. И ее глаза, ее глаза, были огромными, распахнутыми, полными любви и искренности. Перед Речел стоял Генри, протягивая к ней руку, касаясь ее пальцев.
– Это моя мечта, Речел! – он кричал так громко, словно хотел, чтобы услышал весь мир. – Обещание жизни, надежды и свободы. Ты сама, Речел, твое сердце, твоя душа – в обмен на мою. Только такая сделка… Речел! Мне сжечь мою мечту?
Она бросилась к двери, оттолкнула ее и уже в окне гостиной увидела, как огонь вот-вот коснется угла картины.
– Ответь, черт возьми! – кричал он, глядя в окно ее спальни. – Мне сжечь ее?
– Генри… – Речел пыталась кричать, но ее голос ослаб. Она спустилась по ступенькам крыльца, держась за перила, и подбежала к мужу. – Генри… нет!
Языки пламени лишь успели несколько раз лизнуть углы картины, уже отправленной в огонь. Речел выхватила ее и бросила на снег. Генри, не шевелясь, глядел на жену. Глаза его наполнились слезами: Речел, наконец, признала в нем человека, которого любила, который дарил тепло и сочувствие слабым и беззащитным, хотя его самого преследовали мрачные и бездушные демоны.
Речел взяла его лицо в ладони и посмотрела ему в глаза:
– Генри, не сжигай эту картину! Это не только твоя мечта, но и моя.
Он укрыл плечи жены полами своего пальто и положил подбородок ей на макушку. Их согревало не только тепло объятий, но и жар костра, в котором горели картины.
– Значит, мы оба свободны, – произнес Генри.
– Да, если ты скажешь, зачем подарил мне эту шляпку…
Генри удивленно заморгал:
– Это был просто подарок! Единственный подарок, который я тебе сделал и до которого ты даже не дотронулась…
– Значит, только подарок?
– А чем это еще могло быть?
Речел закусила губу:
– Плата… за ночь в гостинице…
– О, Господи! – Генри взял ее за плечи и слегка встряхнул. – Ты же хотела ее иметь! Я видел, как ты гладила стекло витрины, и представлял, как будешь ее носить… как здесь… – Он указал на картину и улыбнулся: – А твоя проклятая соломенная шляпка все время лезла полями мне в глаза!
Речел засмеялась сквозь слезы. Подарок… Просто подарок.
– Я об этом не подумала. Мне… никогда раньше не делали подарков.
Генри засунул руку во внутренний карман пальто, что-то вынул и спрятал в сжатых пальцах.
– Ты любишь меня, Речел?
– Люблю.
– Без страха? Без сомнений и сожаления?
– Можно бояться любви, но сама она не знает ни страха, ни сомнений, ни сожаления. Она просто есть, хотим мы этого или нет.
– А ты хочешь ее? Ты хочешь меня?
– Да.
Генри вздохнул:
– У меня есть одна вещь, которая по праву принадлежит тебе.
Он раскрыл ладонь и показал жене золотой перстень с рубинами и бриллиантами.
– Когда я впервые его увидела, – призналась Речел, – мне показалось, что на нем капли слез и крови.
– Мы пролили достаточно и того, и другого, Речел… Ты примешь этот подарок? Будешь его носить – ведь он предназначен для этого?
– Буду носить… Генри, давай пойдем домой!
– Зачем? – он поднял голову: некоторые жители Промиса вышли из домов и теперь смотрели на него и Речел. На противоположном конце улицы на крыльце хижины одиноко стояла Роза и тоже глядела в их сторону. – Ах, да! Людям скучно. Пусть они немного развлекутся.
Генри обнял жену и почувствовал, что его чем-то ткнули в живот. Он нахмурился и отступил назад.
– Что за чертовщина? – спросил он, глядя на живот Речел.
– Это… наш ребенок толкается.
Генри до сих пор думал о ребенке только в связи со здоровьем Речел. Ребенок был ее надеждой и его проклятием, ведь во многом именно из-за него Люк заставил Генри жениться на Речел.
– Это будет девочка, – насмешливо предположил он. – Она уже пытается дать отпор любому мужчине, который подходит близко.
Они вошли в дом и возобновили разговор в гостиной.
– У тебя, правда, будет девочка? – поинтересовался Генри.
– Это мой секрет…
– Больше никаких секретов, Речел! Они все портят.
– Как ты испортил меня. Я не хотела влюбляться, не хотела получать удовольствие от прикосновений мужчины или ждать его одобрения по каждому поводу.
– Похоже, миссис Эшфорд, наша сделка имела серьезные последствия: я вас испортил, а вы меня очистили от грехов?
– Я тоже очистилась от грехов.
– Ты не нуждалась ни в каком очищении, Речел! Я помню, как ты сказала доктору, что Бенни не выбирал свою мать-проститутку. Ты была права. Ведь ты тоже не выбирала свою мать.
Они стояли лицом к лицу, муж и жена, научившиеся прощать друг друга, познавшие горькую истину, что уважение неотделимо от правды и что любовь – роскошь, которой нужно дорожить.
Генри обнимал жену, целовал уголки ее губ и улыбался искренней улыбкой, без тени разъедающих душу мрачных сомнений. Улыбкой, заставлявшей блестеть его глаза и означавшей безмолвную клятву, которая была дороже тысячи произнесенных слов.
ЭПИЛОГ
Весна 1887 года
Всю зиму стояли адские холода, и даже когда наступила оттепель, снег еще долго не хотел таять. Оставаясь в своей хижине, Роза уже не находила успокоения в одиночестве и жалела, что не переселилась к Клетусу и Рэйн. От скуки ее спас Генри.
В начале февраля он постучал в ее дверь. Губы его посинели от холода, а брови и ресницы покрылись инеем. Когда Роза открыла, он торопливо проговорил:
– Поторопись, а то лошадь замерзнет!
– Куда я должна торопиться?
Роза выглянула на улицу и увидела рабочую лошадь, запряженную в старые сани.
– Скоро родится ребенок. Ты нужна Речел.
– Твои слова или ее, Хэнк?
– Она звала тебя. Она боится.
– Ого! Ты тоже боишься, Хэнк?
– Еще бы, – ответил он. – Сама пойдешь или тебя привести силой?
Генри помог ей собрать и вынести все необходимое. Затем, увидев, что Роза еще копается в прихожей, без церемоний взял ее в охапку и попросту швырнул на дно саней.
– А почему ты боишься, Хэнк? – продолжала допрашивать Роза, когда они тронулись.
Генри обернулся и впервые внимательно посмотрел ей в глаза:
– Я боюсь, потому что Речел боится.
Розе понравился его ответ. Она поняла, что Генри нужна Речел и что он готов признать это даже перед ней.
* * *
К тому времени, когда Лидия Грэйс Элизабет Феникс Эшфорд появилась на свет и закричала, Генри уже давно был пьян и с трудом мог произнести до конца длинное имя своей дочери. Роза не понимала, зачем эти сумасшедшие англичане нарекают своих детей такими громоздкими именами. И все же ей нравилось, что дочь Речел названа в честь Феникса, а также в честь Лидди, Грэйс и матери Генри. Главное, что девочка будет носить фамилию отца… что у нее вообще есть отец, который ее не покинет.
В начале марта, когда, наконец, прекратились морозы и когда Лидии исполнился ровно месяц, жители Промиса решили устроить вечеринку в ее честь. Роза вышла на крыльцо своей хижины и услышала звуки скрипки и гитары. Мужчины нестройной, но веселой толпой поднимались на холм к дому Речел и Генри. Некоторые несли корзины с провизией и вином.
Роза поспешила вслед за ними. Неожиданно ее догнал элегантно одетый мужчина. Но Розу смутила не его одежда, а его поразительное сходство с Генри.
– Могу я проводить вас, мэм? – спросил он.
Не зная, что и сказать, Роза приняла предложенную руку. Чтобы избежать расспросов, незнакомец начал сам рассказывать о себе, пока они шли по единственной улице Промиса.
Люсьен Эшфорд, граф Фэрли, приехал поздравить брата и сделать ему подарок в честь рождения дочери: следом, по его словам, перегоняли стадо племенных коров, которые должны прибыть в Промис через два дня.
Роза не переставала удивляться: она никогда не слыхала о том, что подарком могут быть… коровы. Люсьен пожаловался, что скотовода из него не получилось и все попытки заняться этим прибыльным делом принесли ему только убытки.
– А Речел и Генри хорошо поладили, – сказал он дружески.
– Вам лучше знать, – заметила Роза.
– Мне?
– Речел говорила, что между вами и Хэнком действует что-то вроде собственной телеграфной связи. Я не очень-то ей верю, но жизнь в последнее время стала такой странной, что, может быть, это и правда.
– Это правда, – подтвердил граф. – Но наша связь все больше становится односторонней. Мой брат так занят своей женой, что для меня в его мыслях уже не остается места.
– Вас это удручает?
– Напротив, мэм. Я рад, что Генри теперь не одинок и нашел свое место под солнцем.
– А вы? Ведь у Речел и Хэнка родилась девочка, а не мальчик, который должен был унаследовать титул. И похоже, что ваш брат не собирается покидать этот город. Значит, снова будете одиноки?
– Я не теряю надежды, что у Фэрли появится наследник.
– Думаете, Речел и Хэнк отдадут вам сына?
– Я знаю и всегда знал, что не отдадут, – сказал он со вздохом. – И у меня никогда не было намерений требовать от них такой жертвы. Сын Генри в любом случае получит титул и наследство, а как он воспользуется этими привилегиями – это его дело. Главное, чтобы род Эшфордов не прекратил своего существования. И в этом – вольно или невольно – поможет мне ваша дочь.
Когда они вошли в гостиную, там толпились гости и танцы были в самом разгаре. Граф поприветствовал брата и поцеловал Речел в щеку. Он быстро освоился в новом обществе, вступил в кружок танцующих и даже попытался научить мужчин нескольким оригинальным па, которые называл «деревенским менуэтом». Но у Люсьена ничего не получилось, зато сам он быстро усвоил, как танцевать вирджинскую польку.
Генри и Речел тоже присоединились к танцующим. На Речел было белое платье и элегантная шляпка – подарок Генри. Она надела ее, чтобы сделать мужу приятное.
Но каждый раз, когда он начинал кружить Речел, страусиное перо попадало ему в глаза. А как только жена приближалась, широкие поля шляпки задевали его нос или подбородок. Роза видела, как шевелятся его губы, и догадывалась, что он беззвучно чертыхается. Но это видела только она одна – все остальные танцевали и веселились, не замечая ничего вокруг. Рэйн кружилась на месте и подпевала музыкантам, мужчины, включая графа, танцевали парами друг с другом.
Роза услышала, как Генри, не выдержав, произнес:
– Черт побери, твоя шляпка опять мне мешает! Долго мне еще это терпеть?
– Ровно столько, сколько мы будем вместе, – ответила Речел.
– Ну, если так, тогда я согласен терпеть хоть целую вечность, миссис Эшфорд!
Розе захотелось немного побыть вместе с внучкой. Она вынесла маленькую Лидди на крыльцо и, укачивая ее, посмотрела по сторонам. Горы окружали широкую долину, которая вот-вот должна была расцвести всеми весенними красками. Где-то у дороги при въезде в город виднелся столб с дощечкой, на которой Хэнк недавно сделал новую надпись:
ПРОМИС
население 30-36-32-39-41.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35
Она считала, что поступила правильно. Сделала единственно верный шаг, чтобы спасти себя и Мужа от взаимного уничтожения. Она не могла ничего дать Генри. Ничего, кроме единственной вещи, на которую была способна только дочь проститутки. Но теперь и это осталось в прошлом.
– Речел! – раздался крик во дворе дома. Она неохотно подошла к окну, боясь сейчас услышать от Генри любые слова. Но во дворе горел большой костер, умело разведенный мужем.
– Речел Пэрриш! Посмотри, что ты наделала! Генри поднял с земли портрет сумасшедшей женщины, а затем швырнул в костер. Выбрал из груды картин еще одну и показал Речел в окно – портрет мальчика, лежащего на спине под проституткой: его глаза были закрыты, чтобы не видеть ужас насилия, рот искажен в беззвучном крике. В углу был изображен мужчина, стоявший с самодовольной улыбкой.
– Это мои кошмары, Речел!
Одно за другим Генри показывал полотна жене и бросал в огонь. Подошла очередь того, кого Речел ненавидела больше всего – человека с двумя лицами. Когда-то Генри выкинул эту картину за окно, и она осталась гнить среди цветов. Теперь он недолго подержал ее в руках и отправил в огонь.
– Ты видишь, Речел? Это ты уничтожила всех моих демонов. Они больше не могут пожирать человека, познавшего, что такое очищение от грехов. Я принадлежу себе! Только ты можешь уничтожить меня.
Он поднял другой портрет – полуобнаженной Речел, поглаживающей грудь, раскрывшей губы в беззвучной мольбе… и с мертвенной пустотой вместо глаз.
– Это тоже стало Моим ужасом, Речел. Твоя красота сделалась мне ненавистна, когда ты начала умолять меня. Я ненавидел ее еще сильнее, потому что ты была готова довольствоваться столь малым. Это не имело смысла без любви, без понимания, без прощения… – Он бросил картину в огонь. – Мы заслужили большего, Речел!
Наконец, он взял последнюю, написанную совсем недавно, и поднял над головой. И с этого холста тоже смотрела Речел – в нарядном платье и элегантной шляпке, той самой, что Генри подарил ей. И ее глаза, ее глаза, были огромными, распахнутыми, полными любви и искренности. Перед Речел стоял Генри, протягивая к ней руку, касаясь ее пальцев.
– Это моя мечта, Речел! – он кричал так громко, словно хотел, чтобы услышал весь мир. – Обещание жизни, надежды и свободы. Ты сама, Речел, твое сердце, твоя душа – в обмен на мою. Только такая сделка… Речел! Мне сжечь мою мечту?
Она бросилась к двери, оттолкнула ее и уже в окне гостиной увидела, как огонь вот-вот коснется угла картины.
– Ответь, черт возьми! – кричал он, глядя в окно ее спальни. – Мне сжечь ее?
– Генри… – Речел пыталась кричать, но ее голос ослаб. Она спустилась по ступенькам крыльца, держась за перила, и подбежала к мужу. – Генри… нет!
Языки пламени лишь успели несколько раз лизнуть углы картины, уже отправленной в огонь. Речел выхватила ее и бросила на снег. Генри, не шевелясь, глядел на жену. Глаза его наполнились слезами: Речел, наконец, признала в нем человека, которого любила, который дарил тепло и сочувствие слабым и беззащитным, хотя его самого преследовали мрачные и бездушные демоны.
Речел взяла его лицо в ладони и посмотрела ему в глаза:
– Генри, не сжигай эту картину! Это не только твоя мечта, но и моя.
Он укрыл плечи жены полами своего пальто и положил подбородок ей на макушку. Их согревало не только тепло объятий, но и жар костра, в котором горели картины.
– Значит, мы оба свободны, – произнес Генри.
– Да, если ты скажешь, зачем подарил мне эту шляпку…
Генри удивленно заморгал:
– Это был просто подарок! Единственный подарок, который я тебе сделал и до которого ты даже не дотронулась…
– Значит, только подарок?
– А чем это еще могло быть?
Речел закусила губу:
– Плата… за ночь в гостинице…
– О, Господи! – Генри взял ее за плечи и слегка встряхнул. – Ты же хотела ее иметь! Я видел, как ты гладила стекло витрины, и представлял, как будешь ее носить… как здесь… – Он указал на картину и улыбнулся: – А твоя проклятая соломенная шляпка все время лезла полями мне в глаза!
Речел засмеялась сквозь слезы. Подарок… Просто подарок.
– Я об этом не подумала. Мне… никогда раньше не делали подарков.
Генри засунул руку во внутренний карман пальто, что-то вынул и спрятал в сжатых пальцах.
– Ты любишь меня, Речел?
– Люблю.
– Без страха? Без сомнений и сожаления?
– Можно бояться любви, но сама она не знает ни страха, ни сомнений, ни сожаления. Она просто есть, хотим мы этого или нет.
– А ты хочешь ее? Ты хочешь меня?
– Да.
Генри вздохнул:
– У меня есть одна вещь, которая по праву принадлежит тебе.
Он раскрыл ладонь и показал жене золотой перстень с рубинами и бриллиантами.
– Когда я впервые его увидела, – призналась Речел, – мне показалось, что на нем капли слез и крови.
– Мы пролили достаточно и того, и другого, Речел… Ты примешь этот подарок? Будешь его носить – ведь он предназначен для этого?
– Буду носить… Генри, давай пойдем домой!
– Зачем? – он поднял голову: некоторые жители Промиса вышли из домов и теперь смотрели на него и Речел. На противоположном конце улицы на крыльце хижины одиноко стояла Роза и тоже глядела в их сторону. – Ах, да! Людям скучно. Пусть они немного развлекутся.
Генри обнял жену и почувствовал, что его чем-то ткнули в живот. Он нахмурился и отступил назад.
– Что за чертовщина? – спросил он, глядя на живот Речел.
– Это… наш ребенок толкается.
Генри до сих пор думал о ребенке только в связи со здоровьем Речел. Ребенок был ее надеждой и его проклятием, ведь во многом именно из-за него Люк заставил Генри жениться на Речел.
– Это будет девочка, – насмешливо предположил он. – Она уже пытается дать отпор любому мужчине, который подходит близко.
Они вошли в дом и возобновили разговор в гостиной.
– У тебя, правда, будет девочка? – поинтересовался Генри.
– Это мой секрет…
– Больше никаких секретов, Речел! Они все портят.
– Как ты испортил меня. Я не хотела влюбляться, не хотела получать удовольствие от прикосновений мужчины или ждать его одобрения по каждому поводу.
– Похоже, миссис Эшфорд, наша сделка имела серьезные последствия: я вас испортил, а вы меня очистили от грехов?
– Я тоже очистилась от грехов.
– Ты не нуждалась ни в каком очищении, Речел! Я помню, как ты сказала доктору, что Бенни не выбирал свою мать-проститутку. Ты была права. Ведь ты тоже не выбирала свою мать.
Они стояли лицом к лицу, муж и жена, научившиеся прощать друг друга, познавшие горькую истину, что уважение неотделимо от правды и что любовь – роскошь, которой нужно дорожить.
Генри обнимал жену, целовал уголки ее губ и улыбался искренней улыбкой, без тени разъедающих душу мрачных сомнений. Улыбкой, заставлявшей блестеть его глаза и означавшей безмолвную клятву, которая была дороже тысячи произнесенных слов.
ЭПИЛОГ
Весна 1887 года
Всю зиму стояли адские холода, и даже когда наступила оттепель, снег еще долго не хотел таять. Оставаясь в своей хижине, Роза уже не находила успокоения в одиночестве и жалела, что не переселилась к Клетусу и Рэйн. От скуки ее спас Генри.
В начале февраля он постучал в ее дверь. Губы его посинели от холода, а брови и ресницы покрылись инеем. Когда Роза открыла, он торопливо проговорил:
– Поторопись, а то лошадь замерзнет!
– Куда я должна торопиться?
Роза выглянула на улицу и увидела рабочую лошадь, запряженную в старые сани.
– Скоро родится ребенок. Ты нужна Речел.
– Твои слова или ее, Хэнк?
– Она звала тебя. Она боится.
– Ого! Ты тоже боишься, Хэнк?
– Еще бы, – ответил он. – Сама пойдешь или тебя привести силой?
Генри помог ей собрать и вынести все необходимое. Затем, увидев, что Роза еще копается в прихожей, без церемоний взял ее в охапку и попросту швырнул на дно саней.
– А почему ты боишься, Хэнк? – продолжала допрашивать Роза, когда они тронулись.
Генри обернулся и впервые внимательно посмотрел ей в глаза:
– Я боюсь, потому что Речел боится.
Розе понравился его ответ. Она поняла, что Генри нужна Речел и что он готов признать это даже перед ней.
* * *
К тому времени, когда Лидия Грэйс Элизабет Феникс Эшфорд появилась на свет и закричала, Генри уже давно был пьян и с трудом мог произнести до конца длинное имя своей дочери. Роза не понимала, зачем эти сумасшедшие англичане нарекают своих детей такими громоздкими именами. И все же ей нравилось, что дочь Речел названа в честь Феникса, а также в честь Лидди, Грэйс и матери Генри. Главное, что девочка будет носить фамилию отца… что у нее вообще есть отец, который ее не покинет.
В начале марта, когда, наконец, прекратились морозы и когда Лидии исполнился ровно месяц, жители Промиса решили устроить вечеринку в ее честь. Роза вышла на крыльцо своей хижины и услышала звуки скрипки и гитары. Мужчины нестройной, но веселой толпой поднимались на холм к дому Речел и Генри. Некоторые несли корзины с провизией и вином.
Роза поспешила вслед за ними. Неожиданно ее догнал элегантно одетый мужчина. Но Розу смутила не его одежда, а его поразительное сходство с Генри.
– Могу я проводить вас, мэм? – спросил он.
Не зная, что и сказать, Роза приняла предложенную руку. Чтобы избежать расспросов, незнакомец начал сам рассказывать о себе, пока они шли по единственной улице Промиса.
Люсьен Эшфорд, граф Фэрли, приехал поздравить брата и сделать ему подарок в честь рождения дочери: следом, по его словам, перегоняли стадо племенных коров, которые должны прибыть в Промис через два дня.
Роза не переставала удивляться: она никогда не слыхала о том, что подарком могут быть… коровы. Люсьен пожаловался, что скотовода из него не получилось и все попытки заняться этим прибыльным делом принесли ему только убытки.
– А Речел и Генри хорошо поладили, – сказал он дружески.
– Вам лучше знать, – заметила Роза.
– Мне?
– Речел говорила, что между вами и Хэнком действует что-то вроде собственной телеграфной связи. Я не очень-то ей верю, но жизнь в последнее время стала такой странной, что, может быть, это и правда.
– Это правда, – подтвердил граф. – Но наша связь все больше становится односторонней. Мой брат так занят своей женой, что для меня в его мыслях уже не остается места.
– Вас это удручает?
– Напротив, мэм. Я рад, что Генри теперь не одинок и нашел свое место под солнцем.
– А вы? Ведь у Речел и Хэнка родилась девочка, а не мальчик, который должен был унаследовать титул. И похоже, что ваш брат не собирается покидать этот город. Значит, снова будете одиноки?
– Я не теряю надежды, что у Фэрли появится наследник.
– Думаете, Речел и Хэнк отдадут вам сына?
– Я знаю и всегда знал, что не отдадут, – сказал он со вздохом. – И у меня никогда не было намерений требовать от них такой жертвы. Сын Генри в любом случае получит титул и наследство, а как он воспользуется этими привилегиями – это его дело. Главное, чтобы род Эшфордов не прекратил своего существования. И в этом – вольно или невольно – поможет мне ваша дочь.
Когда они вошли в гостиную, там толпились гости и танцы были в самом разгаре. Граф поприветствовал брата и поцеловал Речел в щеку. Он быстро освоился в новом обществе, вступил в кружок танцующих и даже попытался научить мужчин нескольким оригинальным па, которые называл «деревенским менуэтом». Но у Люсьена ничего не получилось, зато сам он быстро усвоил, как танцевать вирджинскую польку.
Генри и Речел тоже присоединились к танцующим. На Речел было белое платье и элегантная шляпка – подарок Генри. Она надела ее, чтобы сделать мужу приятное.
Но каждый раз, когда он начинал кружить Речел, страусиное перо попадало ему в глаза. А как только жена приближалась, широкие поля шляпки задевали его нос или подбородок. Роза видела, как шевелятся его губы, и догадывалась, что он беззвучно чертыхается. Но это видела только она одна – все остальные танцевали и веселились, не замечая ничего вокруг. Рэйн кружилась на месте и подпевала музыкантам, мужчины, включая графа, танцевали парами друг с другом.
Роза услышала, как Генри, не выдержав, произнес:
– Черт побери, твоя шляпка опять мне мешает! Долго мне еще это терпеть?
– Ровно столько, сколько мы будем вместе, – ответила Речел.
– Ну, если так, тогда я согласен терпеть хоть целую вечность, миссис Эшфорд!
Розе захотелось немного побыть вместе с внучкой. Она вынесла маленькую Лидди на крыльцо и, укачивая ее, посмотрела по сторонам. Горы окружали широкую долину, которая вот-вот должна была расцвести всеми весенними красками. Где-то у дороги при въезде в город виднелся столб с дощечкой, на которой Хэнк недавно сделал новую надпись:
ПРОМИС
население 30-36-32-39-41.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35