Затем были сняты чулки, и она сбросила ботинки. Его прикосновение казалось бархатом на ее ногах, она вообще перестала думать.
– Боже, вы прекрасны! Ложитесь в ванну, пока вода горячая. – Он подтолкнул ее в том направлении.
Маман велела бы ей делать, что он просит. Это путь умной шпионки… использовать свое тело, чтобы соблазнить и управлять. Но соблазнили ее.
Анник шагнула в ванну, и маленькие волны гладили ее, пока она в них опускалась. Затем она погрузилась до подбородка, не сводя взгляда с Грея.
Тот сел на резную скамейку, развязал галстук и повесил его на нос одному из грифонов, служивших подлокотниками. Рядом положил куртку.
– Давайте помоем вам голову.
– Если вы уйдете, я сама помою все, что вы захотите.
Годы работы агентом не подготовили ее к такой ситуации. Впрочем, ее не подготовило бы к этому и десятилетие скаканья в аду со львами и демонами. Он улыбнулся как Роберт, медленно, ласково.
– Знаете, вы стали настоящей бродягой в ту минуту, когда вышли на дорогу. Грязной, помятой, жующей стебли травы. Я наблюдал, как с каждым шагом вы становились все грязнее и неопрятнее. У вас совершенно удивительная защитная окраска.
– Если ты бродяга, то надо выглядеть, действовать и пахнуть как бродяга. Я выучилась этому раньше, чем начала говорить.
– Но теперь вы не бродяга и вам надо помыть голову. – Он вынул из манжет запонки, положил их на куртку и начал расстегивать пуговицы рубашки.
Значит, он займется с ней любовью здесь? Отнесет ее на ковер у огня и уложит перед зеркалом? Создастся ли такое ощущение, будто с ней занимаются любовью двое мужчин – Грей и Роберт? Ее очень пугала эта ситуация, и она решила подольше оставаться в ванне, чтобы все обдумать.
Грей стянул через голову рубашку, и она впервые увидела его раздетым. У него было тело солдата. Тонкая белая линия на ребрах – это сабельный порез. Черные точки – шрапнель, четыре-пять кусочков. Были и другие шрамы, его не раз пытались убить. И никому это не удалось, потому что Грей выносливый, непреклонный и к тому же умнее, чем они.
Он стянул один сапог, отшвырнул его к камину, проделал то же самое со вторым, затем встал и потянулся. Сотни мускулов заиграли под кожей, он был очень красив. Анник захотелось потереться об него щекой, прикоснуться к нему губами.
Когда Грей подошел, она могла бы поклясться, что его глаза сверкали, как раскаленные угли. Она погрузилась еще глубже, хотя вода не могла ее спрятать. Грей наклонился, и его грудь оказалась так близко, что она без труда могла бы ее поцеловать.
– Мой вам совет – закройте глаза, – сказал он, зачерпнув ладонями воду.
Анник не поняла зачем, пока он не вылил эту воду на нее.
– Не принимаете хороших советов, да?
– Мне это уже говорили.
Выплюнув изо рта воду, она вытерла ладонью глаза. Когда он повторил эту процедуру, она уже была к этому готова. Струи текли у нее по лицу, пока она до конца не промокла. Он намыливал себе руки душистым мылом. Это был запах Роберта, не Грея. Она будет пахнуть Робертом, когда он закончит заниматься с ней любовью.
Когда они закончат…
– Вам не надо это делать. Я давным-давно сама мою голову.
– Разнообразие не помешает, верно? Пока я вас намыливаю, не открывайте глаза. У меня нет опыта.
Анник не сопротивлялась, зная, что спорить с ним бесполезно. Он совершенно безжалостный человек.
– Не дышите, – приказал он.
На этот раз она была умнее и набрала воздуха раньше, чем он толкнул ее под воду.
– Проклятие! Вы меня утопили! – Она яростно трясла головой, разбрызгивая кругом воду. И на него тоже. – Вам требовалось лишь попросить, и я…
Первый поцелуй, обжигающий как огонь, заставил ее умолкнуть. За ним последовала серия коротких поцелуев, требующих от нее ответа. Это был единственный безопасный образ действий с таким совершенно безжалостным человеком.
– Я хочу вас до безумия, – прошептал он. – И не переставал ни на минуту с тех пор, как увидел вас в подвале Леблана. Целыми днями я мог думать лишь о том, как раздену вас догола.
Он пах корицей. Удивительно, что у человека вроде Грея был такой обыкновенный, домашний запах. Видимо, это и позволило ему каким-то образом проникнуть сквозь ее защиту. Она до головокружения хотела его.
Что-то втискивалось рядом с ней ванну. Потом с другой стороны. И вот он уже на ней, обнаженный, жаждущий ее, как жеребец кобылу. Он погрузился в воду, скользнув по ее телу. Она бы могла испугаться если б у нее вообще остались какие-либо эмоции, кроме потрясения таким поворотом событий.
Она крепко держалась за края ванны.
– Вы не можете это сделать. Я имею в виду, это невозможно физически. Здесь не комната.
– Мы сейчас выясним. Держитесь за меня, не за ванну. – Он положил ее руки себе на плечи, что казалось вполне естественным. Вода забурлила, когда он поднял ее и вдруг очутился под ней.
– Видите, – улыбнулся он, – мы справились! Расслабьтесь немного, и я… Да. Правильно.
Он держал ее тело прямо над собой, направляя ее раздвинутые бедра, как будто делал это с ней уже тысячу раз.
– Прекрасно, черт возьми.
Это было… необычно. Она сидела на нем верхом, широко расставленные ноги крепко прижаты к бокам ванны. Она полностью открыта. Его жаждущая часть точно знала свое место и толкалась в него, желая войти, готовая это сделать. Его глаза были на уровне ее глаз, заполняя вселенную.
Ничто – ни предубеждение, ни совет – не подготовило Анник к этому.
– Синяки еще остались. Здесь и здесь. Я буду осторожен. – Он боец с кулаками тверже камня, а с ней он будет мягким.
– Нечестно, что вы делаете это со мной, когда я ваша пленница.
– Вы действительно так думаете? То есть вы не возражаете лишь потому, что вы пленница? Тогда вылезайте и кричите. Через две минуты появится Гальба, чтобы спасти вас. Хокер вырежет мою печень, а Дойл втопчет ее в землю. Иди вы можете убить меня кочергой, она у камина. Это должно вам понравиться. – Грей медленно намыливал ей плечо, и в каждом его движении был план ее соблазнения. Он человек многих успешных планов. – Вы сами этого хотите.
– Я не…
Он вел намыленным пальцем по ключице.
– Я этого не хочу. И не сделаю.
– Хорошо, надумаете – дайте мне знать. – Он улыбнулся. – Анник, у вас были когда-нибудь длинные волосы?
– Когда я жила у цыган. Очень длинные, во всю спину.
– Мне бы хотелось увидеть вас с длинными волосами. – Грей чертил извилистые линии в мыльной пене на ее груди. Это скольжение полностью лишило ее ясности мыслей. – Они бы вот так стекали вниз. – Он показал дорожку ее длинных волос. С плеча ей на грудь. – У вас полночные волосы, полные шелка и спрятанных звезд. Вы поймали меня в ловушку без надежды на спасение.
Ей много раз говорили, что она красива, особенно мужчины, которые потом спрашивали ее цену. Но это другое. Грей считал ее красивой.
– Это не умно. Для нас обоих.
– Я знаю. Мы станем очень, очень глупыми.
– Мы должны остановиться.
– Пожалуйста, останавливайтесь. А я не собираюсь.
Грей двинулся в воде. Твердое мужское тепло скользнуло по тайным и чувствительным местам ее тела, не привыкшим к таким неразумным занятиям. Желание расцвело и жгло ее, распространяясь внутри.
– Я не могу думать, когда вы это делаете.
– А тебе незачем думать. Ты уже поняла это. Помнишь Платона? Я вторая половина твоего яйца. Мы, в конце концов, встретились.
– Может быть. Я не знаю. О Платоне легче говорить, когда у вас были связаны руки.
Он исследовал ее грудь, оставляя у пиков огненные следы.
– То, что вы со мной делаете, прекрасно. И вы прекрасны до боли, когда я смотрю на вас. Как изгиб волны или падающий лист. Я вам говорила?
– Не многими словами. – Он прихватил сосок, чтобы поцеловать его. – Они поднялись, такие розовые. Показывают, как тебе нравится, что я делаю. И вкус хороший. – Еще поцелуй. – Мыльный, но хороший. Думаю, что пока займусь этим. Останови меня, когда тебе надоест.
Анник не только не остановила его, но даже позволила его рту вести ее от одного потрясения к другому, в кружащуюся пустоту. Она стонала, всем телом выгибаясь ему навстречу. Это была полная капитуляция.
Она стала частью безумия, и он точно знал, когда она сдалась.
– Я чувствую, как тебе нравится, когда я делаю это там внизу. Остальное тебе понравится тоже.
– Я… еще решаю. Не торопи меня. Я еще решаю, да… или нет. Может, нет?..
– Ты продолжаешь думать, но уже поздно. Ты не смогла остановиться.
Грей прав. Она не может оторваться от него даже ради спасения жизни. Он гладил низ живота, где она так ждала его. Запутался пальцами в мелких завитках, однако не входил в нее. Хотя мог в любой момент. Какая пытка знать, что он сам решит, когда пора…
– Это… Я не должна.
– Ты готова, – сказал он. Хрипота из голоса исчезла, глаза стали дымчатыми, с пламенем в глубине. – Но мы будем ждать, пока каждая частица тебя захочет этого.
– Нет. – Она не могла заглянуть в эти глаза, иначе бы пропала. – Я… Нет.
Он сделал глубокий вдох и замер. Он давно был готов под ней.
– В чем дело, Лисенок? – Руки у него дрожали, когда он поднял ей подбородок, изучая ее лицо. – Клянусь, я никогда бы этого не сделал, если б не думал, что ты сама этого хочешь. В чем дело?
– Я не… я не делаю это с английскими шпионами… которым на меня наплевать. И которые… смущают меня.
– Ты не делаешь этого ни с кем, судя по имеющимся признакам. Мужчина это знает. – Он убрал с ее лица прядь волос. Она не смотрела на него. Смех, желание, нежность лились из Грея… и трезвое понимание того, что ее пугает. – Хоть немного поверь мне, Лисенок. Ты хочешь этого. Иначе я не стал бы лишать тебя невинности в ванне.
– Я…
– Я с самого начала знал. Ты. Одна ты. Неизбежно. – Он коснулся пальцем ее щеки, потом губ. Она дрожала. Оба знали, что он с ней делает. – Мы справимся. Верь мне. Хочешь немного поговорить?
– Я не могу. Ты меня отвлекаешь.
Черт, он думал, это очень смешно – вода качалась от его смеха.
– Я считаю, что еще больше отвлеку тебя. – Он поцеловал одну грудь, затем вторую.
Аннику же двигалась в его объятиях, неспособная остановиться. Но Грей еще хотел слов признания. Он пытал их обоих своими глупыми угрызениями совести. Она не столь наивна, чтобы уступить мужчине, пока он смеется над ней. Ее больше не интересовало, умно ли это, гибельно или просто неизбежно. Он ей нужен. Он будет принадлежать ей. Он сейчас увидит, как она сдается, Анник ухватилась за края ванны и поднялась. Он был готов. Она резко села на него.
И закричала от боли. Внутри что-то разорвалось. Удар болезненного удовольствия. Сладость меда.
– Боже! Подожди!.. – Грей схватил ее за бедра, крепко прижал к себе, задыхаясь, с искаженным лицом. – Подожди минуту.
– Да. – Она замерла.
– Это было… Это… – Он судорожно вздохнул. – Анник, мужчины любят готовиться к делам такого рода. – Он засмеялся. – Ты чуть не свела меня в могилу, женщина. Больно?
– Нет. – Она покачала головой. – Да. Не совсем. Необычное чувство.
– Могу себе представить. – Он провел рукой по всему ее телу. – Не двигайся, а то это произойдет слишком… быстро. Я предполагал нечто медленное, искусно сделанное.
Ему не стоит беспокоиться. Внутри у нее все было очень искусно.
– Я так долго этого ждал.
Она хотела сказать ему о себе то же самое, но не смогла говорить.
– Теперь я постараюсь войти медленно.
Его пальцы скользнули вниз, чтобы открыть мягкий, чувствительный вход, и он стал осторожно продвигаться вглубь. Боль за болью. Удовольствие за удовольствием. Она задохнулась и начала двигаться.
– Спокойно, дорогая. Подожди.
– Я… я не могу.
– Можешь. Подумай о себе. – Одной рукой он держал ее за бедра, другая рука непрерывно гладила ее. – Мы никуда не торопимся. Видишь?.. Когда ты не двигаешься, тебе не больно. Я делаю это, и боли совсем нет.
Анник не пыталась ответить. Ее захватил неистовый ритм скачки. Оставаться спокойной было невозможно. Он сводил ее с ума. Вверх. Вниз. Грей больше не удерживал ее. Наоборот, помогал ей, стараясь войти в нее до предела.
Снова и снова. Вокруг нее росла стена опаляющего света. И рухнула. Над ней. Везде. Она чувствовала его толчки. Да. Да! Откинув голову, Анник закричала. Она позабыла обо всем, кроме того, что должна крепко, еще крепче прижимать его к себе. Ей не больно. Сейчас ничто не могло причинить ей боль.
Удовольствие нахлынуло как волна. Затопило ее. Безграничное, сверкающее удовольствие. Когда острота этого восторга прошла, она, еще дрожащая, пульсирующая, медленно опустилась на него.
Грей обнял ее, и она лежала, положив голову ему на грудь, там, где билось сердце. Оно билось сильно и ровно, как у бегущей лошади.
– Я рада, что сделала это, – прошептала она по-французски. – Чем бы это ни кончилось.
Анник чувствовала себя легкой, словно перышко, но, попытавшись двинуться, обнаружила, что тяжела, как свинец. Хорошо, что под ней кто-то есть, иначе она могла бы утонуть.
Глава 24
Он тихо закрыл за собой дверь. Анник спала на софе в кабинете, завернутая в белый турецкий халат, – опасный французский агент, его мокрая, дорогая, уязвимая, совершенно обессиленная от занятия с ним любовью.
Наконец она стала его. Теперь он мог найти выход из любого положения, решить что угодно. Ему хотелось глупо улыбаться, скакать по коридорам. Жаль, что глава подразделения не мог этого сделать.
– В доме, считая раскладушки на кухне, девятнадцать кроватей, – сказал Дойл, который ждал его, скрестив руки на груди и прислонившись к стене. – Но тебе ни одна из них не подходит. Ты занимаешься этим в ванне. Распутник.
Большое неудобство жить среди шпионов. Они знают каждую мелочь. Никакого уединения.
– Мы должны найти ей одежду. Я не могу держать ее в купальном халате.
– Мэгги принесет ей какие-нибудь вещи. У них одинаковый размер.
– Если не считать, что Анник, как я говорю, размером со сливу и обладает хорошим вкусом, – ответил подошедший Эйдриан. Настоящий джентльмен в черном сюртуке, жемчужно-сером жилете и с рубиновой булавкой в галстуке. Он совсем не походил на человека, из которого всего десять дней назад вынули пулю. – С другой стороны, Мэгги более…
– Тут, парень, ты можешь замолчать, – сказал Дойл.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37