Одно из направлений живого искусства подразумевало стремление пробуждать полную потенциальную возможность каждого естественного типа, как гармоничного и совершенного естества, или производить новые типы, в той же мере соответствующие гармонии. Другие гордились тем, что производили монстров: какая-нибудь единственная способность развивалась в ущерб гармоничному развитию и улучшению всего организма в целом. Так, была выведена птица, которая могла летать быстрее, чем всякая другая, но она не могла репродуцироваться и выкармливать потомство, и поэтому ее можно было воспроизводить только искусственно. Либо же, по-другому, определенные черты, несовместимые с природой, создавались в организме и развивались в опасном и уродующем дисбалансе. Для примера можно отметить, что одним из широко обсуждаемых проявлений мастерства было воспроизводство плотоядного млекопитающего, у которого передние конечности имели вид птичьих крыльев, покрытых перьями. Это существо не могло летать, потому что его тело имело для этого неподходящие пропорции. Единственным способом его передвижения было быстрое переставление ног, растопырив для частичной поддержки воздухом крылья. Другими примерами уродства могли служить орел с двумя одинаковыми головами и олень, которому с удивительной изобретательностью художники развили хвост до функций головы – с мозгом, органами чувств и челюстями. В этом искусстве уродства интерес к живым объектам был заражен садизмом, как попыткой предопределения судьбы посредством изменения внутренней сущности, как бы с точки зрения божества, формирующего наши цели. В своей более сырой форме, разумеется, это было грубое проявление власти эгоистических страстей.
Эта «тема» монстров и самоутверждения была менее распространенной, чем другая, «тема» гармонического совершенства; но в ней была более заметна подверженность влиянию подсознательного. Высшая цель возвышенного движения в поисках совершенства заключалась в том, чтобы украсить планету самой разнообразной фауной и флорой, во главе с человеческой расой, одновременно в качестве и венца творенья, и инструмента для преобразования земной жизни. Каждый вид и каждое многообразие живых форм должны обрести свое место, выполнить свою роль в великом круговороте живых типов. Каждый из них должен обладать внутренним совершенством соответственно своему предназначению. Не должно остаться и следа от вредных реликтов, свойственных прошлому образу жизни; и возможности каждого вида должны находиться в действительном согласии друг с другом. Но, следует повторить, высшая цель включала не только создание отдельных типов, но и всей гармонии населяющих планету живых существ. Поэтому хотя и должны были быть существа любого вида, от простейших бактерий до человека, было против канонов ортодоксального священного искусства, чтобы какой-нибудь тип процветал за счет разрушения типа более высокого, чем он сам. В садистском ответвлении этого искусства, однако, утверждалось, что особенно изысканная трагическая красота отмечалась присущей тем ситуациям, когда низшие типы истребляли высших. В истории рас бывали случаи, когда секты устраивали кровавый конфликт из-за того, что садисты позволяют себе создавать паразитов для уничтожения величественных произведений ортодоксов.
Из тех, кто практически занимался живым искусством, и из всех, кто занимался им лишь отчасти, немногие, хотя они и сознательно отвергали принципы ортодоксов, приобретали известность и даже славу своими гротесками; в то время как другие, менее удачливые, были готовы принять остракизм и даже муки, проповедуя то, что их произведение – важный знак всеобщей трагедии живой природы. Огромное же большинство, тем не менее, следовало священным канонам. Поэтому им приходилось выбирать тот или иной из известных способов выражения. Например, они могли пытаться усилить некий сохранившийся тип организма как совершенствуя его способности, так и уменьшая в нем все то, что было опасным или бесполезным. Или еще – более оригинальная и рискованная работа, которую они могли проводить, имела целью создание нового типа, чтобы заполнить им в окружающем мире все еще незанятую нишу. Для этого они обычно выводили подходящий примерно организм и искали способ переделать его в соответствии с новым планом, стараясь создать существо совершенно гармоничное и точно адаптированное к новому образу жизни. В отношении этого вида работ существовали различные строгие эстетические правила. Так, считалось недостойным искусства опустить высший тип до низшего или тем или иным способом принизить способности организма. Далее, поскольку истинной целью искусства было не производство отдельных типов, а воспроизводство широкого спектра систематики фауны и флоры, было совершенно недопустимым навредить, даже случайно, любому виду, более высокому, чем тот, который намеревались воспроизводить. Потому что практика ортодоксального живого искусства считалась делом всей расы. Идеальный художник, божьей милостью – это все человечество в целом; идеальное произведение искусства должно быть еще более нежным покровом из живых форм для украшения планеты и восторга для Верховного Мастера, по отношению к которому человек был как созданным Им существом, так и инструментом созидания.
Разумеется, достигнуто было немного, пока практические биологические науки не продвинулись далеко вперед, за отметку, ранее достигнутую Вторыми Людьми. И требовалось знать гораздо больше, чем грубые эмпирические принципы ранних селекционеров. Понадобились многие тысячи лет упорных исследований лучших представителей всех рас, чтобы открыть более тонкие принципы наследственности и разработать методику, посредством которой была возможна подлинная манипуляция наследственными факторами в самом зародыше. Именно это возрастающее проникновение в саму биологию открыло Третьим Людям глубочайшие области химии и физики. И позволило, чтобы историческая цепочка этих взаимосвязанных наук была постигнута на манер биологии, с электроном, как основным организмом, и космосом, как органическим целым.
Вообразите планету, организованную в то время почти как обширную систему ботанических и зоологических садов или природных парков, перемежаемых сельскохозяйственными областями и промышленными предприятиями. В каждом большом центре общей связи происходили ежегодные и ежемесячные представления. Здесь демонстрировались самые новые созданные существа, оценивались жрецами живого искусства, отмечались их особенности и освящались религиозной церемонией. На этих представлениях обычно одни экспонаты бывали утилитарного свойства, другие – чисто эстетического. Можно было улучшать злаки, овощи, скот, создавать особую исключительно сообразительную или еще в чем-то сильную разновидность пастушеских собак, или новых микроорганизмов с рядом особых функций в сельском хозяйстве или в процессах пищеварения человека. Но также представлялись самые последние достижения живого искусства. Огромные, с гладкими конечностями, безрогие скаковые олени; птицы или млекопитающие, адаптированные к некоторым до сих пор нереализованным ролям; медведи, предназначенные для того, чтобы далеко превзойти все существующие виды в борьбе за существование; муравьи с особыми органами и инстинктами; улучшения в отношениях паразитов и хозяев, с целью достижения истинного симбиоза, при котором хозяин получает выгоду от паразита, и так далее. И повсюду находились низкорослые неодетые румяные напоминавшие фавнов существа, которые и создали эти чудеса. Этот осторожный лесной народ, гурки, спокойно стоял рядом со своими антилопами, грифами или новыми гигантскими хищными охотниками из отряда кошачьих. Спокойно бредущая молодая женщина могла вызвать суматоху, если ее сопровождали нескольких крупных медведей. Вокруг нее могла бы собраться толпа, чтобы обследовать, пощупать зубы или конечности этих созданий, и она бы руганью отгоняла всех непрошеных наблюдателей от своего терпеливого стада. Ибо в то время нормальные отношения между человеком и зверем были самым совершенным согласием, развивавшимся иногда, в случае приручения животных, до утонченного, почти болезненного взаимного обожания. И даже дикие звери никогда не старались избегать человека, и еще меньше – пытались напасть на него, за исключением особых обстоятельств охоты и священных гладиаторских представлений.
Вот эти последние требуют особого замечания. Способности к сражению у зверей почитались не менее остальных качеств. Мужчины и женщины в равной мере испытывали дикое наслаждение, почти экстаз, на представлениях смертельных схваток. Как следствие этого, проводились официальные зрелищные состязания, когда различным видам зверей позволялось впадать во взаимную ярость и сражаться до смертельного исхода. Но более того – существовали еще и священные соревнования между зверем и человеком, между мужчинами, между женщинами и, что более всего удивит читателя этой книги, между женщиной и мужчиной. Потому что у этих племен женщина, в пору своего расцвета, не была физически слабее своего партнера.
4. Противоречивые стратегии
Почти с самых ранних пор живое искусство применялось, до некоторой степени, и к самому человеку, хотя и крайне осторожно. Были проведены некоторые весьма значительные улучшения, но только лишь такие, относительно которых не возникало разногласий. Множество болезней и отклонений, оставшихся от последних цивилизаций, были терпеливо устранены и исправлены; вылечены различные дефекты более древней природы. Например, зубы, пищеварительный тракт, система желез и система кровообращения подверглись значительным улучшениям. Идеальное здоровье и замечательная физическая красота стали обыденными. Деторождение стало безболезненным оздоровляющим процессом. Старость отступила довольно далеко. Значительно поднялся и средний уровень практического умственного развития. Все эти усовершенствования были возможны благодаря широким согласованным исследованиям и экспериментам, поддержанным мировым сообществом. Но достаточно плодотворной была и личная инициатива, потому что проблема отношений между полами стала еще более сложно решаемой, чем среди Первых Людей, из-за раздумий о потомстве. Каждый индивидуум знал свои наследственные характеристики и знал также и то, какие разновидности потомства можно ожидать от пересечения различных типов наследственности. Поэтому в пору ухаживания молодой человек старался убедить свою возлюбленную не только в том, что его рассудок, по совокупности своих особенностей, способен привести ее разум в состояние радостной цельности, но и что, кроме того, именно с его помощью она сможет родить необычно совершенных детей. Следовательно, постоянно происходил процесс селективного размножения в направлении условно идеального типа. В некотором отношении идеал оставался неизменным многие тысячи лет. Он включал в себя здоровье, кошачье проворство в жизни, высокую координацию движений, музыкальный слух, утонченное восприятие правомерности и ошибочности в сфере живого искусства и интуитивную практическую оценку всех сторон жизни. Долголетие и избавление от старости также были предметом изысканий и частично реализованы. Неожиданные волны моды время от времени направляли половой отбор в сторону достижения высоких качеств в боевых поединках или в особых типах внешнего облика или вокальных данных. Но подобные быстро исчезающие причуды играли незначительную роль. На самом деле только постоянно необходимые качества усиливались при заурядном селективном скрещивании.
Но со временем наступил период, когда начали учитываться куда более честолюбивые стремления. Теперь всемирное сообщество было высокоорганизованной теократической иерархией, строго, но великодушно управляемой высшим советом поклонявшихся жизненной энергии жрецов и биологов. Каждый индивидуум, вплоть до самого последнего работника сельского хозяйства, имел в этом обществе свое надлежащее место, отведенное ему высшим советом или его представителями, согласно его заранее известной наследственности и потребностям общества. Эта система, конечно, иногда приводила к злоупотреблениям, но большей частью работала без заметных трений. Точность биологических знаний была такова, что уровень умственного развития каждого индивидуума и его особые наклонности были известны без всяких сомнений, и возмущение против положения в обществе было в то же самое время и возмущением против собственной наследственности. Это факт был повсеместно известен и принимался без каких-либо сожалений. Человек имел достаточный диапазон для соперничества и победы среди равных себе, без всяких попыток изменить свою собственную природу, поднимаясь на более высокую иерархическую ступень. Такое положение дел было бы невозможно, не будь общей веры в религию жизни и правоту биологической науки. И это также было бы невозможно, не будь все обычные люди активными и практическими приверженцами священного живого искусства, как нельзя лучше подходившего к их способностям. Каждый взрослый индивидуум из относительно скудного населения мира считал себя творческой личностью, в какой бы сфере он ни трудился.
А главное, он или она так бывали восхищены своей работой, что были готовы оставить вопросы социальной организации и управления тем, кто подходил для этого. Более того, в глубине каждого сознания существовала концепция общества, как организма специализированных элементов. Сильное стремление к организации человечества у этой расы было склонно подчинить внешним воздействиям даже и собственные приливы самовлюбленности, хотя и не без некоторого сопротивления.
И вот именно в таком обществе, почти невероятном для Первых Людей, теперь встал вопрос о полной переделке человеческой природы.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57