"Элемент торможения - сущность революции", - пишет он [1]. С одной стороны, "революция отбрасывает весь балласт старых институтов", но с другой, "разрушение, производимое революцией, настолько велико, что она не может компенсировать этого разрушения" [2]. "Цена революции", как правило, действительно велика [3], но у Тойнби она явно преувеличена и перечеркивает любые возможности дальнейшего общественного прогресса. Впрочем, это вполне логично вытекает из концепции исторического процесса Тойнби и также вполне логично вписывается в нее: ведь ни одна из последующих цивилизаций не признается им прогрессивнее предшествующих.
1 Toynbee A.I. A Study of History. Oxford. 1957. Vol. 4. P. 135.
2 Ibid. P. 146.
3 О "цене революции" см.: Крапивенский С. Э. Парадоксы социальных революций. Воронеж, 1992. С. 117-126.
Вкратце прогрессивную роль социальных революций можно суммировать по следующим основным направлениям:
1. Социальные революции разрешают многочисленные противоречия, медленно накапливающиеся в период эволюционного развития, открывая больший простор для прогресса производительных сил и общества в целом.
2. Социальные революции приводят к невиданному высвобождению сил, таящихся в народе, поднимают народные массы на новую ступень развития.
3. Социальные революции поднимают на новую ступень процесс освобождения личности, ее духовного и нравственного развития.
279
4. Социальные революции осуществляют диалектическое отрицание предыдущей формации, отбрасывая все устаревшее и в то же время сохраняя из старого все прогрессивное. Тем самым создается прочная основа для успешного поступательного развития общества, ее системного перехода на новую историческую горизонталь.
Возвращаясь к проблеме соотношения эволюционного и революционного, отметим, что в истории не раз встречались случаи эволюционного скачка при переходе от одной общественно-экономической формации к другой.
Таковы были ранние социальные революции, которым многие исследователи, как мы видели, отказывают в соответствующем статусе именно в связи с их постепенностью, приравниваемой к замедленности. В форме "эволюционной" социальной революции совершался и переход от феодализма к капитализму в прусской части Германии, в России, в скандинавских странах.
В этой связи нельзя пройти мимо реформ П.А.Столыпина, которые и он сам, и большинство современных исследователей оценивают как попытку найти альтернативу радикально-революционным, "взрывным" преобразованиям общества 10 апреля 1907 года, выступая в Думе с Декларацией правительства по аграрному вопросу, Столыпин заявил: "Противникам государственности хотелось бы избрать путь радикализма, путь освобождения от исторического прошлого России, освобождения от культурных традиций. Им нужны великие потрясения, нам нужна великая Россия". В дальнейшем Столыпин еще не раз будет обосновывать необходимость реформ как единственного способа избавления от "пути, ведущего к социальной революции". Со Столыпиным в данном случае произошло то же, что с мольеровским героем, не подозревавшим, что он сорок лет говорил прозой: ведь по сути дела замышленное Столыпиным и означало социальную революцию, завершение перехода к новой формации, но в формах, исключающих политический переворот.
Оценивая реформу Столыпина, В.И.Ленин подчеркивал, что в "научно-экономическом смысле" она была прогрессивна, так как не закрывала путь капиталистическому развитию, а содействовала ему, расчищала для него дорогу, хотя наиболее мучительным, наиболее тяжелым для основных масс крестьянства путем. Более того: Ленин говорил, что это "единственно возможный путь для капиталистической России, если не победит крестьянская аграрная революция" [1]. И только в 1913 г., спустя несколько лет после начала этой реформы и гибели самого Столыпина, Ленин сделает вывод о том, что "реформистских возможностей в современной России нет" [2].
1 Ленин В.И. Попн. собр. соч. Т. 16. С. 266.
2 Ленин В.И. Полн. собр. соч. Т. 23. С. 57.
280
Оценивая явления "эволюционного" перехода к новым формациям, историки не раз указывали на тормозящий характер подобного типа перехода. Так, Е.М.Жуков отмечал следующие негативные моменты "революции Мэйдзи", означавшей эволюционный переход от феодализма к капитализму в Японии: а) компромиссный исход борьбы, ограничивший пределы непосредственной победы буржуазных общественных отношений; б) обреченность трудящихся масс Японии на особо тяжелые условия существования вследствие консервации архаичности, "допотопных" форм эксплуатации, соединенных с самыми новейшими методами капиталистического хозяйствования [1]. Однако оценки и определения в принципе верные, когда речь идет об исторических явлениях прошлого (пусть даже и недавнего), нельзя без корректировки распространять на феномен "эволюционного" скачка к социализму в современных условиях.
1 См. Вопросы истории. 1968. № 2. С. 54.
Феномен этот теперь общепризнан, хотя осознание его осуществлялось нелегко, а многих первоначально застало врасплох. И это, действительно, не укладывается в сознание, если:
а) исходить из деформированного представления о скачках в общественном развитии, из деления их на революционные типа взрыва и скачки, характеризующиеся постепенностью и не имеющие якобы отношения к революции;
б) понимать социальную революцию только как форму перехода от одной формации к другой, а не как его содержание, суть. Естественно, что при таком понимании любая форма скачка, отличающаяся от "взрывного", представляется чуждой революции;
б) недооценивать прогрессивную роль внутренних законов капитализма, законов его саморазвития.
Читая параграф "Историческая тенденция капиталистического накопления" (глава XXIV первого гома "Капитала") мы нередко упускаем из виду одну "маленькую деталь": и первое отрицание (экспроприация собственности мелких товаропроизводителей) и второе (экспроприация экспроприаторов) происходят не по чьей-то субьективной прихоти, а в соответствии с внутренней логикой экономического развития. Анализируя мелкотоварный способ производства, Маркс подчеркивает, что "он сам создает материальные средства для своего уничюжения". Что же касается второго отрицания, то обобществление тоже "совершается игрой имманентных законов", но на сей раз уже "самого капиталистического производства" [2].
2 Маркс К., Энгельс Ф. Соч. Т. 23. С. 771, 772.
Понятно, что в этой "игре" участвуют и более общие, в том числе и общесоциологические законы. Это прежде всего относится к закону соответствия производственных отношений характеру, уровню и потребностям развития производительных сил. В главе
281
четвертой было уже прослежено, почему современные производительные силы в развитых странах требуют принципиального изменения собственнических, распределительных, потребительских отношений именно в направлении социализации. Напомним только, что, как это ни парадоксально, частный интерес в этих условиях приводит к реализации социалистических по своему смыслу целей - достижению более человечного "качества жизни", большей социальной справедливости.
В направлении революционной по своей сущности эволюции действует и закон возвышения потребностей, причем всего населения, а не только "верхних" слоев. Его действие вынуждены учитывать и государство, и собственники условий производства, независимо от того, в какой "системе отсчета" это сегодня происходит" Иначе цель производства (будь то получение прибыли или развитие человека) не достигается, что по разным каналам приводит к взрывоопасной социальной напряженности.
Действует в направлении социализации общественных отношений и закон социального сравнения, закон по своей сути социально-психологический, появляющийся на исторической арене с появлением социального неравенства. Пока нет дворцов и все живут в хижинах, закон этот, разумеется, не действует.
Объективные процессы в экономике развитых капиталистических стран обусловливают процессы демократизации политической жизни, которые в свою очередь, оказывают на экономику обратное позитивное воздействие. В этих условиях становится необходимым и возможным осуществлять государственное перераспределение национального дохода, что способствует нарастанию черт общенародности в самой капиталистической собственности.
Естественно, что все эти процессы приводят к существенному изменению в соотношении революционного и эволюционного, революционного и реформистского в развитии современной социальной действительности.
3. СОЦИАЛЬНАЯ МОБИЛЬНОСТЬ
Под социальной мобильностью понимаются такие перемещения индивидов или целых социальных групп, которые приводят к изменению их места в социальной структуре общества. Термин "социальная мобильность" введен в западную социологию П.Сорокиным, им же разработана типология социальных перемещений, досконально проанализированы каналы вертикальной циркуляции и механизмы социального тестирования, отбора и распределения индивидов внутри различных социальных страт.
ТИПОЛОГИЯ СОЦИАЛЬНЫХ ПЕРЕМЕЩЕНИЙ
Прежде всего П.Сорокин выделил два основных типа социальной мобильности - горизонтальную и вертикальную. Примерами горизонтальной мобильности могут служить
282
перемещение некоего индивида из баптистской в методистскую религиозную группу, переход из одного гражданства в другое, из одной семьи в другую, с одной фабрики на другую (с сохранением при этом своего профессионального статуса). В каждом из этих примеров речь идет о переходе индивида в группу, расположенную на том же самом социальном уровне. При вертикальной мобильности индивид или даже группа перемещаются в другой социальный пласт (этаж).
В зависимости от направления перемещения Сорокин выделил два подтипа вертикальной мобильности - восходящую и нисходящую, то есть социальный подъем и социальный спуск. Восходящие течения существуют в двух основных формах: проникновение индивида из нижнего пласта в более высокий пласт (вплоть до создания такими индивидами новой группы) и проникновение всей группы в более высокий пласт. Соответственно и нисходящие течения также имеют две формы: первая заключается в падении индивида с более высокой социальной позиции на более низкую без разрушения при этом исходной группы, к которой он принадлежал; другая форма проявляется в деградации социальной группы в целом, в понижении ее ранга на фоне других групп или в разрушении ее социального единства. "В первом случае, - поясняет Сорокин, - "падение" напоминает нам человека, упавшего с корабля, во втором - погружение в воду самого судна со всеми пассажирами на борту или крушение корабля, когда он разбивается вдребезги" [1].
1 Сорокин П. Человек. Цивилизация. Общество. М., 1992. С. 374.
Поскольку случаи индивидуального проникновения в более высокие пласты или падения с высокого социального уровня на низкий привычны и понятны, они, по Сорокину, не нуждаются в объяснении. Вторую же форму (групповую) он рассматривает подробно, на многих исторических примерах. Так, историки кастового общества в Индии пришли к выводу, что каста брахманов не всегда находилась в позиции неоспоримого превосходства, которую она занимает последние два тысячелетия. В далеком прошлом касты воинов, правителей и кшатриев располагались не ниже брахманов, и последние стали высшей кастой только после долгой борьбы. Возвысилась вся группа в целом, и все члены ее в полном составе заняли это высокое положение. Или - занимать видное положение при дворе Романовых, Габсбургов, Гогенцоллернов до революции означало иметь самый высокий социальный ранг. Падение династий привело к социальному падению связанных с ними рангов. Большевики в России до революции не имели какого-либо особо признанного высокого положения. Во время революции эта группа преодолела огромную социальную дистанцию и заняла самое высокое положение в русском обществе.
283
В связи с показателями интенсивности (или скорости) и всеобщности (или массовости) вертикальной социальной мобильности Сорокин выходит на проблему так называемых "открытых" и "закрытых" обществ. Одна из самых ярких характеристик демократических обществ - большая интенсивность вертикальной мобильности по сравнению с недемократическими обществами. В демократических обществах социальное положение индивида (по крайней мере теоретически) не определяется
происхождением, в них нет юридических или религиозных препятствий для подъема или спуска по социальной лестнице. В силу этой большей вертикальной мобильности здание демократического общества кажется менее стратифицированным, чем здание автократического общества. И все же конкретно-исторически в некоторых недемократических обществах мобильность оказывалась большей, чем в "открытых". Толчком к повышенной мобильности (по ее интенсивности и всеобщности) служат обычно те потрясения, которые сопровождают становление автократических обществ. Достаточно вспомнить огромные массовые перемещения, которые совершал "социальный элеватор" у нас в первые три десятилетия советской власти (деклассирование рабочих в годы гражданской войны, раскрестьянивание деревни в период коллективизации, небывалая по своим масштабам миграция в город в связи с индустриализацией разрушение старой интеллигенции как социального слоя и т.д.).
П.Сорокиным разработан также вопрос о каналах, по которым происходят вертикальные социальные перемещения в обществе.
Правда, здесь, как нам представляется, существует значительное поле для критики Сорокина. Во-первых, последовательность, в которой Сорокин анализирует эти каналы, не соответствует их роли в жизни стабильного общества, тем более современного. Так, на первый план в анализе выдвигается армия, хотя понятно, что выполнение ею функции канала вертикальной регуляции преобретает чрезвычайное значение лишь в условиях кризисного, а еще точнее гиперкризисного состояния общества. Во-вторых, Сорокиным рассматривается в основном процесс восхождения по социальной лестнице, очень важный сам по себе, но все-таки гораздо менее массовидный и поэтому, очевидно, менее значимый, чем путь нисхождения.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64