– Лео, побереги себя, чтобы простуда не дала осложнений. Надеюсь, встретимся завтра на празднике. – Затем перевела взгляд на Себастьяна: – Большое спасибо за помощь и за какао.
– Я провожу.
Клер подняла руку. Голубые глаза стали еще больше.
– Нет! – Улыбка дрогнула, но удержалась. – Пожалуйста, побудь с отцом.
Гостья взяла перчатки и гордо удалилась. Снова раздался стук: входная дверь открылась и закрылась – на сей раз быстро.
Леонард пристально взглянул на сына:
– Странно. Может быть, произошло что-то, о чем мне следует узнать?
– Нет, ничего не произошло. – Во всяком случае, ничего, о чем следовало бы рассказать отцу. О поцелуе ему определенно лучше не знать. – Думаю, Клер просто волнуется перед праздником и устала от хлопот.
– Возможно, ты и прав, – задумчиво произнес Леонард. Впрочем, прозвучало это не слишком уверенно.
Глава 12
С самой лучезарной из своих любезных улыбок Клер ходила между гостями и вела непринужденные, ни к чему не обязывающие разговоры. Джойс пригласила на праздник множество знакомых из светских клубов и благотворительных организаций. Сквозь ровный гул с трудом пробивался голос Бинга Кросби, проникновенно исполнявшего «Первое Рождество». По случаю Рождества Клер даже воткнула в маленький нагрудный кармашек пушистого красного джемпера из ангоры веточку падуба с ярко-красными ягодками. Свитер, украшенный крохотными жемчужными пуговками, прикрывал пояс черных шерстяных брюк. Картину дополняли красные туфли на высоких каблуках. Волосы Клер были собраны на затылке и спускались к плечам пышным «конским хвостом». Безупречный макияж обеспечивал уверенность в собственных силах и находился в абсолютной гармонии с джемпером, падубом и туфлями. Мисс Уингейт выглядела прекрасно и столь же прекрасно это сознавала. Скромничать не стоило. Плохо было лишь одно – все эти усилия предпринимались исключительно ради знакомого журналиста из Сиэтла. Конечно, можно было бы; оправдаться, сказав, что любовь к себе требует достойного оформления. Тем более что так оно и есть на самом деле. Вот только готовясь к очередному маминому приему, Клер никогда не подводила глаза столь тщательно, никогда так старательно не наносила тушь и не разделяла ресницы с поистине безграничным терпением.
Она и сама не понимала, ради чего старается. Ведь Себастьян ей даже не нравился. Ну, во всяком случае, нравился не настолько, чтобы суетиться и хлопотать над собственной внешностью. Плохо, однако, что едва его губы касались ее губ, как она тут же забывала обо всем на свете. Каким-то таинственным способом ему удавалось мгновенно выключить все рациональные мысли. Оставалось лишь смятенное состояние внутреннего возгорания и желание прижаться к его широкой груди.
Причина ощущений, разумеется, заключалась не в самом Себастьяне, а в том простом факте, что рядом с ней оказался полный сил мужчина-гетеросексуал. Тестостерон витал в окружающем пространстве подобно пьянящему облаку, а агрессивных феромонов вполне хватило бы, чтобы одурманить женщину на расстоянии в сотню ярдов. После Лонни Клер особенно чутко реагировала на необузданно острое проявление сексуальной силы.
Вчера, когда Себастьян начал ее целовать, она собиралась проявить крайнюю степень сдержанности и пассивности. Лучший способ лишить мужчину апломба – сохранять безразличие, не отвечать на ласки и не шевелиться. Но ничего не вышло, план рухнул. Если бы не появление Лео, трудно даже предположить, как далеко зашли бы события.
И все же Себастьяна следовало остановить. Хотя бы потому, что она решительно не собиралась допускать в свою жизнь мужчину. Но тогда с какой же целью в игру вступили красная помада и пушистый свитер? Внутренний голос требовал признать правду. Еще несколько месяцев назад Клер даже не подумала бы задать себе этот вопрос. И уж тем более не потрудилась бы копаться в тайниках души в поисках разумного ответа. А сейчас, болтая с подругами и друзьями матери, она одновременно думала. В конце концов, Клер решила, что всему виной банальное, старое как мир тщеславие, сдобренное следами детских переживаний. Впрочем, сейчас причины и следствия уже не имели значения. Арендованная машина, еще недавно стоявшая возле гаража, исчезла. Скорее всего, Себастьян вернулся в Сиэтл, а все ее косметические и дизайнерские усилия оказались предназначены маминым гостям.
Праздник продолжался уже почти час и протекал на редкость успешно. Сплетни поражали разнообразием: от чисто светских, с уклоном в гламур, до самых пикантных. Обсуждалось все, начиная с последнего сбора пожертвований и общего падения нравов и заканчивая громким скандалом в семействе Маддиганов. Да-да: Муж Ларлин Маддиган, уважаемый кардиохирург, сбежал с Мэри Фрэн Рэндалл, дочерью доктора Рэндалла и миссис Рэндалл. Так стоило ли удивляться, что и сама Ларлин, и миссис Рэндалл на сей раз отказались от приглашения на ежегодный рождественский праздник Джойс Уингейт?
– Ларлин так и не смогла полностью прийти в себя после удаления матки. – Клер несла серебряный поднос с канапе в столовую и по дороге услышала громкий шепот.
Она знала миссис Маддиган почти всю свою жизнь и, честно говоря, считала, что леди и никогда-то не была полностью в себе. Женщина, по сравнению с которой неугомонная Джойс Уингейт выглядела лентяйкой, явно накопила немало проблем. И все же измена всегда отвратительна. А измена с женщиной в два раза моложе к тому же еще унизительна и оскорбительна. Может быть, даже более оскорбительна, чем измена с техником из «Сирс».
– Как твои книги, дорогая? – поинтересовалась Эвелин Брюс, одна из самых близких подруг Джойс.
Клер повернулась к миссис Брюс и с трудом сдержалась, чтобы не зажмуриться. Эвелин решительно отказывалась смириться с тем объективным фактом, что не так давно ей исполнилось семьдесят, и упорно красила волосы в ярко-рыжий цвет. Костер на голове превращал милую даму в бледное изваяние и несколько своеобразно гармонировал с алым костюмом.
– Все хорошо, – ответила Клер. – Работаю. Спасибо, что поинтересовались. Скоро выйдет восьмая.
– Чудесно! Знаешь, я всегда считала, что кто-то непременно должен написать роман о моей жизни.
А разве не все так считают? В том-то и заключается главная проблема человечества: большинству его представителей собственная жизнь кажется гораздо более увлекательной, чем судьба ближнего.
– Может быть, мне стоит рассказать тебе свою биографию во всех подробностях? А ты напишешь роман.
Клер улыбнулась:
– Видите ли, миссис Брюс, я пишу художественные произведения, вымысел. Так что, к сожалению, не смогу передать вашу историю так же блестяще, как это удастся вам. Извините.
Она скрылась в кухне, где Леонард готовил очередную порцию яичного коктейля. В воздухе, напоминая о Рождестве, витали милые сердцу запахи корицы и гвоздики.
– Чем помочь? – Клер остановилась возле плиты.
– Иди к гостям и наслаждайся праздником.
Наслаждение в данном случае казалось почти невозможным. Приятельницы матери составляли своеобразное, но не слишком занимательное общество. Клер посмотрела в окно: рядом с «линкольном» Леонарда стоял лишь ее «лексус». Арендованной машины не было.
– Себастьян уже уехал домой? – спросила она, доставая штопор.
– Нет. Просто вернул машину. Зачем зря держать, если можно ездить на «линкольне»? – Лео добавил в кастрюльку взбитые белки. – Сидит дома в одиночестве. Наверняка будет рад, если ты зайдешь.
Новость оказалась настолько неожиданной, что Клер изо всех сил вцепилась в горлышко бутылки.
– А… но нельзя же свалить на тебя всю работу.
– Честно говоря, работы здесь не слишком-то много.
На самом деле так оно и было. И все же меньше всего на свете Клер сейчас хотелось оказаться наедине с Себастьяном. Вон заставлял ее забыть о твердом решении оставаться вполне самодостаточной женщиной и не думать о мужском внимании.
Клер кровожадно вонзила штопор в пробку.
– Леди могут захотеть еще вина.
– Между вами вчера что-то произошло? – Леонард поставил чашу с готовым яичным коктейлем в холодильник, а взамен достал успевшую охладиться порцию. – Когда я вошел, по-моему, ты была слегка не в своей тарелке.
– Нет-нет, все в порядке! – Клер покачала головой, чувствуя, как при воспоминании о поцелуе у нее запылали щеки. Да, так случилось, что сначала она насладилась какао, а потом – поцелуем Себастьяна.
– Точно? Я ведь хорошо помню, как он обижал тебя в детстве. – Леонард поставил глубокую фарфоровую чашу на стол и добавил порцию толченого мускатного ореха. – Кажется, ему нравилось дергать тебя за косички, чтобы услышать, как ты кричишь.
Клер вытащила пробку и изобразила беззаботную улыбку. Сейчас мучитель несколько изменил тактику и действует иными методами.
– Нет, ровным счетом ничего не произошло. Себастьян не дергал меня за волосы и не выманивал деньги.
Так оно и было. Он всего лишь поцеловал ее и заставил мечтать о большем.
Леонард пристально посмотрел Клер в глаза и кивнул.
– Ну что ж, раз ты так говоришь, значит, действительно все в порядке.
Оказывается, она умеет неплохо врать.
– Конечно. Все прекрасно. – Клер схватила открытую бутылку и направилась в буфетную.
Леонард слегка усмехнулся и добавил:
– Он ведь настоящий мошенник!
– Да, – согласилась Клер, хотя на самом деле в ее лексиконе существовали и более подходящие слова. Она открыла дверь буфетной, вошла, включила свет и мимо стремянки и стройных рядов всевозможной провизии направилась к дальней полке. Сняла коробку тонких пшеничных крекеров «Уитиз» и еще одну, с ржаными галетами «Рай крисп».
Заглянув в столовую, она поставила бутылку на стол и высыпала содержимое коробок в красную плетеную корзинку. Попутно оторвала от пышной грозди зеленую виноградину. Из гостиной доносился смех матери. Голоса звучали и в холле, где стояла елка.
– Теперь в клуб пускают всех без разбора, – послышалось недовольное замечание. – Прежде чем попасть в эту семью, она работала в «Уол-Марте».
Клер нахмурилась и сунула виноградину в рот. Лично ей работа в «Уол-Марте» вовсе не казалась предосудительной. Но, судя по доносившимся репликам, кто-то считал иначе.
– Как твоя личная жизнь? – поинтересовалась из-за вазы с нарциссами Берни Лэнг.
– В настоящее время полностью отсутствует, – ответила Клер.
– А разве ты не была обручена? Или это говорили о дочери Пру Уильямс?
Клер очень хотелось соврать, но не хватило духу. Берни Лэнг никогда не ошибалась. А показная наивность служила всего-навсего способом разведки.
– Была, но короткое время. Помолвка не увенчалась свадьбой.
– Как жаль! Такая симпатичная девушка. Просто не понятно, почему ты до сих пор одна. – Берни Лэнг приближалась к восьмидесятилетию, страдала легким остеохондрозом и запущенным, хроническим случаем старушечьего снобизма. Эта тяжелая болезнь нередко поражает, дам после семидесяти, и проявляется в слишком явной бестактности. – Сколько тебе лет? Ничего, что я спрашиваю?
Клер прекрасно понимала, к чему клонится милая светская беседа.
– Конечно, ничего. Мне скоро исполнится тридцать четыре.
– О! – Почтенная леди поднесла к губам бокал вина, но приостановилась, словно осененная светлой мыслью. – Тогда, наверное, стоит поспешить, правда? Не хочешь же ты, чтобы засохли яичники! Да, именно так случилось у Линды, дочери Патриции Бейдеман. Когда бедняжка, наконец, нашла себе мужчину, она уже не смогла зачать иначе, как с помощью пробирки. – Берни на секунду замолчала, перевела дух, сделала глоток и добавила: – Кстати, у меня есть внук, который, возможно, тебя заинтересует.
Заинтересоваться внуком и получить в качестве бабушки Берни? Нет уж, увольте! Только не это!
– В настоящее время я не настроена, встречаться с мужчинами, – решительно сообщила Клер и схватила блюдо с канапе. – Извините.
Она поспешила покинуть комнату, опасаясь поддаться острому желанию напомнить Берни, что состояние ее, Клер, яичников – личное дело и никого из окружающих не касается.
Клер считала, что раньше тридцати пяти биологические часы в обратную строну не пойдут. Так что в запасе у нее оставался еще целый год, но почему-то она вдруг почувствовала, как внутри, в животе, у нее что-то оборвалось. Она попыталась убедить себя, что это просто сказывается нечеловеческое усилие оставаться вежливой, а вовсе не дают себя знать усыхающие яичники. И все же… слишком низко для обычного желудочного дискомфорта. А вдруг?.. Черт подери эту Берни! Можно подумать, без нее мало забот! На носу срок сдачи книги, а вместо того чтобы работать, приходится разносить закуски выжившим из ума маменькиным подружкам.
С подносом в руках Клер вошла в гостиную.
– Канапе?
– Спасибо, милая. – Мать придирчиво осмотрела поднос. – Прелестно. – Поправила на груди дочери веточку падуба и поинтересовалась:
– Ты, конечно, помнишь миссис Хиллард, не так ли?
– Да-да, разумеется. – Клер отвела поднос в сторону и поцеловала воздух возле щеки Эвы Хиллард. – Добрый вечер. Как поживаете?
– Прекрасно. – Эва взяла канапе. – Джойс сказала, что скоро выйдет твоя новая книга. – Она откусила кусочек и запила глотком шардоннэ.
– Да.
– По-моему, событие просто замечательное. Даже представить не могу, каково это – написать целую книгу, от начала до конца. – Она взглянула на Клер сквозь модные очки в черепаховой оправе. – Должно быть, ты невероятно творческая личность.
– Стараюсь.
– Клареста с детства отличалась склонностью к творчеству, – скромно заметила Джойс и принялась поправлять канапе, словно они лежали не под тем углом, под которым следовало, и тем самым нарушали правила приличия.
Прежняя, склонная к пассивно-агрессивному поведению Клер непременно наклонила бы поднос – разумеется, случайно, – чтобы все канапе съехали в одну сторону. Но новая, выдержанная и мудрая Клер просто улыбнулась и позволила матери закончить процедуру. Перемещение канапе на подкосе не повод для переживаний.
– Обожаю читать. – Эва была последней женой Морриса Хилларда, самого богатого человека штата Айдахо и третьего богача страны.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36