В результате, полоса продолжилась на кузове. Чуть не рыдая, я остановилась, перегородив въезд в арку. Через пять минут в арку захотел въехать мужик на волге. Он посигналил мне, потом начал что-то орать через окно, потом, увидев, что я не реагирую, а, наоборот, подозрительно дергаюсь внутри своей восьмерки, он подошел поближе и понял всю глубину наших глубин.
– Эк тебя угораздило!
– Угу, – всхлипывала я, размазывая слезы по щекам. Как же я могла две с половиной тысячи так размазать по стене.
– Совсем ты, мать, габаритов не чувствуешь.
– Угу.
– Тут же места, чтоб три такие как ты выехали.
– Угу, – меня заело.
– Что думаешь делать? – откровенно наслаждался всей глубиной моего идиотизма он.
– Не знаю. Дальше не поеду, боюсь еще больше разодрать.
– Да уж, правду говорят, нельзя вам, прекрасному полу, за руль. Зачем полезла?
– Лучше бы помогли! – тут же озверела я.
– Это пожалуйста. И как тебя муж отпускает? Убьешься же! Ну, садись за руль и делай все, что я тебе скажу.
– А может, вы сами? – робко попросила я.
– Э нет. Твоя машина, ты и разбирайся. – Я завела мотор и, сквозь слезы десять минут дергалась, трогалась и крутила руль так, как он показывал. Вернее, он крутил сначала руками, а потом и всем телом и орал.
– Раскручивай вправо! Да не едь, просто руль крути. Вправо! Где у тебя право? Ты какой рукой кашу ешь?
– Давай потихоньку. Стоп! На меня, выворачивай влево. Лево – там, – он махал рукой, уже не надеясь на мои знания о том, где лево.
– Еще немного на меня, не дергай. От так! Молодца. Дальше ровняй колеса и езжай с Богом. А лучше пешочком, и для здоровья полезнее. И нервы сбережешь. – Под его диктовку я вырулила, не увеличив рану на теле машины. Но и без этого она была ужасающая.
– Мам, ты же сказала, она только на двери? – возмутилась Шурка, увидев результат моего шоппинга.
– Ну не на двери, а чуть дальше. Какая разница?
– Да это не царапина, а удар.
– Я только процарапала!
– Ты только шарахнула машину со всей своей дури об стену. Это надо так уметь въехать в дом!
– А дом-то хоть цел остался? Не упал? – ерничала мамуля.
– Слышала, бабуль, про чеченских террористов? Так наша мать пострашнее будет.
– Таранит недвижимость.
– Сначала продает, потом таранит, – угорали они. А я вдруг расслабилась. Вот она – моя первая авария, действительно похожа на дебилизм, но, какая есть. И что произошло? Ничего. Подумаешь, царапина. Да мой Боливар, если верить мастеру, был бит со всех сторон неоднократно. Так что ничего для него нового.
В общем, я как-то успокоилась и решила – пусть я и обезьяна с гранатой на дороге, а теперь я буду ездить на машине всегда и везде. Пусть я ее убью вообще. Лишь бы научиться. Лишь бы она на меня работала, а я перестала бояться дороги. Я стала выезжать из дому на час раньше, но каждый день садилась и ехала до работы на автомобиле. Самое интересное, что ни в какую крупную аварию я не попала, так как в итоге оказалось, что езжу я очень аккуратно, боюсь всего на свете и разбираюсь в дорожных знаках (спасибо нашему Малюте Скуратову из автошколы). Вот так я и стала водителем, через почти год после того, как начала учиться этому искусству. А неважно – быстро или нет. Важен результат. Когда я в районе сентября впервые в жизни подрезала ИЖ-каблук, чтобы перестроиться в левый ряд, то поняла – дело сделано.
В сентябре наметились существенные перемены в моем положении на работе. А до этого весь август Алина Текова водила меня показывать руководству, как медведя на рождественской ярмарке. Сначала она повезла меня в головной офис показать начальнику департамента развития, железной женщине по фамилии Молотова.
– Так это вы разрабатываете техническое обеспечение идеи нашей Алиночки, – ласково спросила она, перебирая тонкими пальцами мой, уже довольно толстый фолиант.
– Да. И на сегодня мы уже закончили статистическое исследование проекта, – мямлила я.
– Да, Алина говорила. Она показывала свои раскладки, – еще бы, если эти раскладки я ей лично позавчера вложила в руки.
– Эффект может ожидаться такой, что обеспечит работой около двадцати маклеров.
– Неплохо. Но у вас пока хромает информационно – технологическая проработка.
– В смысле, – удивилась я. Вроде, уже все проработано за лето, уже наизусть я знаю любую технологическую часть.
– Ну, вы здесь с Алиной только визуально раскрываете, как должны выглядеть изменения на сайте. А где реальные разработки программистов?
– Так мы за этим и пришли, Ника. – Влезла Телкова. – Нам нужен допуск к программистам, чтобы составить… – она умоляюще посмотрела на меня. А, страшила, не можешь без меня, язык отнимается!
– Чтобы написать программы под конкретные окна сайта. – отчеканила я. Молотова посмотрела на меня с интересом.
– Хорошо. Я дам им указания относительно вас. Можете им позвонить и договориться уже сегодня, – да, Молотова действительно была женщиной умной. И сразу же начала действовать. Через неделю были готовы примерные версии сайта, хотя ради этого мне пришлось практически изнасиловать программистов. Эти худосочные ленивые парни, сидящие на зарплате, очень отрицательно относились к работе как к таковой. А уж к неплановой работе еще хуже. И только мои угрозы настучать Молотовой, которую боялись все, и мои понукания возымели успех. Я стояла у них над душей всю неделю и к концу августа, после еще пары согласований у Молотовой и пары совещаний у нас в отделении мы с Телковой были допущены к императору. Генеральный директор уделил нам ровно пятнадцать минут, к которым я была полностью готова. Я устроила целое представление, я поставила на демонстрационный компьютер диск и красноречиво, с огоньком рассказала, как вся моя (пардон, наша) система будет работать. На красочных таблицах я продемонстрировала расчеты, подтверждающие однозначный успех этого дела. Я была убедительна, как никогда. Директор, невзрачного вида мужчина моих лет, выслушал меня и сказал, что подумает. Ни особого интереса, ни желания что-то понять в его глазах я не увидела. После этого разговора у меня в душе осталась какая-то пустота. Я автоматически приходила в офис, автоматически работала с клиентами, автоматически проводила сделки. Но на самом деле я ждала одного – реакции. Три месяца каторжного труда, и что, вот это тишина в ответ? Если им не нравится, пусть хотя бы объяснят – почему?
– Присядь, Оля. – Вызвала меня к себе Телкова в конце сентября.
– Что случилось? Есть новости? – взволновалась я.
– Есть. Пока в том виде, в каком есть наше предложение не принято.
– Почему? – невероятно! Невозможно!
– Ну, трудно сказать. Все-таки оно еще сыровато. Над ним еще надо поработать, привести его в соответствие с глобальным стратегическим планом развития Корпорации.
– Я готова работать. С радостью.
– Нет. Все, что могла, ты уже сделала. Теперь этим вопросом будут заниматься профессионалы.
– Кто-кто? – задохнулась от возмущения я.
– Не надо думать, что все так просто. Ты сразу же решилась претендовать на слишком ответственный пост. Разве может человек без специального образования и опыта развить большое, неосвоенное направление. И потом, на это нужно время.
– Но вообще направление разрабатываться будет? – хваталась за призрачные шансы я.
– Наверное, будет. Теоретически, наверху все одобрили. Но, конечно форма и исполнение будут другими. Профессиональными и стратегически обоснованными.
– А что же мне делать?
– В смысле?
– Ну я же жила этим проектом, я на него надеялась. И теперь все это ляжет под сукно?
– Да нет же. Как только все приведут в соответствие, то тебя безусловно привлекут к практической стороне дела.
– А когда? – не отставала я.
– Я не знаю. Извини, Оля, у меня еще очень много дел, – непрозрачно намекнула она и я удалилась. Ну вот, еще один облом. А ведь я не сомневалась, что проект пойдет. И Сенокосов тоже. Вон он бежит, хочет узнать, что она мне сказала.
– Мне отказали, Паш. Сказали, что материал сырой и требует профессиональной доработки.
– Сочувствую, – он действительно сочувствовал, хотя для него это было только благом.
– Значит, я буду работать в твоем отделе еще неведомо сколько времени.
– Это плюс, – улыбнулся он и повел меня утешаться. К вечеру, когда мы наутешались коньяком, он вдруг разоткровенничался и решил поучить меня жизни.
– Ты, Оль, отличный специалист, но ни хрена не дипломат.
– Это почему, – пьяно возмутилась я.
– А потому. Я думаю, что твою идею зарубили, потому что она была слишком хорошая.
– Не поняла?
– У нас в верхах царит кумовство и коррупция. И никогда наверх никто не пустит чужого человека. У них там круговая порука. А ты слишком хороша, и можешь со временем затмить тех, кто там сейчас вершит судьбы
– Но ведь они заинтересованы же в процветании Корпорации?
– Они заинтересованы только в набивании собственных карманов. А поскольку лично им от возвышения тебя ни холодно ни жарко, то они решили на всякий случай зарубить и тебя, и идею.
– Это же саботаж. Как же это допускает наш умнейший директор?
– Директор что может видеть? Только то, что ему покажут его приближенные. А у него самая приближенная – Молотова. Он на мир смотрит ее глазами. Значит – она ему сказала, что твоя идея не перспективна.
– Но мне она говорила, что проект отличный.
– В этом и заключается искусство дипломатии. Тебе говорить одно, ему – другое, а делать третье.
– То есть, шансов выдвинуться у меня практически нет.
– Ну почему? Я говорил о тебе с Алиной. Ей-то ты очень понравилась. Она через тебя подтвердила, что она прекрасный руководитель, фанат Корпорации. И что не зря получает свою зарплату. Так что она готова предложить тебе место начальника отдела вторичного жилья, когда оно появится.
– И то хлеб, – успокоилась я. В конце концов, я имею хорошую работу, и за этот квартал получу свои две тысячи, то есть больше, чем за прошлый. Возможно что в будущем меня все-таки продвинут вверх. Кто-нибудь. Все же я не вижу поводов унывать.
Глава 6
Убеждающая, что поводы унывать есть
Определенно, конец года для меня – традиционно период возникновения трудностей и проблем. Как так, еще летом все было так хорошо, я мечтала о хорошей должности, о романе с роскошным мужчиной, о деньгах и уважении родственников, а теперь сижу в тоске и скуке, и не знаю куда себя деть. Куда спрятаться от чувства, что я дура набитая, которая ни на что не способна, никому не нужна и ничего не может. Машина у меня плохая, только и делает, что жрет деньги. Не прошло и полгода, как она снова начала выдавать мне сюрпризы. Да какие там на фиг полгода? Десятого октября машина наотрез отказалась заводиться. Я перегородила полосу на светофоре около склифа и битый час слушала ругань издерганных пробкой водил.
– Что растопырилась, коза?
– Вали отсюда.
– Накупят себе помоек, потом мешают людям ездить. – Я не обращала внимания. Ругаться могут все, а вот взять и отбуксировать меня до сервиса рискнул только один. И тот за триста рублей, хотя ехали мы от силы пятнадцать минут. Оказалось, что в машине поврежден датчик впрыска топлива, поэтому она переливает бензин и глохнет. Полдня я искала по магазинам хренулечку размером с булавку, а стоимостью с брильянт.
– Вам, девушка, надо бы и масло поменять.
– Зачем?
– Стучит движок.
– Он же новый!
– А если на таких свечах ездить, то и новый застучит. – Утешил он меня. Нет, чудеса отечественного автопрома не для меня. Что делать, я уже привыкла ездить на рынок на колесах, но по хорошему от такого помощника надо было избавляться, и чем быстрее, тем лучше.
В конце октября в офисе нам объявили радостную новость.
– В связи с изменением рыночной ситуации и расширением клиентской базы руководство приняло решение увеличить минимальный план маклера в отделах вторичного жилья. С отметки в пять тысяч за квартал до отметки в семь. – Вот это был удар. Наше общество единоличников забурлило, сплотилось и попыталось бастовать, так как и план в пять штук тянули далеко не все. А вытянуть из москвичей, жаждущих жилищных перемен, семь тысяч могли вообще единицы. Я оставалась в стороне, так как в последнем квартале била все возможные рекорды. К моей обычной норме в шесть-семь тысяч к Новому Году добавлялся договор о расселении большой коммунальной квартиры. Если все сложится, а на благополучный исход указывали и наличие покупателя, и наличие квартир для переезда коммунальщиков, и наличие огромного всепобеждающего желания с их стороны больше никогда не видеть осточертевшие лица друг друга. К тому же все они меня любили, поили чаем и уговаривали не тянуть, а дать им квартиры попроще. В таких условиях было бы странно не завершить дело победой. А в этом случае мой план взлетит до суммы чуть ли не в пятнадцать тысяч, ведь комиссия за расселение составляла около десяти тысяч.
– Хорошо тебе, Олька. Такие бабары срубишь, – страдали сослуживцы и молили милосердного Бога обломать мне рога и развалить договор.
– Хорошо, – соглашалась я, но про себя повторяла:
– Чур меня, чур. От кого пришло, на того ушло. – Так что повышение плана меня лично не обломало, но в целом рабочая атмосфера затянулась туманом уныния и неверия в себя. Многие начали подумывать о другой работе.
– Зачем они так делают? Ведь поувольняется народ!
– Ну и что? Как будто это кого-нибудь трогает. Наберут других и все у них будет пучком.
– Да они же ни бельмеса не понимают! Новичков же надо учить потом год.
– И что? Зато им не надо будет много платить.
– Вы тут все трепыхаетесь, кудахчете, а дело в том, что САИНу выгодно именно, чтобы вы план завалили. – Брякнула я. И что меня вечно за язык дергает?
– Почему? У них же доход падает? – удивился и уставился на меня народ.
– Это у тебя, Костик, все падает от работы, а у них только растет. Посуди сам. Вот ты выполнил план и агентство вынуждено тебя любить и наблюдать, как ты на их денежки будешь девушек по ресторанам водить, а потом пялить их в домах культурного отдыха Подмосковья.
– Але, ты что, перегрелась? – обиделся на мое вульгарное заявление Костик Бакунин, маклер параллельного отдела, известный, на самом деле, бабник.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32