– Мне придется помочь Ирине, даже если ты мне не позволишь.
– Ты мне угрожаешь? Ты?!
– Я просто тебя информирую. Эти деньги не достанутся тебе. Они принадлежат Ирине. Или Оксане.
– Ах ты дрянь. Ты уволена. С этого момента. И все твои договора я изымаю. Пошла вон.
– Ты сам пошел вон. Я доложу начальству, что ты тут затеял!
– Иди, хоть бегом, хоть вприпрыжку! Или ты думаешь, что такие вещи делаются без ведома начальства. Ты просто дура, и очень правильно тебя бросил твой муж. Из-за таких как ты в мире одни только проблемы.
– Так не может быть, чтобы таким как ты было позволено все, – я плакала, и судорожно собирала вещи. Оказывается, за уже почти год работы я натащила сюда кучу всякой ерунды. Не хочется ничего здесь оставлять, а возможно, что я здесь сегодня в последний раз. Все-таки я дура набитая. Реву, теряю все – место, интересную работу, зарплату. Меня увольняют со скандалом, а все ради женщины, которой мой порыв, может быть и не нужен. И, скорее всего, никак не поможет. Лукин все равно своего добьется, даже если я открою правду. Такова Ирина. Стоит на нее надавить, и она пойдет на попятный. Отдаст эти десять штук, лишь бы переехать. Какая же все-таки я дурында.
– Ты еще здесь?
– Отвали. Я буду собираться столько, сколько захочу! Хоть насильно меня выталкивай. Или тебе жаль отдавать мне мои бумажечки и книжечки?
– Да собирайся, сколько влезет. Только имей в виду, у меня руки длинные. Если будешь нарываться, проблем не оберешься!
– И что ты сделаешь? Убьешь меня?
– Зачем? Да и не те деньги. Но покалечу точно! – я похолодела, глядя в его бешеные глаза. Он был в ярости, жадность и угроза потерять большую сумму денег привела его в исступление. Я скоренько побросала в пакеты барахло, чашки, ложки, фотки и книжки и спаслась бегством. И все же надо успеть помочь Ирине, раз уж я все равно так по дурацки расхерачила все, что создавала весь год. Я набрала ее номер и напросилась к ней в гости. Она была рада меня видеть. Я не была рада, но решила, что начатое надо доводить до конца.
– Ира, скажите, вам из офиса не звонили?
– Нет. А что, что-нибудь случилось? Почему вы с пакетами? У вас такое расстроенное лицо.
– Да, случилось. Ирина, мне нужно с вами серьезно поговорить. Только обещайте, что выслушаете спокойно.
– Да конечно, о чем речь? Пойдемте, я сделаю вам чаю.
– Меня уволили с работы. Не надо чаю.
– Уволили? Почему? Вы в чем-то провинились?
– Можно сказать и так, – горько усмехнулась я.
– А как же мы, что будет с нашей сделкой.
– Вот об этом я и хочу поговорить. Собственно, я из-за нее и уволилась.
– Из-за нас?
– Да. Мое начальство настаивало на том, чтобы нажиться на вашем варианте больше, чем предусмотрено комиссией. Это такая обычная практика в Инкорсе. Я не могла отказаться, тем более моя ситуация не такая, чтобы отказываться от денег. Меня уговорили, но это ничего не меняет. Я во всем виновата сама.
– Подождите, я ничего не понимаю. Нажиться? На нас? О чем вы?
– Десять тысяч. Вашу квартиру на самом деле продают за пятьдесят пять тысяч. Но вам говорят, что за сорок пять. За нее взяли аванс еще в ноябре. В начале.
– Как? – застыла она, растерянно смотря куда-то сквозь меня.
– Это правда. Мне очень стыдно, что я на это согласилась, но это факт.
– Но Оля, разве так можно?
– Я только начинаю. Сама я работаю всего несколько месяцев. Мне сказали, что так делают всегда. Что только так настоящие деньги и делаются. А у меня ситуация, что… Неважно.
– Какой кошмар. То есть?
– То есть все это время я вам врала.
– Оля…
– Я надеюсь, что еще не поздно. Потребуйте встречи с покупателями, возьмите копии авансовых договоров. Требуйте, чтобы все деньги закладывались только в ячейку на ваше имя и только в вашем присутствии.
– Оля!
– Что? – Я еле остановилась, так мне хотелось открыть ей все тайны и побыстрее исчезнуть с ее глаз.
– Я не могу без вас. Не бросайте меня. То, что вы так пришли, только подтверждает, что вы порядочный человек.
– Да, я надеюсь, что я порядочный человек. Но я не могу вести больше ваш договор. Меня уволили.
– Из-за нас?
– Из-за меня. Я все равно так не смогла бы.
– А давайте, я вас отдельно найму. Это же я могу. Никто не может мне запретить везде ходить только с вами. И Оксана к вам привыкла! – она смотрела так ласково, так понимающе, что я чуть не расплакалась.
– Но у вас и так мало денег.
– А вы вообще остались без денег.
– Давайте так, – сказала я. – Я буду с вами, и проведу сделку до конца. Но в качестве вашего консультанта.
– Юриста!
– Например. Если мне удастся вытащить из Инкорса эти десять тысяч, я получу с них столько, сколько вы сочтете возможным. Если нет…
– Я уверена, что у вас, Оля, получится все. – И тут я не выдержала и все ей рассказала. И про мужа, и про деньги, и про Лукина.
– Вы, Олечка, еще далеко пойдете, потому что на вашей стороне будут люди. Вы понимаете? – заверила она меня, прослушав мой сбивчивый рассказ.
– Спасибо, Ира.
– Что спасибо? Я много видела на свете, давно живу. Это очень трудно, признаться в собственных ошибках, особенно такой ценой. Я уверена, что таких людей на свете единицы.
– Не говорите ерунды. Лучше давайте разработаем с вами план действий. – Мы провели боевое совещание, в процессе которого я поняла, что была права. Останься Ирина с Лукиным один на один – она сдаст свои позиции в один миг. И ни в чем она не была уверена, кроме того, что ей надо переехать. Но я настояла, чтобы она встретилась с покупателями. Я, слава богу, имела все их телефоны, и утром следующего дня мы с Ириной уже сидели у них дома, рассказывая всю сложившуюся ситуацию. Они обалдели.
– Как же так? Мы честно покупаем вашу квартиру за пятьдесят пять тысяч. Кидать никого не хотим.
– А по плану именно на вас и на ваших риэлтеров потом свалят недостачу.
– Что же делать?
– Да на самом деле все просто! Вы сейчас подпишите с нами соглашение, где подтвердите свои слова. Ну, про пятьдесят пять тысяч.
– Вы не против? – неуверенно лепетала Ирина, – вас не затруднит?
– Что вы! Напротив, мы заинтересованы в квартире, в чистоте сделки. Нам не надо, чтобы вас кинули.
– Отлично, – продолжала я. Мы сделаем копии с ваших экземпляров договора аванса и приложим к этому соглашению. Дальше вы должны потребовать присутствия продавца лично на всех этапах сделки. И при передаче денег, и при подписании договора.
– Нет проблем.
– А дальше дело техники. Мы сейчас поедем в головной офис к руководству, которое стоит над Лукиным, и спросим, нужен ли им скандал. Покажем наши соглашения и копии. А также копии Ирининого договора, где четко прописана комиссия агентства.
– А она там прописана?
– Там есть пункт, что они получают комиссию от цены продажи. А у нас цена – пятьдесят пять штук.
– Понятно, – хотя по их виду нельзя было сказать, что им все понятно. Взъерошенные, взволнованные.
– И посмотрим, что они скажут. Если будут давить, заведем уголовное дело, расторгнем все договора и продадим вам квартиру напрямую, без их комиссии.
– И вам выйдет скидка.
– Но я думаю, они не станут доводить дело до скандала с милицией.
– Хорошо придумано.
– Давайте попробуем! – И мы попробовали. Я боялась ужасно, и даже больше из-за этого поехала в другой офис. Только бы не встречаться с Лукиным. Не могу сказать, чтобы нам там были сильно рады. То есть, рады нам не были совсем. Наоборот, смотрели на меня так, словно сейчас сожрут. Документы приняли, а когда я потребовала письменно подтвердить принятие заявления и копий, ушли и не возвращались около полутора часов. Мы с Ириной все прям извелись. Но дальше все было просто и приятно. Приятно, потому что постоянно чувствовалась победа, ее вкус, ее аромат. Инкорсовский старший менеджер помаялся, потянул резину, но после моего обещания обеспечить уголовное дело и расторжение всего договора, сменил гнев на милость и перестал валять дурочку. Он признал наличие некоторых существенных нарушений договора, пообещал разобраться с агентом на месте, то есть с Лукиным. И милостиво соизволил разрешить проведение сделки с соблюдением всех выгод Ирины. Двадцать восьмого декабря мы заложили под испепеляющие взгляды Лукина в банковские ячейки тридцать пять тысяч продавцам квартиры в Мытищах, а на Иринино имя положили доплату – двадцать три тысячи зеленых долларов США. Жалкие три тысячи мы все-таки оставили Инкорсу, так как ничего не могли поделать. Как ни крути, это их комиссия. Договор прошел без сучка без задоринки. Ирина сияла от счастья и даже Ксюша стала держаться со мной попроще. После подписания все разъехались по домам, чтобы ждать регистрацию договоров. Она длится две недели и только после нее можно уже получить деньги. Я гадала, сколько мне заплатит Ирина, так как всю оставшуюся наличность я отнесли в банк, предчувствуя, что в январе у меня вряд ли получится чего-нибудь заработать. Отличная перспектива – прошел год и я опять сижу без работы, без денег и при огромных долгах. Просто какой-то порочный круг. Вот и гадай – правильно ли я поступила, если теперь мне придется организовывать новогодний стол и подарки моим троглодиткам на сумму, с трудом приближающуюся к пятидесяти баксам. А в январе придется снова обивать пороги в поиске подходящего места для риэлтера с небольшим, но скандальным опытом. Да и возьмут ли меня куда-нибудь, если я планирую у всех заранее спрашивать, не собираются ли они заставлять меня кидать людей. Мне нужна фирма, где работает принцип «Клиент всегда прав».

Часть 2
Корпоративное счастье
Глава 1
Новый-новый новый год
С пургой у меня своеобразные отношения. Ну и что, что за окном летает какая-то мелкая ледяная гадость, если я сижу дома, в тепле и уюте родных стен. Мягкий свет торшера около большого мягкого кресла. Пушистый ковер под ногами, на коленях в меру колючий старенький плед в клетку. Чашка чуть кислящего лимоном чая. Что еще? Ах да, скоро Новый Год. Пурга и Новый Год – это как Жеглов и Шарапов. Вроде бы ничего общего, а как-то вместе воспринимаются. Значит так – пурга, кресло, ковер, Новый Год. Если бы. Только не в этот, 2001 год, который, по сути, и является началом пресловутого тысячелетия. В этом году вместо того, чтобы еще в начале декабря отослать муженька за шампанским и конфетами и неторопливо готовиться к празднику, я ношусь как буйно помешанная по депозитариям, офисам, квартирам. Уговариваю, принуждаю, грожу. Я напоминаю себе мальчишку в коротких штанишках, который сел на деревянную палку с головой коняшки на конце и, размахивая сабелькой над головой, помчался по кругу. Мчится, орет «Ура!» и не может остановиться, пока кто-нибудь его не схватит за вихор и не отшлепает. За вихры меня обычно дергает мамуля. Это ее прерогатива со дня моего рождения, ибо только она знает, как воспитать из меня настоящего человека. Маман с настороженность наблюдала за моими вихреобразными перемещениями весь декабрь. Двадцать девятого декабря я спала почти весь день, приходя в себя после сумасшедшей сделки. Тридцатого декабря она задергалась. В доме шаром покати, дочь только что из-за собственной дури потеряла хорошую работу и дрыхнет. С этим надо было разобраться. Не разобраться она не могла.
– Олечка, скажи на милость, ты собираешься все праздники так проспать?
– А почему нет? – поинтересовалась я.
– Потому что могла бы пожилой матери немного и помочь!
– В чем? – тупила я.
– В чем? Новый Год уже завтра, а у нас в холодильнике кроме пельменей ничего нет.
– Еще три яйца!
– Какие три яйца? Те, что твои дочери смолотили вчера на ужин?
– Съели, да?
– А что же им было делать?
– Не отвечай вопросом на вопрос.
– Не смей грубить матери! – села наконец она на любимый конек.
– Я не грублю. Я одергиваю, – я вполне была готова немного размяться.
– Кто давал тебе право мать! Одергивать! Думаешь, самая умная?
– Нет.
– Именно. Ты вообще ни о чем не думаешь! Ни о детях, ни обо мне. А я тебя, между прочим, вырастила.
– А по-моему, ты это делала на папины денежки.
– Да как ты смеешь! Я всю душу в тебя вложила, неблагодарная.
– Ага, а папуля просто рядом постоял. Просто забыл презерватив надеть.
– Что??? – захлебнулась мамуся и выпучила на меня глаза. Да, простой юмор подворотен ей недоступен. Но перевес явно оказался на моей стороне. Она замолчала.
– Чего ты хочешь? Говори, мам, и не надо этих нравоучений. У меня и без тебя сейчас не самый лучший период.
– Ты сама виновата. Зачем было терять такую хорошую работу?
– То есть ты, такая вся правильная и умная, искренне сожалеешь, что я отказалась кинуть на деньги мать – одиночку? Так?
– Не так. Но поверь мне, у меня большой жизненный опыт. Ей наплевать, что ты сделала это ценой потери работы. Заплатит тебе в лучшем случае пятьсот долларов. Или вообще решит, что ты перебьешься без денег.
– Мам, нельзя так откровенно источать жадность. Не ты ли меня учила, что не все измеряется на деньги. Что главное – чистая совесть.
– Ты сделала больше, чем надо. Жертвовать хорошей работой…
– Да чем же она была так хороша, эта работа? – возмутилась я. – Ведь если бы я там осталась, мне бы все время пришлось применять в жизнь эти кидальные схемы. А я не хочу. И я тебя уверяю, есть и другие фирмы.
– Так тебя и возьмут.
– Наверняка возьмут. Я риэлтер с опытом…
– Ха! – скривилась она. – Опыт по ЖЭКам в очередях стоять.
– Хотя бы. Вот пройдут праздники, я возьму газету и устроюсь, не боись. А ты лучше давай, помоги мне придумать, как на наши остатки соорудить праздничный стол и что мы нашим клушкам подарим.
– Шурик хочет коньки.
– Это нереально. Ей придется перебиться.
– Похоже, нам всем придется перебиться. Почему у тебя совсем не осталось денег?
– Я заплатила в банке за два месяца вперед.
– Зачем?
– Чтобы иметь два месяца на раскрутку в другой компании. Чтобы не пришлось снова продать что-нибудь из папиных подарков.
– Да уж… – протянула мама. – Есть у меня двести долларов.
– Неужели? И ты молчала? – поразилась я.
– А что ты предлагала? Отдать тебе, а потом пропадать с голоду?
– Мама!
– Ладно. Я знаю, как ты стараешься. Я куплю Шурке коньки сама.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32