Он достал сигарету, подождал, пока ему поднесут спичку, и только потом заговорил:
– Тридцатого декабря позвал ее в кабинет. Начинаю серьезный разговор о замужестве. А она молчит.
– Каждый человек имеет право на тайну личной жизни.
– Я ее ругаю: «Годы уходят. И о чем ты только думаешь?» А она вдруг в ответ: «А ты о чем думаешь, встречаясь с Маюми?»
– Вот умора!
– Но мне-то было не до смеха. Я как услышал – дара речи лишился. Спасибо, удружила… Теперь с родной дочерью поговорить не могу.
Не в силах удержаться, Маюми хохотала, болтая босыми ногами.
– Нет, ты мне ответь, зачем тебе нужно было встречаться с ней?
– Мы говорили о докторе Наоэ.
– Что-о? – Ютаро вскочил. – При чем здесь Наоэ?
– Скажу, если папочка не знает.
– Ну!
– Твоя Микико по уши влюблена в него.
– Микико?
– Туповат ты, папочка. Я же тебе давно еще говорила: что-то тут неладно.
– Но ведь он на двадцать лет старше!
– Какая разница? Мне, например, тоже нравятся мужчины его возраста.
– Может, и ты втюрилась в него?
– Может, и я… – Маюми выхватила сигарету изо рта Ютаро, затянулась и выпустила колечко дыма.
– Ну ладно… Но почему ты решила, что Микико влюблена в Наоэ?
– Она сама мне об этом сказала.
– Она же с тобой не знакома.
– Ну и что?
– Она приходила сюда?
– Нет. Пока нет. Ну что, рассказывать дальше?
– Не тяни за душу.
– А купишь?
– Что «купишь»?
– М-м-м… Шелковое платье.
– Ладно-ладно, куплю. Да скажешь ты или нет?! Вид у Ютаро был затравленный. Он вытащил новую сигарету и опять закурил.
Маюми плутовато взглянула на него.
– Однажды я видела, как Наоэ гулял с девушкой. Я еще подумала: какая прекрасная пара! Так подходят друг другу… Я сразу догадалась, что это Микико. Правда, она совсем на тебя не похожа, больше на мамочку, просто одно лицо. И от брата я кое-что слышала. Я, папочка, в курсе всех дел… Я тогда возьми и позвони Наоэ – просто из баловства. Спрашиваю: «Девушка, с которой вы гуляли, – дочь главврача?» И он мне сразу все рассказал. По-моему, она и дома у него бывала, – добавила Маюми, направляя разговор в нужное ей русло. – Брат говорил, что слышал об этом от медсестер.
– Но Наоэ… У него же роман с Симурой.
– Ничего удивительного. У такого мужчины может быть несколько женщин.
– Ладно, хватит молоть чепуху. Я не очень верю тому, что ты говоришь.
– Не веришь – не надо. Но доктор Наоэ – известный сердцеед. Говорят, у него и с Дзюнко Ханадзё что-то было.
– Вряд ли.
– Правда. Ну, папочка, и туго же до тебя доходит! Ютаро точно холодной водой окатили.
– Теперь тебе понятно, почему твоя дочь убегает со смотрин? Да она ни о ком другом и слышать не хочет!
– Да… Это похоже на правду, – выдавил наконец Ютаро.
– Еще бы! Раз уж Микико сама говорит…
– Н-да… Интересно, как далеко у них зашло?
– Не знаю. До ребенка, думаю, дело пока не дошло.
– Эй-эй! Прекрати сейчас же эти шуточки! – Глазки Ютаро, казалось, вот-вот вылезут из орбит.
– Помнишь, Микико как-то не вернулась домой? Может, она и тогда была у него.
– Ночью?
– Почему бы и нет?
– Она сама об этом сказала?
– Нет, не говорила, но меня не проведешь. Ютаро перепугался не на шутку. Маюми торжествовала.
– Я думаю, – злорадно заключила она, – что у них довольно серьезно.
– Дура!
– Не хочешь – не верь.
Ютаро был бы рад не поверить, но его смущал тон Маюми.
– Все-таки не понятно, о чем вы с ней толковали… Маюми вскипятила воду, сварила кофе.
– Между прочим, эта – как ее там – Норико… Она может скандал закатить.
– Но я об этом ни слова не слышал. И Рицуко мне ничего не говорила, – простонал Ютаро.
– Плохие родители: не знаете, чем живут ваши дети.
– Тьфу, заладила «не знаете, не знаете». Поди узнай, если от них слова не дождешься.
– В вашем доме не очень-то разговоришься.
– Ну сказала бы честно: «Люблю Наоэ…»
– Представляю, что бы ты ей ответил.
– Ничего подобного. Наоэ прекрасный врач и хороший человек.
– Ну, допустим, – пожав плечами, сказала Маюми. – А что, если и впрямь поженить их? Подумаешь, Симура. Стоит папочке только захотеть…
– Нет, так нельзя.
– Единственная дочка влюблена без памяти…
– Сначала я должен поговорить с Микико.
– Только не проболтайся, что это я тебе рассказала. А то она возненавидит меня.
– Не беспокойся. Не настолько я глуп.
– Ну-ну, папочка… А если Микико не захочет замуж, я выйду вместо нее.
– Ты? За кого?
– За Наоэ, разумеется.
– Вот дурища! – Ютаро расхохотался. – Ничего у тебя не выйдет. Он знает, что ты моя любовница.
– Ну и что? Он ухаживал за мной.
– Ох, не смеши!
– Что, не веришь? Ему все равно кто. Ютаро все еще хохотал.
– И между прочим, – продолжала Маюми, – у него и на чью-то жену виды есть.
– На чью жену?
– Да на твою, на госпожу Рицуко.
– Ну, довольно!
Этого Ютаро стерпеть не мог. Он покраснел как рак и со злостью уставился на Маюми. А она спокойно закончила:
– Ну что ты так злишься? У Наоэ женщин столько… В конце концов, ничего предосудительного нет в том, что и папочкина супруга одаривает его своим вниманием.
Маюми бросила в чашку кусок сахара и неторопливо размешивала его.
Да, у Ютаро были причины для гнева: он вспомнил, что в последнее время, стоило заговорить о Наоэ, у Рицуко загорались глаза и она становилась до неузнаваемости оживленной.
– Странный он какой-то. – Допив кофе, Маюми закурила. – Исследует свой позвоночник…
– Зачем?
– Что, ты и этого не знал? Он несколько раз в месяц делает рентгеновские снимки.
– А это ты откуда узнала?
– От брата.
«Если это сказал Савада – может, и правда…» – подумал Ютаро и сказал:
– Впервые слышу об этом.
– А еще…
– Ну, что еще?
– Водит к себе женщин… колет наркотики.
– М-да… – пробурчал Ютаро. Он вспомнил, что с полмесяца назад к нему заходила старшая сестра и пожаловалась, что доктор Наоэ расходует слишком много наркотиков. – Ты сама видела?
– Нет… Но недавно ходила к нему на прием, и он мне очень не понравился – глаза мутные, пустые. – Маюми удалось ускользнуть от опасной темы.
– Когда это было? Днем?
– Конечно. Я же ходила в клинику днем. «Сэкигути об этом не говорила. Но если Маюми не обманывает и Наоэ наркоман? – Ютаро ужаснулся. – Если так, надо что-то придумать: дело-то подсудное…»
– Интересно, зачем он променял университет на какую-то частную клинику?
– Что значит «на какую-то»?
– А что? Мог бы выбрать что-нибудь посолиднее. Ютаро и самому это казалось странным. А тут еще такие новости…
– На твоем месте я бы получше присмотрелась к нему, – посоветовала Маюми.
– В университете он был на прекрасном счету.
– И все же, почему он ушел оттуда?
– Я его принял по рекомендации доктора Иидзуки – это мой приятель, член правления Ассоциации врачей.
– Вот и спроси у своего приятеля.
– Какое мне дело, почему он бросил университет! Лишь бы в моей клинике работал хорошо. А врач он превосходный.
Ютаро говорил уверенно, хотя червь сомнения уже поселился в его душе. «Надо бы и вправду, – думал он, – приглядеться к Наоэ получше».
Глава XXI
Седьмое января, понедельник. После недельного отдыха Норико пришла на работу.
Праздники кончились. В этот день в клинике собрались все. Главный врач пригласил сотрудников в кабинет и сказал речь. Поздравил с Новым годом и призвал трудиться еще усердней. В заключение он пожелал, чтобы все относились друг к другу с «неустанным вниманием».
Норико слушала его безо всякого интереса. И, только когда он сказал о внимании, невольно вздрогнула: не о Наоэ ли речь?
С понедельника начинались нормальные рабочие будни, но Наоэ все еще не появился.
Дел после долгого перерыва было много; с самого утра в амбулатории толпились больные.
В комнату медсестер заглянула Сэкигути.
– Кто-нибудь знает, что с доктором Наоэ? Вопрос относился ко всем, но Норико показалось, что старшая сестра обращалась именно к ней.
– Столько больных, а доктор Кобаси ни на секунду не может уйти из палаты… Просто не знаю, что делать, – ворчала Сэкигути.
Кобаси и в самом деле неотлучно находился при Кокити Уэно. Зашел ненадолго на собрание, но тут же прибежала сестра, опять вызвала его в палату.
С третьего января Кобаси, как и советовал Наоэ, отменил переливание крови. В тот же вечер Уэно начало лихорадить; следующие два дня температура скакала, а шестого с самого утра поднялась выше тридцати восьми. Кожа опять пожелтела.
К вечеру начался настоящий жар. Лицо у Уэно пылало, он тяжело дышал. Смерть могла наступить в любую минуту – как и предсказывал Наоэ, на пятый день после отмены переливания крови.
«Может, позвонить Наоэ домой?» – подумала Норико. Ей казалось, что все ждут этого от нее.
Наоэ говорил, что задержится в Саппоро дня на два, не больше. Седьмого или восьмого собирался на работу. Может, решил побыть с матерью те несколько дней, которые отняла у него Норико?.. Теперь Норико корила себя за эгоизм.
Сэкигути снова заглянула в комнату медсестер.
– Кажется, доктор Наоэ собирался в праздники на Хоккайдо? – Она обращалась уже непосредственно к Норико.
– Да, я тоже об этом слышала.
– Я звонила ему домой. Консьержка сказала, что он еще не вернулся.
– Может быть, задержался в Саппоро?
– Но он же знает, что должен быть на работе!
Норико и сама несколько раз звонила Наоэ, но безуспешно. Так что слова старшей сестры нисколько не удивили ее, но она почему-то встревожилась.
– Может, решил лететь утренним рейсом? С аэродрома – сразу сюда? – предположила Сэкигути.
– Да-да, конечно, – пробормотала Норико. – Во всяком случае, он бы предупредил, если решил задержаться.
– Хоть бы скорее приехал…
Из амбулатории звонили каждые пять минут: спрашивали, не пришел ли Наоэ. Кобаси не мог вести прием: еще не кончился утренний обход, да и Уэно нельзя было оставить надолго.
За дверью застучали каблуки, и в комнату вбежала Каваай.
– Как там Уэно? – спросила Сэкигути.
– Опять лихорадит, – ответила на бегу Каваай, схватила кислородную подушку и умчалась.
– Странно. Очень странно… – задумчиво сказала Сэкигути и в который раз взглянула на часы.
Почувствовав упрек, Норико опустила голову и снова принялась мыть шприцы.
Кобаси спустился в амбулаторию только в одиннадцать. Часть больных, не дождавшись врача, ушла, но человек тридцать все же терпеливо сидели у кабинета.
Кобаси работал молча. Он был страшно зол на Наоэ, но высказываться считал ниже своего достоинства: возмущение его выражалось молчанием.
Норико дежурила у кровати Уэно. Только раз отлучилась на минутку, позвонить Наоэ, но в ответ услышала длинные гудки.
«Неужели опять ввел себе наркотик и спит, не слышит звонков? – Тревога снова охватила ее. – Но ведь он обещал, что больше не будет». Та ночь у озера казалась теперь волшебным сном, и Норико никак не могла поверить, что все это действительно было, было…
До главврача тоже, видно, дошел слух, что Наоэ нет на работе; он явился в комнату медсестер, пробурчал недовольно:»Ну что ты с ним будешь делать!» – и зашептал что-то на ухо старшей сестре. Та озадаченно посмотрела на него, затем подошла к картотеке и начала просматривать все медицинские карты, начиная с «А».
Кокити Уэно становилось все хуже. Утром его била дрожь, потом она прекратилась, но к вечеру озноб начался снова. Он был в сознании. Когда его окликали, чуть открывал глаза, но, кажется, никого не узнавал.
Кобаси терзался угрызениями совести: на глазах у него умирал человек и он нес за это ответственность. Кобаси поставил капельницу, ввел успокоительное – словом, сделал все, что мог, но все равно на сердце у него было тяжело. Кобаси с самого утра бегал то в палату, то в комнату медсестер.
В три часа Норико еще раз спустилась в амбулаторию. Набрала номер. Гудок. Еще один. «Сейчас возьмет трубку». Но нет, гудки, только гудки. Видимо, все-таки не вернулся…
Норико медленно побрела по лестнице, как вдруг почувствовала дурноту. Она прижала руки к груди, несколько раз глубоко вздохнула, но желудок сжал мучительный спазм. Закрыв рот рукой, она ринулась в туалет. Норико вырвало чуть ли не на пороге: ощущение было такое, что ее выворачивает наизнанку. Норико подождала, пока не перестанет мутить; грудь точно сжимало тисками.
Наконец ей стало легче. Умывшись, Норико медленно подняла глаза к зеркалу. В уголках глаз блестели слезы.
Она задумалась. На желудок она никогда не жаловалась, продукты сегодня все были свежие, тошнота подкатила так же внезапно, как и исчезла, – такого с ней никогда не бывало.
«Из-за беременности», – догадалась она. Норико ощущала сильную слабость. Увидев в зеркале свое измученное лицо, она вспомнила о Наоэ.
В комнате медсестер Кобаси разговаривал со старшей сестрой.
– Он умрет сегодня вечером или ночью.
– Кто дежурит? – Старшая сестра подошла к висевшему на стене расписанию. – А, Симура и Каваай.
– Вечно мне не везет! – недовольно надулась Каваай.
– А что, Наоэ-сэнсэй так и не появлялся? – удивился Кобаси.
– Час назад звонила. Нет дома.
– В какой гостинице он остановился в Саппоро? Кажется, в отеле G.? – Хоть по телефону поговорить, если он еще там…
– Он вам нужен?
– Очень. Я хотел посоветоваться с ним об Уэно. Может, дать ему преднин?
– Попробуем дозвониться? – предложила Сэкигути.
У Норико екнуло сердце: «Отель G.»… Пять дней назад она была там с Наоэ. Смотрела из окна на заснеженный город. Наоэ обнимал ее… Всего пять дней, а кажется, так давно.
Саппоро ответил сразу. Это было в порядке вещей, но Норико почему-то страшно удивилась.
– Алло, алло… – кричала в трубку старшая сестра. – Саппоро? Гостиница G.?
Не переставая скручивать тампоны, Норико насторожилась.
– На-о-э… да-да… правильно… господина Наоэ Кёскэ, из Токио…
Старшая сестра посмотрела на стоявшего в дверях Кобаси.
«Если он в номере, я потом тоже позвоню ему потихоньку», – подумала Норико.
– Вот как? Понятно… – протянула старшая сестра. Норико затаила дыхание.
– Да-да, я поняла, большое спасибо. Положив трубку, Сэкигути повернулась к Кобаси:
– Три дня назад он выехал из гостиницы.
– Куда?
– Сказал, что в городе живет его семья. Может быть, перебрался к ним.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37