Норико нашла Наоэ в ординаторской – он отдыхал после операции, еще даже не сняв операционный халат. Норико сообщила, что у Исикуры снова жар.
– Понятно. – Наоэ проследил глазами за тающим в воздухе сигаретным дымком. – А дыхание как?
– Учащенное.
Наоэ еле слышно, будто самому себе, прошептал:
– Все… Конец.
– Неужели ничего нельзя сделать?
– Может, протянет еще дня два-три.
– А там как раз Новый год…
– Да, в самом деле… – Наоэ выпустил дым. – Введи-ка ему еще ампулу метилона.
– Кстати…
– Что?
– Нет, ничего.
Норико хотела сказать о вчерашней беседе со старшей сестрой, но раздумала. Не осмелилась. Она молча вышла из ординаторской готовить, как велел Наоэ, инъекцию метилона.
К ночи температура у Исикуры поднялась до сорока, он начал задыхаться.
Дежурил Кобаси. После вечернего обхода, отозвав в сторонку младшего Исикуру, Кобаси сказал, что у отца начался отек легких, положение критическое. Надо сообщить родственникам.
Норико поменялась с Каваай и осталась дежурить.
На рассвете Исикура потерял сознание; ему продолжали делать уколы, поставили капельницу, но в восемь утра он незаметно и тихо испустил дух. Мучился он недолго, минут двадцать-тридцать, а потом будто забылся сном и умер, так и не ощущая своих последних минут.
Наоэ пришел в клинику, как обычно, после десяти. О смерти Исикуры услышал от старшей сестры.
– Я распорядилась вымыть его и отнести в морг. В праздники крематорий будет закрыт, поэтому церемония прощания с усопшим назначена на сегодня. Похороны завтра – кажется, в девять утра.
Наоэ спокойно выслушал Сэкигути, достал историю болезни пациента Есидзо Исикуры, раскрыл ее и в графе «течение болезни» красным фломастером написал: «Умер».
Глава XVIII
31 декабря с утра сыпал снег, а днем потеплело и пошел дождь.
Приема в амбулатории не было, но «скорая помощь» привезла пятерых человек. У троих оказалась простуда, четвертый пострадал в дорожной аварии – сильно ушиб колено, у последнего было небольшое растяжение связок. В общем, ничего серьезного. Их осмотрели, сделали кому надо уколы, назначили лечение и отправили по домам.
Когда в восемь вечера начался вечерний обход, дождь прекратился, небо очистилось, ярко светила луна. Токио оказался в зоне высокого атмосферного давления, воздушные массы с материка принесли похолодание.
Клиника была полупустой: на праздники большинство уехало к семьям, осталось не более одной трети.
В канун Нового года больные собрались в палатах маленькими компаниями, ели новогодние кушанья, соба.
В девять часов вечера Норико пошла гасить свет. Во многих палатах ни души. Темно было и там, где недавно лежал Ёсидзо Исикура. Норико ощутила в груди жутковатый холодок, когда кинула взгляд в приоткрытую дверь этой палаты.
Лунный свет падал на кровать, на которой лежал Исикура. Труп унесли, простыни сняли; на голом матрасе кое-где остались вмятины и разводы.
Торопливо, почти бегом, она прошла мимо, завернула за угол и спустилась на третий этаж, в комнату медсестер. В ординаторской горел свет – значит, Наоэ еще там. И прекрасно: можно спокойно зайти к нему. Тем более что сегодня дежурит туповатая Уно, и, если сказать ей, что доктор нужен по делу, она не усомнится.
Перед дверью Норико в нерешительности остановилась, потом, набравшись храбрости, тихонько постучала.
– Войдите.
Норико с облегчением вздохнула: «Слава богу, голос Наоэ».
Она вошла в ординаторскую и аккуратно прикрыла за собой дверь.
– Я прошла по палатам, выключила свет.
– Хорошо.
Наоэ отложил в сторону книгу, достал из кармана пачку сигарет.
– Хотите чаю?
– Спасибо. Не надо.
На столе перед Наоэ стояла бутыль с сакэ, рядом полупустой стакан.
– Когда проходила мимо палаты, где лежал Исикура, так жутко сделалось, аж мурашки по коже.
Наоэ прикурил сигарету, затянулся и посмотрел на Норико:
– Сядь рядом со мной.
– Что? – Норико не поверила собственным ушам. В клинике она слышала такое впервые.
Наоэ собрал газеты, освобождая место для Норико, которая села только после того, как вымыла пепельницу и вытерла стол.
– Хочешь сакэ? – спросил Наоэ.
– Нет, я ведь на работе…
– Да ладно, сегодня же праздник. Год кончается. Наоэ протянул Норико свой стакан. Норико, едва пригубив, поставила его на стол.
– Завтра едете в Саппоро?
– Да.
– А когда вернетесь?
– Буду там дня два-три.
– Так мало? – Норико сразу решила, что тогда и она вернется из Ниигаты пораньше.
– Саппоро, наверное, весь в снегу… Наоэ молча взял стакан, глотнул сакэ.
Норико представила, как он идет по заснеженным улицам Саппоро.
– Поехали вместе! – неожиданно предложил Наоэ.
– А? – Норико даже растерялась. Уж очень неожиданным было это предложение.
– Хочешь съездить в Саппоро, на Хоккайдо?
– Вы… серьезно? – Норико с изумлением глядела на Наоэ. – Хотите, чтобы я поехала с вами?
– Но только там сейчас очень холодно.
«Ничего! Пусть снег, пусть мороз, только бы вместе с ним!» – подумала Норико.
– Но ведь ты собиралась завтра в Ниигату?
– Могу и не ехать.
– Тебя там мать ждет?
– С ней я увижусь в любое другое время, когда захочу.
Наоэ снова пригубил сакэ.
А Норико удивлялась собственным словам. «С ней я увижусь в любое другое время… Как будто с Наоэ больше не увижусь».
– Тогда едем завтра.
– Завтра? – снова удивилась Норико.
«Что это? Каприз? Но упускать такую возможность нельзя!»
– А… Вы же едете к матери?
– Жить буду в гостинице.
– Как же так? В Саппоро у вас дом…
– У матери пробуду только один день.
– Я вам не помешаю?
– Нет. Только пока я буду у матери, ты посиди в гостинице.
Норико никогда не была на Хоккайдо и никогда не ездила вдвоем с Наоэ. От неожиданной радости она залилась румянцем.
– Во сколько мы выезжаем?
– Самолет вылетает в три. Билет для тебя я закажу сегодня по телефону.
– А номер в гостинице?
– Сейчас праздник, приезжих, наверное, много, но ничего, город не маленький, уладим.
Норико еще не верила своему счастью.
– Вы в самом деле берете меня с собой?
– Я же сказал.
– Я так рада…
Норико выглянула в окно. Ей казалось, что счастье бежит ей навстречу. Стоит только прислушаться – и можно услышать его приближающиеся шаги. Она боялась пошевельнуться, чтобы не отпугнуть его, боялась услышать сейчас: «Нет, ты не так поняла…»
– О чем задумалась?
– Да нет… ничего… – Норико засмеялась и прижалась к плечу Наоэ.
– Пальто не забудь.
– А сапоги?
– Не обязательно, достаточно взять ботики. Пальто у Норико было одно – тонкое, пригодное только для Токио. Ботики можно купить и в Саппоро. Чемоданчик, правда, потертый, да ничего, сойдет. Жаль, так и не сшила себе костюм, о котором давно мечтала. Собиралась к родителям в Ниигату, а туда наряды ни к чему. Но Хоккайдо – это, конечно, совсем другое дело… Жаль, что не знала заранее, тогда было бы время как следует собраться, а сейчас, уж конечно, ничего не успеть… Ну и ладно, что он раньше не сказал. Он ведь всегда такой. Может, сию минуту решил – и тут же пригласил.
– Наверное, в Саппоро очень красиво зимой? Дома, дороги – все снегом запорошено…
Норико вообразила тихие улочки, кружащийся в воздухе снег; дома, деревья, тротуары, дороги – все бело. И они идут вдвоем… Тишина и сверкающая белизна вокруг. Норико почувствовала, как у нее кружится от счастья голова.
– Вот и кончается год… – тихо сказал Наоэ и допил сакэ.
– Даже не верится…
Откуда-то доносилось пение. Наверное, больные смотрят по телевизору праздничную программу.
– Да, кончается год… как и все в мире кончается…
Последнее слово Наоэ произнес как-то особенно резко. Норико испуганно подняла лицо.
Наоэ чуть улыбнулся одними глазами. Такой мягкой улыбки Норико никогда у него не видела. Нежно глядя на улыбающегося Наоэ, Норико встала со стула.
– Ну, я пошла? Принести фруктов?
– Не надо. Лягу спать.
– Спокойной ночи.
Первого января была чудесная погода. На улицах – толпы людей. Женщины в праздничных кимоно. Все спешат в храмы. Во всем чувствуется праздник.
Обычно в «Ориентал» работают в две смены, но в праздники по предложению сестер работали в одну; хоть и долго, но дел мало, и потом можно подольше отдохнуть.
Первого дежурили Кобаси и медсестры Такаги и Наканиси.
Норико, сдав дежурство, уже собиралась домой, когда к ней подбежал Кобаси.
– Где Наоэ-сэнсэй? – взволнованно спросил он.
– Наверное, у себя в комнате. Сегодня я еще не видела его.
– Он проснулся?
– Не знаю, обычно он поздно встает.
– Сэнсэй уезжает?
– Кажется, да.
– Что же делать?!
– А что случилось?
– Три дня не был в клинике, сегодня пришел – и пожалуйста, получил вот это…
– Что это?
– Письмо. Уэно отказывают в плате за переливание крови.
– Кокити Уэно? У которого анемия?
– Да! А старуха-то у него тоже работать не может…
– Отказывают со следующего года? – спросила Норико.
– Да ведь сегодня как раз и начался этот следующий год.
– Но мы уже сделали переливание. Рано утром.
– Давать пособие не хотят. Пусть, мол, сам платит.
– Как же сам? У стариков ничегошеньки нет.
– Конечно. Как он заплатит почти сто тысяч иен в месяц? Тут хоть расшибись… – Кобаси возмущенно помахал конвертом.
– Почему вдруг отказали?
– Я и сам понять не могу.
– Может, ошибка?
– Какая ошибка… Все здесь предельно ясно сказано. Норико заглянула в письмо. Да, в самом деле: «…и потому предлагаем с нового года прекратить переливание крови больному Кокити Уэно».
– У них, видите ли, средств не хватает.
– О каких средствах можно говорить? – возмутилась Норико. – Без переливания он сразу умрет!
– В том-то и дело…
– Как же быть?
– Не знаю. Не понимаю, о чем думают эти чинуши.
– Надо выяснить все поточнее.
– Да ведь сегодня первое января!
– Ой, конечно, сегодня никто не работает…
– Придется ждать до четвертого, – сказал Кобаси.
– А что делать пока?
– Продолжать переливание крови. Сам буду платить. – Кобаси гордо выпятил грудь.
Его молодость и прямолинейность почему-то вызвали у Норико глухое раздражение.
– Может быть, посоветоваться с доктором Наоэ? – предложила она.
– Хорошо бы, конечно… – Кобаси, казалось, вот-вот попросит Норико разбудить Наоэ.
– Думаю, он уже проснулся. Можно позвонить ему.
– Попробую, – ответил Кобаси. Норико сбежала вниз по ступенькам.
Минут через десять Наоэ вошел в комнату медсестер. Он был в свитере и пиджаке; волосы взлохмачены, лицо невыспавшееся. Видимо, долго не мог заснуть, хотя лег рано, часов в десять.
– С Новым годом, – сказали Кобаси и Акико Наканиси.
Наоэ ответил на приветствие, только сейчас, видимо, осознав, что уже наступил Новый год. Похоже, ему было все равно – год новый, заботы старые.
– Извините, что разбудил вас…
– Ничего, все равно уже пора было вставать.
– Едете на Хоккайдо?
– Да. – Наоэ кивнул и полез в карман за сигаретами. – Ты что-то хотел мне сказать?
– Да. Такое дело… Вот, письмо пришло.
Наоэ раскрыл письмо и начал читать. Длинные тонкие пальцы казались на солнце прозрачными.
Дочитав, Наоэ перевернул листок, убедился, что на обороте ничего не написано, и еще раз заглянул в конверт.
– Безобразие! – заговорил Кобаси. – Обречь старика на верную смерть! Не могу понять, зачем чиновникам понадобилось направлять нам такое письмо.
– Кто-нибудь из муниципалитета справлялся об Уэно?
– Да нет… Вроде нет… – неуверенно пробормотал Кобаси и, ища поддержки, обернулся к стоящей за его спиной Акико.
– Да, никто им не интересовался, – подтвердила та.
– А счета отправляете?
– Конечно. Я составляю их каждый месяц.
– Вспомни, а не было ли запроса об эффективности лечения? Хотя бы по телефону.
Кобаси покосился на Акико.
– Вообще, однажды меня… спрашивали по телефону… – с запинкой ответил он.
– О чем?
– Может ли Уэно поправиться, если ему делать переливание крови.
– А ты что ответил?
– Сказал, что, конечно, нет. Переливание помогает, но не излечивает больного.
– Так… А бумаг никаких не писал?
– Писал. Примерно месяц назад мне прислали запрос, и я ответил то же самое.
Наоэ стряхнул пепел и покачал головой.
– Теперь все понятно.
– Что понятно?
– Это письмо – ответ на твою бумагу.
– Но я же был прав! Как врач я был абсолютно прав! Переливание крови дает только временное улучшение.
– Конечно, прав. Но и чиновники тоже правы.
– Как? – Кобаси оперся руками о край стола.
– Пособие запрещено выплачивать, если лечение неэффективно и к тому же длительно. А оно еще и очень дорогое.
– Это просто чудовищно! Он ведь сразу умрет! Не протянет и недели.
– Верно.
– Что вы предлагаете? Смириться?
– Это, безусловно, ужасно, но… довольно логично.
– Как врач я не могу примириться с этим!
– Правильно. Но пойми и другую сторону: если безоговорочно согласиться с неэффективным лечением, то иные врачи постараются нажиться на этом… В их рассуждениях есть своя логика.
– Что же теперь делать? Кобаси был бледен как полотно. Акико встревоженно наблюдала за ними.
– Разумнее было бы написать неправду.
– Солгать?
– Солгать. Написать, что переливание крови оказывает колоссальный эффект.
– Неужели так можно?
– Нужно.
– Ну что ж… Дело не трудное. Прямо сейчас и напишу.
– Нет, теперь уже поздно.
– Почему?
– Ты уже раз написал. Сообщил об истинном положении дел. Тебе не поверят.
– Как же быть?
– Никак.
У Наоэ пересохло в горле; он встал, налил воды из-под крана и одним глотком осушил стакан.
Кобаси стоял в той же позе, опираясь о стол, и молчал.
– Так. Все ясно, – выговорил он наконец. – За переливание крови я буду платить сам.
– Это ни к чему.
– Нет, я решил. Потому что сам виноват. Акико потянула Кобаси за рукав.
– Иначе мне не будет покоя, – осипшим от волнения голосом продолжал Кобаси.
– Ты же должен понять, что переливание продлит Уэно жизнь на месяц, самое большее – на два. И все. Ты считаешь, что это тебя успокоит?
– Успокоит. Пусть хоть на месяц.
– Зря выслуживаешься! – неожиданно проговорил Наоэ – тихо, но очень отчетливо. – Какой же ты все-таки маменькин сынок!
Кобаси удивленно взглянул на него, но тут же опустил глаза.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37