– Не смотри! – коротко приказал он. Маюми отвела глаза.
Наоэ опять застонал.
Сквозь полуприкрытые веки Маюми увидела, как Наоэ отвернул рукав кимоно; ее поразило, что кожа у него белая до синевы – не такая, как обычно бывает у мужчин.
Закусив от боли губу, Наоэ, даже не протерев спиртом руку, вонзил иглу. Маюми поняла, что нечаянно подсмотрела чужую тайну.
Наоэ бросил шприц в стерилизатор. Звякнув, покатилась пустая ампула.
– Я сказал, уходи! – Наоэ опять кольнул Маюми неприязненным взглядом, и она инстинктивно зажмурилась.
Несколько минут он глухо стонал – видимо, боль была нестерпимой. Маюми с ужасом наблюдала его страдания. Наоэ стонал все громче, голова металась по подушке.
Наконец он затих – лекарство подействовало, и Наоэ уснул. Лицо его было в тени – свет не падал на него, – только смутно белело правое ухо.
Маюми огляделась, будто желая убедиться, что вокруг никого нет, тихонько встала, собрала пустые ампулы, аккуратно закрыла стерилизатор и положила его обратно в ящик стола. Прислушалась: Наоэ спал спокойно. Грудь его мерно вздымалась.
Маюми перевела дыхание. Уф! Точно очнулась от страшного сна. Кто бы мог ожидать… Чистая случайность, что это произошло у нее на глазах. И вот что странно: все началось после ее дурацких рассказов. Связано ли это? Вряд ли. Неужели женская болтовня может так подействовать на мужчину?
Маюми ничего не понимала, но ее почему-то не оставляло странное чувство вины: будто она сказала Наоэ что-то дурное и причинила ему страдания. «Зря я затеяла этот разговор о костях», – с раскаянием подумала она.
Наоэ спал очень крепко.
– Простите меня, – ласково прошептала Маюми, подойдя к нему. Отерла со лба испарину, осторожно перевернула его на спину, поправила простыню, прикрыла одеялом и принялась убирать со стола. На глаза ей попалась пустая ампула. Маюми подняла ее и попыталась прочесть, но ничего не разобрала: какой-то треугольник… и буквы латинские…
Она отнесла посуду на кухню, вылила остатки сакэ, вымыла стаканы. Невесело усмехнулась. Только что ведь сказала: «Может, и мне позволите прибирать у вас?» – и вот, пожалуйста… Точно в воду глядела.
Больше делать было нечего: все чисто. Пора идти? Маюми взглянула на часы. Пять минут восьмого. На работу надо к восьми. Еще есть время. Она подошла к спящему Наоэ, снова прислушалась. Дыхание ровное. Тень от носа падает на бледную щеку.
Оставаться – глупо, а уйти не попрощавшись – неприлично. Но не будить же его…
Маюми решила подождать еще минут двадцать. Закурила. Резко зазвонил телефон. Маюми вынула изо рта сигарету и обернулась к Наоэ. Он спал крепко и ничего не слышал. Телефон продолжал надрываться. Насчитав пять звонков, Маюми медленно подошла к аппарату. Еще три… Маюми потянулась к трубке, но в этот момент звонки прекратились.
Маюми вернулась к котацу; Наоэ не шевелился. Где-то далеко внизу шумел большой город, но в комнате было тихо. Ей вдруг показалось, что все это тянется с давних пор. Сиделка при больном Наоэ…
Снова зазвонил телефон, прервав плавное течение ее мыслей. Она опять дождалась восьмого звонка и сняла трубку.
– Сэнсэй! – прошептал в трубке женский голос. Маюми покрепче прижала трубку к уху. – Это Микико. Вчера я доставила вам беспокойство… Можно мне зайти к вам сейчас?.. Алло, сэнсэй… сэнсэй…
Маюми затаила дыхание и даже прикрыла трубку рукой.
– Алло! Алло!.. Что такое?.. Разъединили?..
Маюми осторожно положила трубку на рычаг.
Микико?.. Микико… Так вот в чем дело!.. Значит, все-таки Микико… «Вчера я доставила вам беспокойство… Можно мне зайти сейчас?..» Повторяя про себя эти слова, Маюми изумленно разглядывала Наоэ. Так вот где провела вчерашний вечер папочкина дочка! Страдальческое лицо Наоэ вдруг показалось ей отвратительным. «Неужели он прятал ее? Невероятно!..» Однако ошибки быть не могло.
Присев на краешек дивана, Маюми склонилась, всматриваясь в черты Наоэ. «В этом человеке живет сам дьявол», – подумала она. И в этот момент веки Наоэ дрогнули: в черных зрачках Маюми увидала свое отражение. Глаза были пустые и тусклые.
– Ну как, полегче? – спросила Маюми.
Наоэ потянулся к ней, коснулся плеча, задержал руку на затылке.
– Не надо, – сказала Маюми, но руку не отвела, а накрыла сверху ладошкой и прижала еще сильней. Наоэ словно ждал этого, рывком привлек Маюми к себе. Губы их встретились.
– Папочка узнает – убьет, – прошептала она.
– Не бойся.
– Нет. Не надо. – Высвободившись, Маюми взглянула на Наоэ. Он лежал на спине, лицо запрокинуто кверху, взгляд отсутствующий, тело как-то странно обмякло. Руки безвольно свисают с дивана. Казалось, Наоэ еще в полусне.
– Вы спите? Доктор! – осторожно позвала она. Но Наоэ не слышал. Он полуприкрыл глаза, потом медленно повернул к ней лицо.
– Вы меня узнаете? – испугалась Маюми.
Наоэ ничего не ответил. Но его рука потянулась к ней, пальцы нащупали молнию на платье.
– Я сама. – Маюми тихонько сняла его руку. – Сейчас.
…Шелковое платье лежало на полу. Наоэ одобрительно кивнул и улыбнулся – сначала улыбка тронула уголки губ, потом щеки и расплылась по всему лицу.
«Как странно он улыбается, – подумала Маюми.
И вообще, он сегодня не такой, как обычно…» А впрочем, какой он обычно? Она и видела-то его всего один раз в клинике… Но тогда он показался ей совсем иным – холодно-насмешливым и надменным.
Не сводя с нее глаз, Наоэ приподнялся, сел на диване, облокотившись о подушки. Голос звучал глухо, язык заплетался. Маюми почувствовала, как по спине пополз липкий холодок. Что с ним происходит?! Она отпрянула, прижалась к стене. Наоэ поднялся. На лице у него блуждала странная ухмылка. Кимоно распахнулось. Пошатываясь и шаря в воздухе руками, словно ища опоры, он медленно приближался к ней. Глаза странно сверкали. «Как у зверя», – отметила Маюми.
– Подойди…
– Нет!
Она отчаянно закричала, но он бросился к ней, грубо обхватил длинными руками.
– А! А-а! – На мгновение у Маюми прервалось дыхание, и она лишь беззвучно раскрывала рот. – Нет! Нет, нет! – опомнившись, завизжала она, отбиваясь.
Но Наоэ сжимал ее все яростнее, потом размахнулся и несколько раз ударил по щекам.
Маюми не помнила себя от страха. «Бежать! Скорее отсюда!» – требовал разум, но тело не слушалось; что-то удерживало ее здесь. Она и страшилась, и жаждала продолжения.
Наконец Маюми окончательно смирилась. Будь что будет. С силой, неожиданной для его худого тела, Наоэ сорвал с Маюми одежду, и кольцо рук, сжимавшее ее, разжалось.
Маюми молча стояла у белой стены, источая аромат молодости и здоровья.
Точеное, словно вырезанное резцом мастера тело: удивительной красоты линии плеч и рук; тонкая талия плавно переходит в крепкие бедра – она стояла неподвижно, точно божественное изваяние, освещаемая голубоватым светом лампы.
Наоэ в упор рассматривал ее. Дыхание его было прерывистым, на лице блестели капельки пота.
Маюми теперь ждала продолжения. О Ютаро она уже не думала, скорее даже испытывала странное удовольствие от того, что может досадить старику.
Маюми сама подошла к Наоэ. Положила руки на плечи. Тот молчал, не спуская с Маюми глаз.
– Ну что же ты… – Маюми закрыла глаза. Вдохнула запах табака, ощутила прикосновение сильного тела. Руки Наоэ медленно ласкали ее. Она тихо вздохнула, изогнулась и прильнула к Наоэ.
«Я дурно поступаю», – мелькнула мысль, но Маюми тут же забыла о ней. Ну и пусть! Пусть все видят – и Ютаро, и мать, и брат, – пусть все знают, как они любят друг друга.
– Обними меня, – прошептала она, – крепче! Но Наоэ не слушал. Непонятная улыбка снова тронула его губы, застыла в остекленевших глазах.
Маюми опять стало страшно.
– Ты что? – спросила она, отстраняясь. Наоэ опустил руки, отодвинулся.
– Пойду… приготовлю кофе…
– Кофе?!
– Да… Сварю… кофе. – Наоэ еле ворочал языком. – Попьем кофе…
– В таком виде? Да вы в своем уме? Наоэ подвел Маюми к плите.
– Давай. Ставь воду.
– Погодите, я хоть оденусь.
– Нет!
– Что за глупости!
– Делай… что говорю.
Опять огонек сверкнул во взгляде Наоэ. Маюми сердито взяла спички, подошла к плите. Зажгла газ: вспыхнул красный кружок.
– Чашки… на полке…
Маюми вдруг почувствовала дикую злобу.
– Вы что, со всеми женщинами так?.. И с Микико тоже?
Что-то зажглось и тут же погасло в пустых глазах Наоэ.
– Она ведь была здесь вчера! Не отпирайтесь! – Маюми вдруг вспомнила о своей наготе. – С меня достаточно. Я ухожу! Знала бы, какой вы…
– Не уходи… – идя за ней следом, попросил Наоэ. Не обращая на него внимания, Маюми надела платье.
Наоэ вдруг опустился на колени, обхватил ее ноги.
– Прошу тебя.
«Какое-то безумие!» – подумала Маюми.
– Доктор, вы в своем рассудке? Или это лекарство так на вас подействовало? – Она оттолкнула его.
– Побудь со мной… еще… немного…
Глядя на уткнувшегося в ее колени Наоэ, Маюми поняла: ей открылось тайное лицо этого непонятного человека.
Глава XII
Наступил декабрь.
Как обычно в конце года, пациентов в больницах было мало. Все в предновогодних заботах, всем не до болезней. В такое время мало кто ходит по врачам.
В «Ориентал» тоже наступило затишье. Амбулаторные больные, правда, еще приходили, но палаты опустели – а ведь до Нового года еще две недели.
Выписались и пациенты из роскошных люксов. На всем этаже осталась одна Дзюнко Ханадзё.
Теперь, после операции, она по два раза на дню принимала процедуры: сидела в тазу с теплой водой. Процедура приятная, снимает боль – хотя зрелище, конечно, не слишком эстетичное. Но за время пребывания в клинике Дзюнко привыкла ко многому.
Не меньше Дзюнко Наоэ тревожил Ёсидзо Исикура. В последние дни старик снова стал жаловаться на боли и тяжесть в желудке.
– Знаете, доктор, просто есть не могу, – чуть не плакал он. Лицо его побледнело, щеки ввалились. – А вчера опять был жар. Простыл, что ли?
– По ночам выключают отопление, одевайтесь теплее, – ответил Наоэ, изучая температурный лист.
Всю последнюю неделю температура у Исикуры ежедневно подскакивала до 38°, а иногда и выше. Жаропонижающее почти не действовало, ртутный столбик снова начинал неумолимо ползти вверх. Это был верный признак близкого конца. Последняя стадия болезни. Лечение бесполезно…
– Может, новая язвочка появилась? – вздохнул Исикура.
– Не думаю, – хмуро сказал Наоэ.
– А к Новому году вы меня выпишете?
Наоэ передал Норико температурный лист и отвернулся к окну, за которым ярко светило утреннее зимнее солнце.
– Хочу встретить праздник дома, – дрожащим голосом закончил старик, и у Норико болезненно сжалось сердце.
– Поясница болит?
– Спасибо, получше стало. Только сил моих больше нет, доктор… Изболелся я.
– Вам вредно волноваться. Лежите, отдыхайте.
– Знаете, лезут в голову всякие мысли. – Исикура бросил взгляд на невестку. – Наверно, помру скоро…
– А вы думайте о рыбалке.
– Эх! – Старик охотно подхватил любимую тему. – Уже больше года не рыбачил! Вот поправлюсь – буду каждый день ходить. Наверстаю упущенное.
– Ну что ж, выздоравливайте… – Наоэ попрощался и вышел из палаты. Исикура молча смотрел ему вслед.
В тот же день Наоэ пригласил к себе старшего сына Исикуры с женой.
Когда они вошли, он сказал им самым будничным тоном:
– Вашему отцу осталось жить меньше месяца. Самое большее – до середины января.
– Как?! Всего?..
– Я думал, что он продержится еще немного, но сегодня понял, что заблуждался. Он слишком слаб. Это конец.
Муж с женой переглянулись.
– Вы уверены, доктор?
– Да. Скажите, а о той операции отец вам ничего не говорил?
– Говорил. Удивляется, почему нет улучшения, – кивнул головой Исикура-младший.
– Он ни о чем не догадывается?
– Да вот позавчера вдруг обмолвился: уж не рак ли?
– Надеюсь, вы ему ничего не сказали?
– Нет-нет, что вы! Ответили, как вы учили.
– Ну и хорошо. Ни в коем случае нельзя говорить ему правду. Язва желудка, только язва желудка. Понятно? Если сам заговорит про рак – посмейтесь и переведите разговор на другую тему.
– Но он, кажется, догадывается, что ему уже не поможешь.
«Как сын похож на отца, – вдруг заметил Наоэ. – Особенно глаза и нос…»
– Ничего, пусть думает что хочет. А вы, – голос Наоэ звучал твердо, – вы делайте так, как я говорю. Для вас это единственная возможность исполнить сыновний долг. – И Наоэ поднялся, давая понять, что разговор окончен.
Кобаси находился в мрачном расположении духа. А причиной тому был Дзиро Тода, которого выписали из клиники в конце ноября.
Уходил он вполне здоровым. Шрам на лбу уже не гноился, боли и головокружение прекратились. Остались, правда, келоидные рубцы, и требовалась пластическая операция. Но Кобаси решил не спешить. Может быть, рассосутся сами. Когда Тода выписывался, Кобаси дал ему мазь, довольно дорогую, велел регулярно смазывать ею шрамы и через день приходить в больницу на осмотр.
Но неделя уже подходила к концу, а Тода и носа не казал. Кобаси забеспокоился всерьез, нашел в картотеке телефон Тоды, набрал номер. Незнакомый мужской голос ответил, что уже более полугода Тода тут не живет.
«Куда же он делся, черт его побери?..»
– У него же энцефалограмма плохая. Говорил ему: обязательно наведывайся в больницу, – расстроенно сказал как-то Кобаси Акико.
Та нахмурилась.
– Не нравился он мне с самого начала. Бездельник и пьяница. Ничего странного, что и дома-то нормального у него нет.
– Ну, полгода назад он все-таки жил здесь, так что не очень и наврал, – буркнул Кобаси.
Стоило Акико ополчиться на Тоду, как Кобаси немедленно вставал на защиту.
– Да он же прирожденный враль! Послушать его – такой несчастный! Умеет разжалобить. Не верю ни единому его слову!
– Он не виноват. Лгунами людей делает жизнь.
– Вы еще и покрывать его?! – разозлилась Акико. – Да он же надул вас!
– Почему надул? Просто занял немного денег.
– Вот-вот. Потому-то и не появляется. Он и не собирался их возвращать!
– Да нет, не может быть.
– Может. Еще как!
– Просто ему негде взять. Пока…
– Ну и остолоп же ты, – не выдержала Акико. – Ты что, в самом деле веришь ему?
– Во всяком случае, у меня нет оснований думать о нем так дурно.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37