Ведь это мне следовало бы быть благодарным за большую честь и счастье - иметь возможность дирижировать Вашей оперой. Про­шу Вас, отныне и навсегда считайте меня своим самым ревностным и самым преданным почитателем; будете ли Вы вдали или вблизи, Вы всегда можете рас­считывать на меня и располагать мною».
Из ответного письма Вагнера: «... не думаете ли Вы, что мы оба стоим на самом лучшем пути? Мне ка­жется, что если бы этот мир принадлежал нам, мы доставили бы человечеству много радости. Я надеюсь, что мы всегда будем находиться в согласии друг с дру­гом. Те, кто не хотят идти с нами, пусть отстают; так скрепим же наш союз».
В Дрездене вспыхивает революция, в которой Вагнер принимает непосредственное участие. После её пораже­ния он, с партитурой «Лоэнгрина» в сумке, многократ­но меняя дилижансы, бежит из Дрездена в Веймар, где находит убежище в гостинице «Эрбпринц», у Листа. В один из вечеров, он, спрятавшись в угол ложи, присут­ствует на исполнении «Тангейзера» под управлением Листа.
Власти издают приказ об аресте Вагнера. Лист ещё дает Вагнеру возможность осмотреть Вартбург, так превосходно увековеченный им в «Тангейзере», затем достает ему паспорт, одежду и снабжает деньгами. Ваг­нер через Цюрих бежит в Париж. В качестве залога художественной близости и дружбы он оставляет Листу партитуру «Лоэнгрина».
Лист посылает Вагнеру в Париж свою статью о «Тан­гейзере». В ответ Вагнер пишет Листу: «Что ты сделал? Ты хотел рассказать людям о моей опере, а вместо этого создал настоящий шедевр! Из твоей статьи, так же, как из твоего дирижирования родилась новая, исхо­дящая из глубин твоей души, совершенно новая вещь».
23 мая. Лист в письме сообщает герцогу Карлу-Алек­сандру о событиях последнего времени: «Вагнер провел здесь несколько дней и присутствовал на двух репетици­ях своей оперы. Радость, испытанная им от достигну­того нами превосходного результата, была столь вели­ка, что почти привела меня в изумление. К сожалению, благодаря несчастному стечению обстоятельств лейпцигская газета как раз в день премьеры опубликовала приказ о его аресте, что принудило Вагнера тотчас же удалиться. Как бы там ни было, я не упустил ни малей­шей возможности и очень решительно старался отгово­рить его от какого бы то ни было участия в политиче­ских диссонансах».
Царь Николай I на основе предвзятой, направленной против Каролины информации, полученной им от се­мьи Витгенштейн, отказывает ей в просьбе о расторже­нии брака.
Больше нет смысла лицемерно скрывать перед обще­ством отношения, связывающие Каролину и Листа. Лист переселяется в Альтенбург, трехэтажный замок, окруженный тенистым садом. Каролина обставляет его с тщательной заботой об удобствах Листа.
Она сама вместе с дочерью занимает основную часть дома, Лист - меньшее крыло, выходящее окнами в сад. В большой гостиной первого этажа стоит венский кон­цертный рояль Листа и там же находится большая часть его музыкальной библиотеки. Стены библиотеки украшены портретами нескольких композиторов и бронзовыми барельефами с изображениями Берлиоза, Вагнера и Шумана. Над дверьми - шуточный рисунок Беттины фон Арним: крохотные амурчики, разбрасыва­ющие нотные знаки, на рисунке - надпись «Eljen Liszt!». Отдельно, над роялем, висела маска, снятая с умершего Бетховена. В соседнем салоне размещалась коллекция оружия, полученного Листом от русских вельмож и турецких пашей, и множество выложенных перламутром столиков, кофейных приборов, восточных ковров и трубок. Этот салон украшал только один портрет - портрет близкого друга Листа князя Лихновского. На втором этаже находился музыкальный зал, в котором стоял любимый Листом рояль фирмы Эрар и огромный музыкальный инструмент, совмещавший в себе рояль и орган, изготовленный по указаниям Ли­ста парижской фирмой «Александр и сын». У этого исполина были три клавиатуры, шестнадцать реги­стров, педаль и набор труб, имитирующий все духовые инструменты. Этот единственный в своем роде инстру­мент, представлявший собой, в сущности, целый ор­кестр, назывался пианомелодиум. Рядом с ним стояла драгоценная реликвия: спинет Моцарта. В библиотеке также стояло два рояля: один - Эрара, другой - Бродвуда. Здесь на полках среди других книг стояли сочинения давнишних друзей Листа: Гюго, Сент-Бёва, Ламартина и Ламеннё. В застекленном шкафу хранились рукописи Баха, Гайдна, Моцарта, Бетховена, Вагнера. Рояль Бродвуда некогда принадлежал Бетховену, это был по­следний инструмент, на котором он играл перед смер­тью. Лист чрезвычайно берег его и открывал только один-два раза в год. Со двора небольшая деревянная лестница вела в часть дома, занимаемую непосред­ственно Листом. Она состояла из двух комнат: кабинета (так называемой «голубой» комнаты) и спальни. Каби­нет был квадратной, невысокой комнатой и выходил окнами в сад. Обстановка его состояла из предметов, необходимых для работы: рояля, бюро, стола и не­скольких обитых светлым кретоном стульев. На стене две картины: эстамп Дюрера «Меланхолия» и рисунок «Святой Франциск из Паолы».
Налаженная, оседлая жизнь, находящийся в распоря­жении Листа оркестр способствуют развертыванию его композиторской деятельности. Именно в веймарский период родились большие симфонические произведения Листа. Растет и число талантливых молодых музыкан­тов, приезжающих в Веймар, чтобы учиться у Листа.
Летом Лист пишет первую версию симфонической поэмы «Тассо». Её основной мотив впервые появился в части «Ленто» в написанной в 1840 году пьесе для фортепьяно «Венеция и Неаполь» и был заимствован Листом у венецианского гондольера, певшего, как на­родную песню, первые строки «Освобожденного Иеру­салима» Тассо.
В июне к Листу в Веймар приезжает Ганс фон Бюлов.
В августе в Веймаре идут приготовления к праздно­ванию столетия со дня рождения Гёте.
12 августа. Из письма Листа австрийскому консулу в Одессе Гутмансталю: «Ваши любезные строки застали меня посреди непрерывной и трудной работы: я выпол­няю её в честь покойного господина его превосходитель­ства Гёте; нам, веймарцам, 28 августа надлежит от­праздновать столетие со дня его рождения. Их Высоче­ства попросили меня взять на себя общее и специальное руководство музыкальной частью Гётевских тор­жеств, и потому я вынужден был тотчас же и целиком предаться работе. Время торопит, меньше, чем за ме­сяц, я должен закончить:
1. Мужской хор, в который я включил парафразу по­следних слов Гёте: „Света! Больше света!";
2. Предпоследнюю сцену из второй части „Фауста";
3. Героическую песню для баритона „Мертвые Веймара";
4. Увертюру под названием „Lamento e Trionfo" („Жа­лоба и Триумф"), которая должна предшествовать ис­полнению „Торквато Тассо";
5. Вокальный квартет „Горные вершины";
6. И, наконец, торжественный марш по случаю празд­нования столетия со дня рождения Гёте.
Слава богу, сегодня утром я закончил всю компози­торскую работу, и теперь мне остается только прове­рять гранки и заниматься многочисленными репетиция­ми, потому что независимо от всех этих различных пьес, которые я Вам вышлю, как только они выйдут из печати, мы планируем ещё „Апофеоз Фауста" - музы­ку на заключительную сцену второй части „Фауста", сочиненную Робертом Шуманом, и Девятую симфонию Бетховена».
27 августа. На торжествах по случаю столетия со дня рождения Гёте исполняют «Торжественный марш» Листа.
28 августа. В Веймарском театре перед юбилейным спектаклем «Торквато Тассо» Гёте исполняют увертю­ру Листа «Тассо».
Лето Лист с Каролиной Витгенштейн и её дочерью Марией проводят на острове Гельголанд. Здесь он встречается с Францем Дингельштедтем, который про­сит Листа помочь ему получить должность в Веймаре. Лист обещает свою поддержку.
Сентябрь. Лист, Каролина и Мария едут на курорт Бад-Эйлзен.
17 октября. Умирает Шопен.
Весть о разгроме венгерской революции, о поражении освободительной борьбы против Габсбургов, скорбь о погибших друзьях побуждают Листа к сочинению фортепьянной пьесы «Funerailles» («Погребальное ше­ствие») с выразительным подзаголовком «Октябрь 1849». В ремарке над главной темой стоит пометка красным карандашом: «Венгерская!».
На короткое время Лист едет в Гамбург, затем возвращается в Бад-Эйлзен, где из-за болезни Марии Вит­генштейн Лист с Каролиной остаются до конца года.
22 октября. В день своего рождения Лист пишет доче­ри Бландине: «Дай я поцелую тебя, бедное мое дитя; в ответ на мою молитву да снизойдет на тебя божье благословение, и вместе с сестрой будь мне всегда уте­шением... я с радостью вижу, что вы пишете все лучше. Старайтесь писать, как можно более разборчиво и эле­гантно - не вздумайте в этом подражать мне!.. Не могла ли бы ты через бабушку, которая, согласно нашим планам, в конце декабря навестит меня в Веймаре, по­слать мне несколько своих разборов (например, „Илиа­ды" и „Антигоны"), начисто переписанных и перепле­тенных в картон? Приложи к ним и несколько своих рисунков, я воздам им должную честь тем, что вставлю их в рамки и повешу над своим письменным столом».
28 октября. Лист пишет Вагнеру: «Уже больше меся­ца меня удерживает здесь серьезная болезнь княжны М. В. (Марии Витгенштейн). Из-за неё мое возвращение в Веймар откладывается по крайней мере ещё на месяц, а пока меня нет в Веймаре, я даже и думать не могу о том, чтобы более или менее эффективно быть тебе полезным. Ты предлагаешь, чтобы я нашел покупателя для „Лоэнгрина" и „Зигфрида"? Это, наверняка, будет нелегко, ибо оперы эти главным, более того, исключи­тельным образом германские и потому их можно поста­вить не более, как в пяти-шести городах. Ну, а как тебе известно, после дрезденских событий официальная Гер­мания не благоволит к твоему имени. Дрезден, Берлин, Вена - во всяком случае, ещё некоторое время - совер­шенно невозможная почва для твоих произведений... А потому, милый друг, до Рождества постарайся по­мочь себе сам, как можешь, так как мой кошелек в данный момент совершенно пуст, и, кроме того, ты ведь знаешь, что имущество княгини вот уже год никем не управляется и что ей грозит полная конфискация его. В конце года я рассчитываю на некоторые денежные поступления и тогда не премину послать тебе столько, сколько позволят мои весьма ограниченные средства, ведь ты знаешь, какие тяжелые обязанности лежат на мне. Прежде чем думать о себе, я должен надлежа­щим образом обеспечить свою мать и троих детей, жи­вущих в Париже... Как ты знаешь, я уже более двух лет назад покончил с концертной деятельностью и не могу вновь неосторожно взяться за неё, не причинив этим большого вреда моей настоящей должности и, главное, моему будущему».
1850
Февраль. В Веймаре под управлением Листа состоялось первое исполнение его симфонической поэмы «Что слышно на горе» по одноименному стихотворению Вик­тора Гюго.
16 февраля. День рождения герцогини Веймарской отмечают исполнением оперы Глюка «Ифигения в Тав­риде» в переработке Вагнера. И этим Лист старается помочь другу, который к тому времени вместе с женой поселился в Цюрихе.
25 марта. Лист, занятый подготовкой к летним тор­жествам по случаю открытия памятника Гердеру, все же находит время позаботиться о судьбе своих дочерей: забирает их из пансиона Лауры Бернар, где они до этого воспитывались. Его решение было продиктовано жела­нием Каролины Витгенштейн, которая в первые годы их совместной жизни оказывала на него бесспорно хо­рошее влияние. Она вернула ему уверенность в себе как в композиторе, заставила его бросить утомительную концертную деятельность, убедила зажить оседлой жиз­нью, своим домом и отдать свои силы сочинению музы­ки. Но со временем из-за её враждебности к Вагнеру, фанатической религиозности, переходящей в мисти­цизм, совместная жизнь начинает тяготить Листа. Ка­ролина Витгенштейн вмешивалась даже в воспитание его детей. Она выписала из Петербурга свою старую гувернантку, мадам Патерси и приставила её к девоч­кам, проверяла их письма и требовала, чтобы они назы­вали её матерью.
21 апреля. Вагнер Листу: «Сейчас я перечел партитуру „Лоэнгрина", замечу кстати, что не имею привычки ко­паться в собственных партитурах, и во мне пробудилось невыразимо сильное желание: эта вещь должна зазву­чать. Поставь „Лоэнгрина" на сцене, сделай это своим кровным делом. Ты единственный, к кому я могу обра­титься с такой просьбой».
В июле Лист отвечает Вагнеру: «Поверь, что ты неиз­менно очень близок моему сердцу. Твоего „Лоэнгрина" мы исполним в условиях самых исключительных и наибо­лее благоприятных с точки зрения успеха. Интендант­ство предоставило для этой цели 2000 талеров, чего в Веймаре на памяти людей ещё не случалось. Не забыли мы и о прессе... Все участники - сплошной энтузиазм. Число скрипок мы увеличим с 16 до 18, бас-кларнет уже купили; из сущности и оттенков музыки ничто не будет потеряно; я взял на себя репетиции с фортепьяно, хором и оркестром... Думаю, не стоит и говорить, что мы не выпустим из музыки ни одного такта и, насколько хватит наших сил, поставим твою оперу на сцене во всей её красе».
Ответ Вагнера: «Должен сказать тебе прямо в глаза: ты настоящий друг. Разреши мне не говорить большего, ибо, если я когда-либо и думал о благородной и прекрасной дружбе двух мужчин, ты полностью воплотил этот идеал в действительности. После того, как ты предста­вишь миру „Лоэнгрина", я закончу моего „Зигфрида", но только для тебя и только для Веймара. Ещё два дня назад я не думал, что буду способен на такое решение. Следовательно, и этим я обязан тебе».
Летом Лист совместно с Каролиной Витгенштейн пишет статью о своем незабываемом друге, о Шопене.
14 июля. Лист пишет Дингельштедту в связи с вей­марской премьерой «Прометея»: «25 августа публика набросится на мои 8 хоров к „Освобожденному Проме­тею". Если Вы не сочтете эти хоры слишком плохими, я, по всей вероятности, побеспокою Вас просьбой, кото­рую нетрудно исполнить: я думаю, нужен другой связую­щий текст, чтобы позднее произведение превратилось бы в единую мифологическую ораторию».
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34