В театре этого старались избегать. Но тут был особый случай Чехов. И Вера сказала:
- Я прочту пьесу и вечером дам ответ.
Весь день Вера, не отрываясь от "Чайки", просидела в своей гримерной. Когда Евтихий Павлович явился к ней за ответом, она выглядела приподнято-возбужденно.
- Евтихий Павлович, дорогой, вы не представляете, что вы сделали для меня. Это будет моя лучшая роль!
- Я тут ни при чем, скажите спасибо Антону Павловичу, - улыбнулся режиссер. - Что, так понравилась роль?
- Понравилось все - и роль, и пьеса. Это мое, мое. Интуиция меня никогда не подводит. Единственное, чего я боюсь, - до дня премьеры осталось несколько дней!
- Ну, так работать вам не привыкать, вы в провинции играли и с двух-трех репетиций, - попытался успокоить ее Карпов.
- Так то провинция, а это Александринка, и автор особенный - Чехов.
- Это точно, особенный, - согласился Карпов.
И глубоко задумался.
- Вас что-то смущает? - спросила Вера.
- Вы сейчас сказали, что Чехов - особенный автор, это абсолютная правда, и пьеса у него непростая. А на этот день назначен бенефис нашей актрисы Левкеевой, после "Чайки" будет водевиль. Значит, и публика будет соответствующей - купечество, гостинодворцы. Впрочем, чего гадать. Надо работать. Завтра в одиннадцать репетиция. А в пятницу Антон Павлович обещал приехать.
Рассуждения управляющего труппой Вера пропустила мимо ушей, она слишком была поглощена новой работой, а тут еще автор явится на репетицию. Надо идти готовиться. Сегодняшнюю ночь она спать не будет.
Репетировали каждый день с утра и до вечера. Наступила пятница, приехал автор. Когда Евтихий Павлович сказал Чехову, что роль Нины Савина исполнять не сможет, а будет играть молодая талантливая актриса Вера Комиссаржевская, Антон Павлович не возмущался, не удивлялся. Он только сказал:
- А сможет ли она?
- Сможет, - уверил его Карпов. - Посмотрите первое действие.
Когда закончился прогон первого акта, все актеры посмотрели на автора: что он скажет? Чехов, как будто слегка смущаясь, начал говорить:
- Хорошо, господа, очень хорошо. Только единственное замечание: играйте, пожалуйста, проще. Вы слишком стараетесь как будто. Проще надо, как в жизни. А так все хорошо. И Давыдов хорош, и Варламов тоже. - Актеры, исполняющие эти роли, поклонились автору в знак благодарности.
- А я? - взволнованно спросила Вера. - Вы обо мне ничего не сказали.
- К вам это тоже относится. Вы хорошо играете, но опять же - слишком хорошо. Вы произносите монолог как профессиональная актриса, а Нина - она всего-навсего провинциальная девушка. Поэтому ее "львы, орлы" должны звучать чуть проще.
- Господи, конечно, как же я сразу не подумала, вы совершенно правы, смутилась Вера.
И следующий акт она действительно сыграла по-другому. Чехов был очень доволен ею. После репетиции он говорил Карпову:
- Какая тонкая у вас актриса появилась - Комиссаржевская. Мне кажется, что, когда я писал "Чайку", я именно такую Нину и представлял. Хотя вижу ее впервые.
Вера не слышала этих слов, в этот момент она думала о том, что Нина это про нее, что никогда еще у нее не было такой личной роли.
Опасения Карпова по поводу публики в день премьеры "Чайки" оказались не напрасными. На водевиль пришли гостинодворцы, которые знали Чехова только по комедиям "Медведь" и "Предложение" и почему-то решили, что "Чайка" относится к их числу. Они с самого начала были настроены очень весело, и сразу же после монолога Нины Заречной в зале раздался смех. Он не прекращался на протяжении всего спектакля. Чехов за сценой ходил из угла в угол и вздрагивал при каждом новом взрыве хохота. После спектакля он ушел по-английски и дал себе клятву никогда ничего для сцены не писать. Актеры и режиссер, конечно, после премьеры были страшно расстроены, но они понимали, что такая реакция - скорее исключение, что на следующем спектакле восприятие будет адекватным.
Так и случилось. Следующее представление "Чайки" было принято очень тепло, интеллигентная публика долго не отпускала актеров со сцены. Вера поспешила написать Чехову в Ялту, чтобы успокоить его.
Второй свой сезон в Александринском театре она начала ролью Сашеньки в "Иванове". Этот год в ее жизни был важен тем, что завязалась дружба с Чеховым. Летом, когда она гостила на даче в Крыму у своей близкой подруги Марии Ильиничны Зилоти, сестры известного в то время пианиста, ей пришла в голову идея поехать к Антону Павловичу в Ялту и попросить его о пьесе для бенефиса. Она позвонила Чехову.
- Буду очень рад, мои все в Гурзуфе, я один. Приезжайте хоть завтра, ответил бодрым голосом Чехов.
Когда она открыла калитку маленького садика, то увидела хозяина, поливающего цветы. Он тут же поставил лейку на землю и пошел к ней навстречу. Поздоровался, пригласил в дом.
Она сидела в кабинете писателя, рассматривала на стенах картины Левитана и пила кофе. Чехов говорил:
- Шекспира надо ставить, только Шекспира. Лучше плохо сыгранный Шекспир, чем скучное ничего. Шекспира должно играть везде, хотя бы ради освежения, если не для поучения и высоких целей... Надо освежить театральную атмосферу другой крайностью, и крайность эта - Шекспир.
Вера не была согласна с Чеховым, но к его оригинальным мыслям прислушивалась с большим интересом.
- Никаких сюжетов не нужно, - продолжал Антон Павлович, отхлебывая кофе. - В жизни нет сюжетов, в жизни все перемешано - глубокое с мелким, великое с ничтожным, трагическое со смешным. Большинство театральных режиссеров порабощено рутиной и никак не может с нею расстаться. Нужны новые формы!
- Говорят, вы пишете новую пьесу, Антон Павлович? - спросила Вера.
- Пишу, но боюсь, скучная выйдет. Как бы не получилась скучная крымская чепуха. Напишу, а если не понравится, спрячу до будущего года или пока не захочется писать! Начало вроде бы получилось хорошее, но потом я как-то охладел к нему, что-то замедлилось, а пьесу надо писать на одном дыхании, без передышки.
- У нее уже есть название?
- Да название-то есть.
- Откроете секрет?
- Да какие тут секреты, помилуйте. "Три сестры".
Вера не верила ни одному слову Чехова о том, что пьеса выходит скучная, что не получается. Она знала, что это обычная творческая неуверенность, без которой невозможен ни один мыслящий художник.
- О, Антон Павлович, "Три сестры". Неужели я не подойду на роль одной из них? Я уже мечтаю сыграть в этой пьесе, даже не зная, о чем она.
Чехов улыбнулся. Ему нравилась такая искренность и открытость Комиссаржевской.
- Да, конечно, как только допишу, пришлю ее вам. Но... нет, я же обещал Художественному театру, Станиславскому. Отчего вам не перейти в Художественный театр? Переходите к Станиславскому. Хотите, я напишу ему? Александринка - это позолоченная шкатулка, она консервативна и разрушительна для таланта. А актриса вы гениальная. Нет, вам надо идти в Художественный.
И тут Вера сказала Чехову о том, о чем не говорила еще никому. Она была суеверная и боялась говорить о своих самых заветных мечтах. Но Чехову можно было. Он был одним из немногих людей, которые понимают все с полуслова и слушают не только себя, но и других. Чехов всегда с интересом относился к творческому поиску коллег.
- Я уйду из Александринки. Но не к Станиславскому. Вы знаете, я ведь играла у него в любительских спектаклях. Но я хочу создать свой театр. Это моя мечта, вы первый, кому я об этом сказала.
- Свой театр? Но одного актерского таланта для этого мало, нужны деньги, много денег. Совершенно другая работа, - как бы раздумывая про себя, сказал Антон Павлович.
- Я представляю, - вздохнула Вера, - я обо всем этом долго думала. Я уйду из Александринки и буду зарабатывать деньги антрепризными гастролями по провинции, так я заработаю на свой театр. Вы считаете - это нереально?
- Да нет, если за дело беретесь вы, все реально, - засмеялся Чехов. Хочу, чтобы у вас все получилось. Пьесу, как только напишу, сразу пришлю Станиславскому, а потом вам, почитаете.
Чехов пошел проводить ее на причал. Они шли по набережной, и вдруг он сказал:
- Ах, с каким бы удовольствием я отправился с вами в Петербург, в Москву!.. Тут я не живу, засыпаю, становлюсь пустым.
- Но вы же работаете, пишете.
- Да, вы правы, надо писать пьесу. Обязательно вам ее пришлю.
И, быстро попрощавшись, Чехов ушел.
Контракт с Александринским театром заканчивался 1 августа 1902 года. 6 июня, когда Комиссаржевская сыграла последний в сезоне спектакль - это была любимая "Бесприданница", Вера вручила письменное заявление, где говорилось, что она оставляет сцену Александринки. Надо ли говорить, как встретило руководство театра это известие? Но в поведении лучшей актрисы была такая решимость, что Карпов понял - на этот раз ее ничем не удержишь.
- Ради чего покидаете нас, Вера Федоровна, откройте секрет, взмолился Евтихий Павлович. - Уж не в Художественный ли к Станиславскому собрались?
- Нет, не к Станиславскому, - улыбнулась Вера.
- А куда же?
- В провинцию.
- Не понимаю, Вера Федоровна. Зачем? Разве вам плохо здесь, в одном из лучших, если не лучшем театре страны, с главными ролями, которые вы хотели играть?
- Я, Евтихий Павлович, отправляюсь в поездку по провинции, чтобы заработать денег на свой театр. Эту поездку я называю крестовым походом.
- Преклоняюсь перед вами и верю, что у вас будет театр. Я буду первым его зрителем. В добрый путь, жаль с вами расставаться. Но видно, ничего не поделаешь. У вас свой путь. В Александринке вы сделали все, что здесь можно сделать. А вы можете больше.
Поблагодарив за понимание управляющего труппой, Вера Комиссаржевская покинула императорскую сцену.
Вспоминает племянница Сергея Рахманинова Зоя Аркадьевна Прибыткова:
"Однажды Вера Федоровна Комиссаржевская, Владимир Николаевич Давыдов и Николай Николаевич Ходотов репетировали у нас на квартире пьесу "Вечная любовь" Фабера, а Сергей Васильевич как раз в то время жил у нас... Это было осенью 1903 года... Репетиция шла в гостиной. Рахманинов деликатно собрался уходить, чтобы не мешать артистам работать, но его попросили остаться. Тогда он, забрав меня с собой, скромно примостился в уголке гостиной.
Содержания репетируемой пьесы я уже не помню, помню только, что... играли они замечательно. Это был первый раз, когда я видела Комиссаржевскую за работой. Я тогда была маленькая и подробно передать впечатления от ее игры не могу; но мне запомнился ее облик: брызжущее веселье, что-то необычайно мягкое и теплое. И глаза!.. Таких глаз я не видела ни у кого и никогда - темные, умные, грустные и всегда встревоженные, несмотря на радость...
Рахманинов не отрывал глаз от Комиссаржевской - гениальный художник, он был остро восприимчив ко всякому проявлению таланта и красоты...
После репитиции начался импровизированный концерт... Неожиданно откуда ни возьмись появилась гитара, неизменная спутница Ходотова, и один за другим зазвучали старинные цыганские романсы. Пел Ходотов хорошо, душевно, голос у него был мягкий, приятный, и просить он себя долго не заставлял...
Вдруг раздался звонок: это Александр Ильич Зилоти пришел проведать Сергея Васильевича, а попал на театрально-музыкальный вечер... Он сразу попадает в тон общего веселья, с ходу садится за рояль и шаловливо и чрезвычайно кокетливо играет свою любимую "Летучую мышь" Штрауса.
Сергей Васильевич некоторое время слушает, потом не выдерживает и на другом рояле подыгрывает Зилоти. И начинается соревнование в музыкальном экспромте двух больших музыкантов...
Один музыкант вдруг уводит вальс в неожиданную вариацию в темпе мазурки, другой сразу же подхватывает мысль партнера, но, также неожиданно, забирается в замысловатые фигурации, из которых мазурка внезапно превращается в русскую песню с лихими переборами... Потом марш, потом фуга... И все это на ошеломляющих перескоках из одной тональности в другую! Все довольны! А особенно довольны двоюродные братья - Рахманинов и Зилоти, - пошалить для них самое дорогое дело.
Закончился этот удивительный вечер так: Владимир Николаевич попросил Веру Федоровну прочесть мелодекламацию А.Аренского на стихотворение в прозе И.Тур-генева "Как хороши, как свежи были розы"... Когда она кончила читать, Рахманинов подошел к ней, поцеловал руку и только сказал: "Спасибо"...
Я и теперь, после стольких лет, слышу, как она произносила: "Как хороши, как свежи были розы..."
Комиссаржевская всегда доверяла своей интуиции, своему внутреннему голосу. В письме своему другу актеру Бравичу она писала:
"Силу воли надо на одно: заставить себя нигде, никогда, ни при каких обстоятельствах не изменять внутреннему голосу и повиноваться ему слепо, не боясь показаться ни смешным, ни глупым, относясь совершенно равнодушно к тому, что о тебе подумают и скажут!"
И она всегда следовала своему внутреннему голосу.
Ее крестовый поход начался гастролями в Харькове. Потом поехали в Крым - Ялта, Севастополь. Репертуар состоял из наиболее популярных пьес того времени: "Бесприданница" Островского, "Дикарка" Островского и Соловьева, "Чайка" и "Дядя Ваня" Чехова, "Нора" Ибсена, "Бой бабочек", "Огни Ивановой ночи", "Гибель Содома" и "Родина" Зудермана, "Жаворонок" Вильденбруха, "Сказ-ка" Шницлера, "Пережитое" Радзивилловича, "Волшебная сказка" и "Искупление" Потапенко.
Путь к созданию своего театра был тернист. Провинция - не Александринка, постоянные сложности и накладки, неустроенный быт - все это отнимало силы, подрывало здоровье. Вера пишет актеру Ходотову о гастролях в Ялте, когда играли "Бесприданницу" перед курортниками в разгар бархатного сезона:
"Играла вчера "Бесприданницу"... Первый акт за кулисами был шум, и я вышла и сказала прямо, что не могу этого... Я оборачиваюсь, чтобы сказать "Вася, я погибаю", а их нет, и в конце после пистолетного выстрела, который в довершение всего дал две осечки, вдруг все выбежали, не дав мне сказать: "Милый, какое благодеяние вы для меня сделали". Тут я не могла больше. Бог знает, что со мной случилось... И сегодня я вся разбита, а вечером "Родина" - бенефис... Глупые, они хотят меня уверить, что публика ничего не заметила и что успех от этого не был меньше.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40