Хотя если бы на месте Василия был Федор, он и здесь бы нашел, как себя проявить. Софья не переставала поражаться энергии этого бывшего подьячего во всем - как в государственных интригах, так и на ее спальном ложе. В отличие от ласк Василия, ласки Федора, если их вообще можно было так назвать, были грубы и часто причиняли ей боль. Но это и нравилось Софье. В объятиях Василия она никогда не стонала от боли. Он был нежен и деликатен. Шакловитый набрасывался на нее как зверь, он рычал и фыркал, напрочь забывая, что она царевна, а он ее слуга. Не было царевны и подданного. Были властный, сильный, грубый мужчина и женщина, стонущая от наслаждения в его стальных объятиях, женщина, которая всю жизнь хотела повелевать и счастливая оттого, что в эти минуты так дерзко повелевают ею.
О князе Василии они вспоминали редко, а если и касались его персоны в связи со вторым крымским походом, то Шакловитый всегда говорил о нем очень почтительно, с уважением. Хотя как военный стратег и тактик был наголову выше своего предшественника. И успел доказать это во время крымского похода Голицына. От помог Василию избавиться от гетмана Левобережной Украины Самойловича, спешно прискакав в Дикое поле и устроив так, что гетман был свергнут самими казаками. План захвата Крыма и превращения его в военно-морскую базу он обсуждал с Мазепой.
Второй крымский поход можно было считать более удачным, чем первый, хотя особых панегириков князю никто не пел. Не было громких боевых побед на полях брани, но пути ордынских набегов были перекрыты новейшими укреплениями с дальнобойной артиллерией. Обезопасив огромные южнорусские пространства, Голицын смог в интересах дворянства увеличить сроки сыска беглых крестьян. Голод и эпидемии, охватившие лишенное источников разбойной добычи Крымское ханство, отняли у последнего наследника Золотой орды былое могущество.
И тем не менее князь Василий перестал быть ее фаворитом, ее любовником. Они встречались так, как будто между ними никогда ничего не было. При этом оба вели себя очень доброжелательно. Софье даже не верилось, что она могла страстно любить этого человека. Место на ее ложе теперь занимал другой - Федор Шакловитый. Он теперь был и главным государственным деятелем.
Петр мужал и умнел. Еще немного - и он заявит свои права на власть. Софья прекрасно понимала это. Но никогда - в этом она признавалась перед Богом, - никогда у нее не было мысли убить брата, что бы там ни говорили ни он сам, когда приезжал к ней в монастырь, ни его клеветники. Петр, казалось ей, и сам до конца не верил в это. Козлом отпущения он сделал ее любовника Федора Шакловитого. Так было удобнее. При такой постановке вопроса он мог продолжать изредка общаться с заблудшей сестрой.
Петра ждало большое будущее, это Софья прекрасно видела. Но ее возмущало то, что он был настолько слеп, не замечал, как она расчистила ему дорогу, сколько преобразований было сделано при ней, какие успехи были во внешней политике государства. А он, приезжая, только и твердит что о заговоре, о Федоре... Умышленно ли он задевает самые больные струны ее души, называя Шакловитого вором и изменником? Ведь Петр, без сомнения, знает об их отношениях, уж это ему его верные слуги наверняка рассказали. Петр ревнует ко всему. Не любя Софью, он ревнует ее к власти, хотя полностью теперь владеет ею, к Шакловитому, им же давно казненному. Он не может смириться с тем, что женщина была у власти, когда должен был властвовать только он, что она была умнее его, что ее называли премудрой правительницей Софией.
И тот "заговор" августа 89-го года - какие злые клеветники его соорудили? Они очень хорошо знали больные места Петра, знали, на чем нужно сыграть. Петр даже сейчас не верит ей, не верит, что она никогда не хотела его смерти. Видит Бог, если бы она этого очень желала, она не остановилась бы ни перед чем. Сколько раз у нее была такая возможность, когда он был еще в малых летах! Уже тогда она представляла себе, что по мере его взросления она столкнется с его стремлением к власти. Но хотеть его смерти, да еще и смерти его матери, - упаси Господь!
Впрочем, прямо Петр ее в этом не обвинял. В глаза, когда приезжал в монастырь, осуждал только за то, что она посягнула - он так и выразился "посягнула" - на абсолютную власть. А главным виновником, под влияние которого она попала, был, по его словам, ее помощник Федор Шакловитый. "Вор Федька", - брезгливо и презрительно называл он Федора. "Далеко тебе до этого вора", - думала про себя Софья, но вслух Петру этого, конечно, не говорила.
Кризис в их отношениях назревал. В день ее именин, 25 июля, Петр после полудня вернулся из Коломенского в Москву и почти сразу же уехал в Преображенское, не посетив праздничные торжества. Думных людей и других придворных принимали она и Иван. Внешние приличия, нарушенные отсутствием Петра, пытались соблюсти.
Никакого заговора Софья против него не замышляла, но Петру идея заговора была необходима, чтобы устранить сестру и властвовать единолично. Иван соперником ему не был, он делил с ним власть только официально, полностью от нее устранившись. Но кризис был. Вернее, так: ожидание кризиса и произвело сам кризис. Петр продолжал его провоцировать. Он не приехал на панихиду по царю Федору Алексеевичу, которая была назначена на 8 июня, и в результате его отсутствия поминки пришлось отложить на три дня. Это было не только вызовом памяти предков, но и оскорблением ближайших родственников, в первую очередь Софьи.
За день до бегства Петра в Троице-Сергиев монастырь все три царствующие особы занимались каждый своими делами: Иван слушал литургию в церкви Преображения Господня, Софья ездила в Новодевичий монастырь и вернулась со своей обычной личной охраной, бoльшая часть которой начала выказывать беспокойство. А Петр, как сообщил его посланник, "изволил того числа быть в своем государском походе в селе Преображенском". Последнее время Петр начал не в меру пить. О нем говорили так: "Пьет допьяна и своими руками конюхов кнутом бьет, и никакими мерами его образумить нельзя".
Она обсуждала поведение Петра и тяжелое напряжение в отношениях с ним со своим прежним возлюбленным Василием Голицыным. И каждый раз вновь и вновь убеждалась в том, что сделала правильный выбор в пользу Шакловитого. Князь не отвечал прямо ни на один вопрос, философствовал не к месту, призывал Софью к смирению и спокойствию. Софья видела, что он находится в каком-то смятении. Возможно, он переживал из-за того, что в их любовных отношениях произошел разрыв. Но она не стала относиться к нему враждебно. Она по-прежнему уважала его. Да, не любила как мужчину. Но ведь любовь между мужчиной и женщиной не вечна, и он, как образованный, да еще и воспитанный на европейской культуре человек, должен это понимать.
Возможно, князь Голицын тяготился теперешним своим положением. Он по-прежнему был в лагере Софьи, в то время как его брат Борис Голицын находился в набиравшем с каждым днем новые силы лагере Петра. Наверняка Борис сманивал Василия, а тот, будучи человеком благородным и присягнувшим однажды на верность Софье, мучился трагическими противоречиями. Так или иначе, Василий ей помочь ничем не смог. Таким аморфным и вялым, как в эти тяжелые дни, когда нужна была решительность, она князя раньше никогда не видела.
В очередной раз разочаровавшись в князе Голицыне, Софья опять обратилась к Федору Шакловитому. Она по-прежнему делила с ним ложе, когда были на это силы. Любовь с Федором действительно требовала сил, ею невозможно было заниматься между прочим. Шакловитый был всегда порывист и горяч, и его похоть рождала ответную, бурную страсть царицы. После проведенных с ним ночных часов, когда он, как вор, удалялся из покоев Софьи, она, вся в изнеможении и полном блаженстве, засыпала и спала, как младенец, крепким, без тревожных сновидений сном.
Но Федор ублажал ее не только в постели. Она советовалась с ним каждый день во время этого последнего кризиса. И он предлагал самые решительные меры. Но убить Петра и его мать Наталью Нарышкину - на это даже он не намекал. Каким же пыткам подверг его Петр, если этот мужественный человек "сознался" в том, что желал смерти всему царскому семейству, "их государей всех побить".
Странная исповедь происходила у нее с отцом Михаилом. Она пересказывала ему все заметные события своей прошлой жизни. В ярких подробностях вспоминала детали, говорила о своих любовниках. Вся ее жизнь вновь вставала перед ее глазами. Она понимала, где совершила ошибки, где надо было действовать по-другому. Понимала как Софья. А как Сусанна всю эту жизнь и все свои действия считала великим грехом и поэтому смотрела на все события со стороны и спокойно пересказывала их.
Отец Михаил никогда не перебивал. Внимательно выслушивал и отпускал грехи. Сегодня она будет вспоминать тот роковой день 7 августа, когда произошел окончательный разрыв между ней и Петром. И больше к этому возвращаться не будет. Хотя пути Господни неисповедимы. Если Господь потребует опять воскресить в памяти события последних дней ее царствования, она сделает это.
7 августа Софья вызвала Федора и объявила о своем намерении отправиться в Донской монастырь. Несколько недель назад, во время ее похода в Новодевичий монастырь, неподалеку от ее процессии произошла стычка между стрельцами, и один из них был убит. Софья приказала расправиться с теми, кто участвовал в потасовке, и инцидент был ликвидирован. Но он породил нехорошее предчувствие. Это был дурной знак, предзнаменование чего-то страшного, что должно вот-вот случиться. И случилось.
Итак, Софья вызвала Федора и попросила подготовить его отряд в 100 вооруженных стрельцов, чтобы полностью на этот раз себя обезопасить. Федор отправился исполнять приказание. Через час она вызвала его снова. Решено было, что она вместо Донского монастыря пойдет в церковь Казанской Богородицы на Красной площади в сопровождении Федора и стрельцов. Именно этот ее поход и стал главным признаком "заговора".
Петр рассказывал ей, что незадолго до полуночи 7 августа он получил в Преображенском известие. В нем говорилось, что "в Кремле по приказу было собрано множество стрельцов и солдат, которые должны были прийти в Преображенское, чтобы убить разных людей, особенно Нарышкиных". А позже к нему прибыли четыре знатных человека из Стремянного полка - кто, он не сказал - и донесли, что стрелецкое войско уже собрано, чтобы осуществить заговор Шакловитого - убить Петра, его мать, супругу, сестру и весь его двор.
Петр никогда не признавался в трусости, но, теперь не воспринимая Софью как соперницу, а относясь к ней только как к инокине Сусанне, он поведал ей, что тогда страшно испугался. Вскочил в седло и, в чем был, умчался в панике в лес, куда затем ему привезли одежду и обувь. Он проскакал около сорока верст и добрался до Троице-Сергиева монастыря, где, она помнила каждое его слово, "бросился на кровать и громко зарыдал, а потом рассказал обо всем настоятелю, просил у него помощи и защиты". Потом, в ту же ночь, в монастырь приехали его жена, мать и потешные полки, а на следующий день - лояльно настроенный стрелецкий полк Сухарева. Перепуганный, молодой и неопытный, да еще к тому же обладающий неустойчивой психикой, Петр действительно опасался за свою жизнь. А его советники использовали натянутые отношения Петра и Софьи, чтобы еще больше усилить это противостояние. Память о событиях 1682 года была еще жива, и Петр с ужасом внимал слухам о стрелецком восстании. Требовался лишь один небольшой повод, чтобы из небольшого огня вспыхнул пожар.
Никакие кризисы, волнения, смуты никогда не отвлекали Софью от строгого соблюдения религиозных церковных обрядов. Она поддерживала тесную связь с монастырями, которым помогала материально, особенно Новодевичьему, посещала все главные службы в церкви, постоянно молилась. Несмотря на августовский кризис 1689 года, она присутствовала на крестном ходе из Чудовского монастыря, а после вечернего пения вместе с Иваном слушала панихиду по своим родителям сначала в Архангельском соборе, а затем в церкви Вознесенского девичьего монастыря, где были захоронены царь Алексей Михайлович и царица Мария Милославская.
В этот же день приехал гонец от Петра, чтобы узнать причину сбора в Кремле такого количества стрельцов, и получил ответ, что это сделано для того, чтобы охранять царевну по пути в монастырь, куда она должна была отправиться на богомолье. Через несколько дней Софья провожала чудотворную икону Донской Богоматери, которая была в крымском походе, из Кремля в Донской монастырь. С Софьей были бояре и воеводы. 12 августа царевна вернулась в Кремль. Она полностью игнорировала то напряжение, которое исходило со стороны Петра, продолжала смело являться перед народом и все так же поддерживала версию великой крымской победы. А Петр по-прежнему пребывал в "своем государском Троецком отъезде".
Распорядок церковных православных праздников, которых летом особенно много, ничто не нарушало. Отмечали Успение Пресвятой Богородицы. Накануне царевна слушала вечерню и молебное пение в Успенском соборе, а на само Успение присутствовала на божественной литургии. На следующий день привезли новое письменное распоряжение Петра, с приказом стрельцам и пехотным полкам прибыть к 18 августа в Троицкий монастырь. Что это могло значить для Софьи? Явное пренебрежение ее полномочиями со стороны брата и желание показать, кто в доме хозяин.
Софья никогда не страдала от нерешительности, как ее старый друг князь Голицын. В ответ на эту наглость она собрала стрельцов и произнесла перед ними проникновенную речь. Она обратилась к ним очень тепло, и в то же время в ее речи чувствовалась торжественность и надежда, что воины поймут ответственность момента. "Не следует вам вмешиваться в споры между мной и братьями, поэтому не следует подчиняться приказу Петра. Будьте верны своей царице", - сказала Софья. И удалилась.
Но в рядах стрельцов колебания все же произошли.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40