Значит, силенок и деньжонок хватило.
Казиев влетел в съемочный павильон издательства как ураган "Большая Берта" ( "Большой Тимофей"!)!
И все, кто там был, встали и начались невыносимо сладостные приветствия: О, великий, могучий и непревзойденный, О!..
За столиком спиной к двери сидели Наталья Ашотовна и её подопечная Тинатин.
Они ничего не заметили вначале, - Наталья втолковывала Тинке, как ей надо сесть так, чтобы все было закрыто и вместе с тем - все видно.
Та чуть не плакала от того, что не понимала, о чем довольно сердитым тоном толкует ей Наталья Ашотовна.
А Наталья, выспросив Тинку об их поездке с Максом, с горечью подумала, что, скорее всего зря она потратилась на красавицу. Раздухарилась, ишь, миллионщица какая!
И тут только она услышала гам и шум и прямо перед собой увидела Великого и Неповторимого режиссера, который, правда, несколько лет назад фигурально дал ей хорошего пинка, - так что она до-олго летела.
Но времена меняются, друзья мои.
Наталья встала, - не вспрыгнула! - лучезарно, но достойно улыбнулась и сказала почти тоже, что вопили до этого её присные.
Только несколько в ином ракурсе.
- О-о?! К нам пожаловал, к нам пожаловал, наш Великий, дорогой! Неужто я дождалась часа, когда Мастер закажет нам о нем книгу? Или даже сам напишет, при всей его безумной занятости?..
Казиев не отреагировал на эту тираду.
Он увидел грустную Тинку за столиком. Ее кудри свесились как ветви ивы, а в черных искристых глазах застыла печаль.
Такое везение! Подумал Казиев, и со сценарием сладится, - так ему показалось. И в главной роли, - вполне возможно, - это прелестное дитя.
- Наталья Ашотовна ( Наталья аж зарделась - помнит!), за что вы мучаете этого ребенка? У него скоро из носика закапает.
Тинка испуганно шмыгнула носом. Все по-доброму рассмеялись.
Казиев с Натальей отошли в сторонку - никто не смел нарушить их тихий неспешный разговор.
Говорили о Книге.
Казиев сказал, что подумает, и, вероятнее всего, сам будет кропать потихоньку-полегоньку...
- Но это же замечательно! - Воскликнула Наталья, - давайте, дорогой Тимофей Михайлович, поставлю-ка я вас в план этого года, а?
- Ставьте, - откликнулся Казиев, потому что точно знал, что никакой книги ни в каком "этом", а также и в "том" году, они не получат. Но почему не умаслить душу редактора, который доставил ему сегодня море удовольствия.
Тут он увидел, что девчушка встает, натягивает бархатную красную шапочку. Надо спешить!
И он, поцеловав ручку мадам, неспешно направился к выходу, где сел в свой джип "Чероки" и стал ждать добычу.
Ждать её пришлось недолго. А уговорить подвезти домой - совсем чепуха.
* * *
Казиев прямиком вез девицу к себе домой.
Но Тинка-то этого не знала и все время подсказывала ему повороты и светофоры.
Ей вовсе не хотелось выглядеть перед этим господином вахлачкой, только что слезшей с дерева.
Родя как-то показал его ей и сообщил, что это Великий режиссер Тим Казиев и его, Роди, друг. Но, возможно, сам Родя станет его соперником в кино - снимет такой фильм, что все качнутся.
- Да-а? - Как бы совсем без интереса откликнулась Тинка.
Как только она стала Родиной любовницей, он её предупредил: никаких киношных надежд! Ты - моя женщина, а это, поверь, больше, чем актрисулька, потеющая под софитами, уверяю.
Тинке до страсти хотелось сниматься в кино! При ее-то красоте! Она даже и снялась в каком-то маленьком эпизодике и получила пятьдесят рублей.
Но Родькины любовь и щедрость - дороже.
А теперь вот она - одна.
Макс - пустой номер, даже с его энергичной как динамомашина мамой. Вот разве этот, подумала Тинка, искоса глянув на Казиева. Даже очень ничего! И явно ждал её. Может, в кино позовет?..
Известный ведь, режиссер-то!
Тинка выпрямила спинку, груди сами пошли вперед, в широкий разрез маечки, незаметно сдвинула алый беретон назад, чтоб были хорошо видны кудри и томно попросила сигарету.
Казиев повернул к ней хищное лицо и улыбнулся белоснежными острыми зубами ( наверно, фарфор, подумала Тинка) и ласково гортанно, - ни у кого такого голоса не слышала! - спросил: ребенок уже курит?
Тинка приняла игру.
Она уже знала, что мужчины в возрасте очень любят, чтобы она строила из себя девочку-сопелочку лет тринадцати. Всем мужикам нужна "Лолита", помешались прямо! Жаль, что никто из них даже близко не похож на актера Джереми Айронса, - тому бы Тинка дала за просто так.
- Уже курю, я - взрослая, - нарочито капризно ответила она и заметила, как сверкнули глаза у этого Казиева.
Ну, ничего, посверкай, посверкай! Скоро она будет дома, у девчонок, и они обсудят все тинкины успехи. А вот в следующий раз... Что "следующий" будет, Тинка не сомневалась.
Поэтому когда они подъехали к высотке на Восстания, она удивилась. Потом поняла, - приволок к себе.
- А где это мы? Я задумалась и - здрасьте, - проскулила она опять в манере соплюшки, но уже соплюшки, которая умеет постоять за себя, - меня ждут дома. Мы обедаем именно в это время.
Послушная девочка из приличной семьи.
Казиев рассмеялся нехорошим смехом. Наглым. Нахальным. Очень обидным. Тинка обиделась, чуть слезу не пустила.
Он тут же сменил пластинку.
- Тинатин, дорогая, я вовсе не хотел вас обидеть! Наоборот! Я хочу доставить вам массу удовольствий, какие вы только захотите. Хорошо, мы поедем к вам домой на обед, я согласен. Я, конечно, обязан был предупредить вас, что должен быть в это время дома, меня ждет один очень важный звонок! Но если уж так - пусть подождет. Понимаете... Впрочем это долгий и серьезный разговор и говорить надо не наспех, в машине... А у меня, кстати, тоже готов обед, и смею заверить, - неплохой, хотя и сам его готовил (врет)! Мы можем пообедать у меня, а вашим домашним позвоним... Как? Конечно, если возможно являться в незнакомый дом без приглашения... Но это мы как-нибудь устроим, верно?
Обедать у Алены Тинка вовсе не жаждала, - Егоровна опять наварит щей и нажарит котлет. Алена к потолку от меню взвивается и потребовала у отца денег на повариху.
У Тинки есть тысяча баксов, которые дала сумасшедшая Ашотовна и наверняка отнимет, если Тинка не сумеет окрутить этого зануду Максика. А Тинка знает, что не сумеет! И тратить первые такие - и последние, наверное, деньги, - на рестораны Тинка не собирается.
Она согласилась отобедать у Казиева.
Квартира была огромная и старинная.
Тинка, конечно, не разбиралась в стилях, но как-то чутьем поняла, что обстановка в хате старинная.
Новомодными были: телевизор, видак, высокий открытый шкаф с кассетами, журнальный стол, компьютер, факс и ещё что-то такое же... И легкие золотистые занавеси на окнах.
Тинка умостилась в глубоком кресле.
Насколько велика квартира, - она понять не могла, - голос Казиева доносился как из недр, он кричал, что ванная и все удобства по коридору налево.
Тинка давно хотела писать и сразу же бросилась разыскивать сии помещения.
Когда она вышла, свеженькая, умытая, ненакрашенная, с гладко расчесанными по плечам волнами черных волос, Казиев, несший что-то в огромном казане, даже остановился.
- Какое же чудо у меня сегодня в гостях! Я и не чаял...
И он пропустил Тинку вперед, направив её в гостиную.
Эта комната была ещё страшнее, чем первая.
Огромный стол, огромные стулья, черного цвета горка, с хрусталями, искусственными цветами, вазонами и черт его знает, ещё чем. На полу лежал тихий толстый ковер темного же цвета, обои в темных квадратах и вообще здесь от прямо-таки зловещей тьмы становилось плохо.
Казиев понял состояние Тинки.
- Досталось так от родителей ( врал он. Дали им с Улитой эту квартиру - больше, конечно, Тиму, - после того, как здесь перемерли все старые её обитатели-актеры, без наследников. Дали со всеми причиндалами, а заплатили они с Улитой вместе какую-то смешную сумму. Вот так было дело), как-то сначала не хотелось ничего менять, потом - привык, часто уезжал, некогда было заниматься домом, "моя дама" предпочитала жить у маман... А вот теперь я думаю, если суждено мне ещё раз ввести в свой дом хозяйку, пусть она здесь хоть потолки посшибает, я буду только рад...
Тинка подумала (но не сказала, конечно!), что "старуха" - Улита могла бы за их совместную жизнь хоть что-нибудь поменять. Как будто и не жила здесь никогда никакая женщина! ( Улита ненавидела эту квартиру. И всякое свободное время она проводила в маминой квартире, с мамой. Как будто не надеясь на долгую счастливую жизнь с Казиевым. Так оно и вышло)
На обед был плов в казане.
Казиев походя сказал, что предки его с Востока, и рецепт плова, - уже еле видимый на бумажке, - хранится как реликвия.
Плов был вкуснющий! Особенно после Егоровниных диетических "разносолов"!
На столе стояли блюда с овощами, фруктами, в розетках - икра, красная и черная, маслины, мидии, и чего только не было на этом столе!
И выпивка.
От английского джина "Гордонс" до сладчайшей испанской "Сангрии".
Тинка и не помышляла, что попадет на такое изобилие. Наелась она, что говорится, - от пуза, даже выпивать не хотелось. И не заметила, как за столом задремала.
Очнулась в другой комнате, - на софе, застеленной шкурой какого-то мягкого меха, прикрытая пушистым пледом.
Горел только ночник и никого, кроме нее, не было. Ну и хорошо, подумала она, завернувшись тепленько в плед и скрутившись клубочком.
В комнату тихо вошел Казиев, с бутылкой "Сангрии" и блюдом фруктов. Поставил все это на маленький столик у постели, сам же сел на край тахты и легонько тронул Тинку за белоснежное плечико, высунувшееся из-под пледа...
Она не пошевелилась. Тогда он уже более серьезно потряс её сквозь плед, за уязвимое местечко - бедрышко.
Тут ей ничего не осталось, как открыть глаза и сделать вид, что она только-только проснулась и пока ещё не понимает, где находится...
Казиев сладко, что совсем не подходило его гортанному голосу, произнес: выспалась? Я отнес тебя сюда, так ты даже не шелохну - лась, пора подкрепиться, дитя мое...
После такого обеда Тинке глаза воротило от этих бананов, ананасов, груш... Тем более от сладкой "Сангрии".
- Я не хочу ничего, - заявила она капризно, - можно мне немножко ещё поспать?..
- Нет, моя прелесть, иначе я умру от восторга и желания! - Прошептал Казиев и глаза его превратились в фары автомобиля, который наедет на тебя и ни на минуту не смутится, - потому что машина.
Она не успела ничего сказать, как с неё сорваны были майка, юбка и трусики, - то есть вся её одежка.
Казиев стоял перед нею тоже абсолютно голый и халат его валялся вокруг ног.
Фигура у него была поджарая, кожа смуглая и волосы росли лишь на животе, струйкой стекаясь вниз, где уже бушевало отдельное существо красное и грубое, которого Тинка сейчас так не хотела!
Но пришлось.
И вот она лежит под ним, распластанная как лягушка на столе экспериментатора, с раскинутыми ногами и руками, - и стонет от грубой страсти, снедающей Казиева.
Зубами он сжирает мягкую плоть её груди, руками сдавливает нежные белые бедра, а его сумасшедшее отдельное существо уже бьется в Тинке и творит невообразимое, уходя все глубже и глубже,
- до боли, до крика.
Но кажется её крики доставляют ему ещё большее наслаждение и Казиев с рыком тяжело падает на нее, - будто придавил Тинку упавший баобаб.
Некоторое время они лежат - не могучи отдышаться: он - от страсти, она - от неожиданности и боли, которая сейчас ещё пуль - сирует внутри нее.
До утра, Тинка думала, - не доживет. Чего только не вытворял с ней этот безумный Казиев!
Она уже не понимала, где она, - на потолке? Свернута змеей?.. Когда под утро, он, хуркая как загнанный конь, отвалился от нее, она осталась распростертой и недвижной. Ни одна косточка, даже под страшным приказом, не сдвинулась бы в ней.
Господи, Родя, где ты? Милый, довольно темпераментный, но НОРМАЛЬНЫЙ!
Казиев выкурил подряд две сигареты, выхлебал (опять на ум шел конь) огромную пивную кружку воды и повернулся к ней. Видимо, с желанием поцеловать её или обнять...
Она дернулась от него, насколько могла, и заплакала.
Он привстал на локте и всмотрелся в её лицо, искаженное плачем.
- Ну вот мы и плачем! Какие мы ещё крошки маленькие! Ничего, скоро страшный серый волк дядя Тим научит крошку настоящей любви и крошка будет плакать только слезами счастья!
Он не стал притрагиваться к ней, только набросил на её истерзанное тело плед.
Потом быстро, одним махом вскочил с постели и вышел.
Тинку затрясло от страха. Что ещё придумает этот маньяк? Надо скорее выбираться отсюда, домой! Но вот дома-то своего у неё здесь нет, он далеко, в Тбилиси, у мамы с папой!
И Тинка зарыдала в голос и затряслась так, что тахта заходила ходуном.
Казиев вернулся свежий, волосы мокрые, чресла обтянуты банным полотенцем, на плечи накинут синий шелковый халат.
Он улыбался, сиял и был похож на озорного мальчишку.
А жертва его "игр" обреченно смотрела на него снизу вверх. Казиев по-хозяйски откинул плед, погладил её тело, осмотрел как врач, и сказал, да, с тобой так нельзя пока. Ты очень нежна, моя принцесса.
На что Тинка шепотом ответила: княжна...
- Ну, вот видишь, - ты княжна, а я - серый мужлан и нет мне прощенья. Но все-таки может быть?
И он надел на её тонкий пальчик тяжелое кольцо, которое тут же соскользнуло на простыню.
Казиев покачал головой, - попробую найти что-нибудь поизящнее. Просто это кольцо моей мамы и я его очень люблю.
Сейчас он был просто симпатичный молодой мужчина, нежный и чуть-чуть насмешливый.
Следующее кольцо, которое он принес, было много тоньше и с бриллиантом, не очень большим, правда.
Оно подошло к среднему пальцу Тинки.
Перстенек более-менее примирил её с ночным кошмаром.
И она спросила, - сдуру, конечно: а со своей женой вы тоже так?..
О, Боже! Если бы она знала, какую ярость вызовет её невинный вопрос. Лицо его исказилось и стало сразу старым и жутким.
- Моя бывшая жена - дура и мерзавка. Никогда больше не упоминай о ней, я рассержусь.
Тинка изругала себя за этот вопрос, она вовсе не хотела, что - бы он сердился, - это, наверное, пострашнее того, что с ней было в ночи.
- Но хватит, мой розан. Я принесу тебе завтрак.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36