Отсутствовал Герет долго, и шум снаружи сбивал с толку. Наконец,
явились пятеро его людей и знаком велели мне выйти. Я пошла с ними,
удаляясь от убежища.
Толпа стояла там, где и раньше, и все же совсем иная. Они толкались,
ненавидя меня. Несколько женщин выкрикнули проклятья, но, насколько я
могла судить, на меня они не нападут.
Мы дошли до конца пещеры, где все еще стоял бог в красно-желтом и
драгоценностях. Герет тоже стоял там, пожелтевший и нервный. Когда я
подошла, он кивнул.
- Я им передал.
- Хорошо, - сказала я. - А теперь распорядись принести тело Уасти в
ее деревянном кресле и поместить его перед богом.
Герет сделал, как я сказала, и поднялся громкий ропот. Женщины уже
перевязали шею, омыли ее тело, одев его в черные одежды со всеми
побрякушками и бусами, а потом прилепили к векам круглые черные диски,
чтобы держать их закрытыми. Все это диктовалось их традицией, делалось из
страха. Они страшились духов умерших, особенно убитых. Четверо людей
Герета отправились за трупом, и возвращались они, чувствуя себя не в своей
тарелке, с бледными лицами.
Толпа притихла и отступила, и многие женщины разразились плачем и
проклятиями.
Уасти сидела совершенно окоченев, но это придавало ей определенное
пугающее величие. Мне не понравилось то, что сделали с ее лицом, ибо они
раскрашивают своих умерших словно кукол - белое лицо с красными губами и
щеками и алые ногти. И все же во мне шевельнулось лишь отвращение к их
обычаям - ничего больше. Эго была не Уасти, а лишь сухой сломанный
стебель. Люди Герета поставили кресло и отступили, и она сидела там, глядя
черными дисками своих глаз.
Я шагнула вперед и подняла руку, и раздалось глухое рычание.
- Вели им дать мне говорить, - сказала я Герету, и тот прикрикнул на
них, а когда шум не прекратился, его люди, размещенные по всей пещере,
тычками и толчками заставили всех умолкнуть.
- Вы считаете виновной меня, - крикнула я затем им. - Но я не
виновата в этом зверском преступлении. Вы видите, что я не страшусь ни
мертвой, ни бога. Вчера женщины терзали мое тело. Многие, думается,
помнят, что они сделали, - сразу же раздались визгливые крики злобного
согласия. - Тогда смотрите, - призвала я и, расстегнув застежки плаща,
сбросила его и стояла там, нагая и исцелившаяся. По толпе пробежал шепот
удивления. На мне оставили много тяжелых отметин, но на теле у меня не
было ни царапины.
Затем одна девица протолкалась в первый ряд толпы, нырнула между
охранниками Герета и закричала:
- Ты сделала это с помощью своего колдовства, злодейка! Не думай,
будто собьешь нас с толку, стоя тут голая и бесстыжая в своей греховности.
Это была девица, прислуживавшая Уасти, и толпа сразу же начала лаять
с ее голоса. Герет снова прикрикнул, на этот раз без моей указки,
охранники потолкались, и снова наступила тишина.
- Нет, - сказала я. - Бог убрал с меня следы ваших рук, дабы показать
мою невиновность. Но я дам вам и другое доказательство. - По толпе
пронесся шорох предвкушения. - Вели принести незажженный факел, - сказала
я Герету, - и подставку для него.
Один из его людей принес факел из сложенной поблизости кучи, в то
время как другой поспешил за подставкой. Напряжение в пещере нарастало, и
задержка на время доставки вещей увеличила сгиб. Моя нагота тоже сбивала
их с толку; сами они постеснялись бы раздеться при таком скоплении народа
и даже немного смущались смотреть на меня.
Когда факел установили, наколов на шип подставки, я сунула вощеный
фитиль в жаровню алтаря и зажгла его. Руки у меня дрожали, когда я
повернулась к ним спиной и предстала перед Сиббосом, словно бы в молитве.
Могла ли я это проделать? Ну, если и нет, то теперь уж слишком поздно. Я
уставилась на ярко-голубой камень у него на груди, пока у меня не
затуманились глаза, а в мозгу мало-помалу открылся путь - и я пошла по
нему. Когда я повернулась к толпе, казалось, что я раздвоилась: во-первых,
я сама, тяжелая словно во сне, сознающая свое тело лишь настолько,
насколько его сознают в полусне, совершенно без всякого контроля над ним;
а во-вторых, - существо холодное, будто кристалл льда опустили на макушку
моего черепа, идеально контролирующее свое тело, как не могла этого
сделать первая "я".
Я повернулась лицом к ним и положила свою руку на руку Уасти.
- Я не виновата в твоем убийстве, умершая, - провозгласила я, и все
же не я, а другая "Я" - голос, вибрации которого я не ощущала в своем
горле. - Если все так, как я сказала, пусть огонь не обожжет меня.
Я услышала, как они задержали дыхание, единое задержанное дыхание
толпы, всех разом.
А затем я нагнулась вперед к факелу, и пламя лизнуло мне плечи, грудь
и живот. Я совершенно не почувствовала жара; даже подожги оно меня, я все
равно не должна бы его почувствовать, но этот желтый огонь скользил по
моей коже, словно вода, и не оставлял никаких следов. Из толпы раздались
крики и возгласы. Я выпрямилась, сняла онемевшими руками факел с шипа и
провела им вверх-вниз по всему телу. Он пылал на моей коже, но без дыма.
Шум снова спал. Стояла полная тишина. Тогда я вернула факел на шип,
повернулась к богу и голубому камню и отключила охвативший меня транс.
Произошло странное схождение двух частей меня - такое же быстрое и
потрясающее в возвращении, сколь медленным и подобным сну было
расхождение. Слух, зрение, обоняние и осязание сделались вдруг словно бы
невыносимо острыми, почти мучительными, но у меня не было времени
приходить в замешательство. Мое тело было целым, я доказала свою
невиновность, и теперь настала пора для следующего шага.
- Фокус!
Прислуживавшая Уасти девица выбежала вперед, поближе к концу пещеры,
где стоял бог. И яростно завопила, плюясь от страха и гнева белыми
пузырьками пены.
- Неужели вы не видите, что это фокус! Не дайте убийце уйти от
наказания!
В толпе снова загромыхал неясный ропот, но я отпарировала:
- Совсем не фокус.
И, нагнувшись к зеленому плащу, оторвала от него кусок, выпрямилась и
бросила его в пламя. Ткань сразу же занялась и вспыхнула, мигом почернев.
Толпа теперь притиснулась поближе, но ее сосредоточенность сделалась иной.
Я начала различать слова.
- Она невиновна. Дух Уасти защищает ее.
- Подождите, - крикнула я, и они остановились словно лошади,
почувствовавшие вдруг во рту удила с силой натянутых вожжей. - Сделано еще
не все. Бог разгневан смертью целительницы. Один из тех, кто здесь
находится - убийца. Если не я, то кто же?
Настал момент нападать, а не защищаться, и я испытывала от этого
свирепо радость, я, которая до сих пор всегда была преследуемой.
- Ты! - показала я на полную женщину в передних рядах толпы. - Это ты
сделала? - и она попятилась, побледнев от шока. - Или ты? - и я
повернулась к тощему, узкоголовому мужчине в центре, у которого отвисла
челюсть, показывая печальное зияние между немногих скромно распределенных
серых зубов.
- Прикажи своим людям привести сюда тех двоих, - прошипела я Герету,
и миг спустя ошеломленного мужчину и хнычущую женщину выволокли пред очи
бога.
Сперва я подошла к женщине, и, когда овладела ее наполненными ужасом
глазами, сказала:
- Не бойся. Если ты невиновна, Сиббос защитит тебя. Коснись руки
Уасти, и она тоже защитит тебя.
Женщина - успокоенная, уверенная в своей невиновности и подчиненная
теперь моей воле - прикоснулась к мертвой ладони, а затем покорно
позволила мне отвести ее к факелу.
- Если она невинна, - выкрикнула я, - огонь будет для нее прохладным
и приятным, как вода.
Я направила ее руку, так что кисть до запястья вошла в пламя, и она
ахнула при этом, словно девочка, в первый раз увидевшая море, или закат,
или гору - хоть и знает, а все равно испытывает восторг и изумление.
Голоса истерически усилились. Я извлекла ее непострадавшую кисть, и
брызнула ей на лоб несколько капель из медной чаши с водой. Она очнулась,
ошеломленная и улыбающаяся. Следующим стоял мужчина, но результат был тот
же. Толпа теперь волновалась, бурлила и голосила. Я навела на нее
пристальный взгляд, и сделала рукой знак.
- Ни я, ни они, - провозгласила я. - Кто же?
Я увидела, что прислуживавшая Уасти девица стояла в первом ряду, куда
она протолкалась и теперь пыталась попятиться. Лицо ее начал искажать
страх. Внезапно она увидела, что я обратила взгляд к ней, и вокруг нас
снова наступило затишье. Я двинулась очень медленно и все же по прямой, не
глядя ни направо, ни налево, только на нее. Чем ближе я подходила, тем
больше она пятилась, но не могла продвинуться. В любом случае толпа бы ей
не позволила.
Когда нас разделял какой-то фут, я сказала:
- Ты тоже должна доказать свою невиновность перед Уасти и перед
богом.
И множество охочих рук толкнули ее ко мне.
Все было легко и жестоко, у нее не осталось никаких сил. Мне и не
требовалось ничего с ней делать, достаточно и ее собственной вины и
естественного огня. И все же я оказалась неподготовленной к тому, что
случилось - к явлению, вызываемому мной, и все же противоположному.
Я притащила ее к трупу Уасти и сказала:
- Коснись ее руки, и, если ты невиновна, она защитит тебя, и огонь не
обожжет.
И тут она начала сопротивляться и плакать.
- Я боюсь, боюсь.
- Почему?
- Она мертва - мертвая! Я не выношу прикосновения к мертвым!
В пещере грянул громкий голос толпы.
- Испытание! Испытание! Испытание!
Я выкрутила воющей девице правую руку и вынудила ее опуститься к
ладони Уасти. Вот тут это и случилось. Девица издала страшный крик
звериный, бессмысленный, оборвавший скандирование словно ударом меча. Она
опрокинулась навзничь и упала перед деревянным креслом, ее правая ладонь
была обращена кверху, так что все увидели почерневшую плоть, опаленную до
костей.
Шум теперь вырос во всеобщий гром торжества, ярости и ненависти. И
прежде чем кто-либо смог остановить их - а кто б в самом деле попытался? -
женщины овладели телом девицы и утащили, чтобы растерзать ее подобно
волчицам, как растерзали бы меня. Однако девица была уже мертва - умерла в
тот миг, когда коснулась руки Уасти.
Ощутив, наконец, тошноту, я подняла зеленый плащ и натянула его. Эта
девица все-таки обладала какой-то таившейся в ней силой, да так и не нашла
к ней ключа, только лезвие бритвы было той силой, которая уничтожила ее.

5
В ту зиму оттепели не было. Если и не прорицание, то здравый смысл
Уасти доказал свою правоту.
Вереница фургонов, охраняемая красной движущейся оградой факелов, с
трудом пробивалась вверх по узкому Ущелью Кольца, под аккомпанемент воющих
с востока вьюг и кружащее белое неистовство нового снега. По крайней мере
теперь мы освободились от волков, ибо они не любят восточных ветров, хотя
воют ничуть не хуже их.
Я ехала в фургоне Уасти, среди ее вещей, которые я наконец узнала
очень хорошо и считала своими. Парень правил моими лохматыми лошадьми, как
правил ими для Уасти, и другая девушка, тихая как мышка, приносила мне по
моей просьбе еду и сопровождала меня, нося принадлежности целительницы,
когда я посещала больных. Нуждались они в немногом. В целом их можно было
считать здоровыми. Одному я вправила сломанную руку и сняла боль; у
некоторых появился жар, проходивший через день-другой; роды, легкие и без
осложнений, у опытной матери, отлично знавшей, что с ней происходит. В
данном случае училась сама целительница, но это знание могло позже
оказаться полезным. И все называли меня Уасти.
Самым же странным из всего было случившееся с черной кошкой с
кисточками на ушах. Два дня после смерти Уасти я не могла ее найти и не
знала, куда она подевалась, так как мы тогда уже путешествовали. Но на
третий день, рано утром, я проснулась и обнаружила ее сидящей у меня на
животе. Она умывалась, подымаясь и опускаясь в такт с моим дыханием. Я
кормила ее и ничего от нее не ждала, но она следовала за мной по фургону и
по стану, когда мы разбивали его, и сидела, мурлыкая, у меня на коленях.
Она тоже, похоже, позволила мне заменить Уасти. Я любовалась ее красотой и
радовалась ой, но эта связь не была осознанной.
Другой моей заботой был Герет. Он проникся страхом ко мне, страхом
настолько глубоким, что никогда не освободится от него. Меня это вполне
устраивало, но я не хотела, чтобы он казался таким трусливым при
караванщиках: пусть только уважает меня как целительницу, что они сочтут
вполне подобающим.
На следующей нашей стоянке - под скальным выступом, в плохо
защищенном месте, ибо пещеры попадались теперь редко - я пошла к его
фургону. Он пил после вечерней трапезы с несколькими другими купцами, и
когда увидел меня, то поторопил их уйти, и сидел в нервном ожидании.
- Герет, - обратилась я к нему, садясь напротив него в своем черном
платье целительницы, новом наряде, сделанном для меня женщинами. - Ты
действовал отлично. Сиббос простирает на тебя свою милость, и я, хоть у
нас раньше и бывали расхождения, вполне довольна. Я слышала разговоры, что
через день-другой - наверное, послезавтра - мы доберемся до туннеля через
Кольцо. Я также слышала, что это часть пути столь же опасна, как и дорога
сквозь снега. Каравану пора обрести истинного руководителя, а не свору
спорщиков, каждый из которых время от времени претендует на это звание.
Мне кажется, что ты самый сильный и самый лучший организатор, и
следовательно, ты им и должен быть.
Я увидала, что он доволен. Обладать полным и признанным контролем над
фургонами, быть фактическим, а не номинальным главой - это сулило много
преимуществ.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71