Афрейт, ухватившей его за лодыжки, снилось, будто они скитались по заснеженной пустоши, как вдруг налетел порыв ледяного ветра и зашвырнул Северянина так высоко, что тот казался размером не больше чайки. Выяснилось также, что и Серый Мышелов, не просыпаясь и не открывая глаз, сполз с другой кровати – менее роскошной, чем первая, – в которую они с Сиф улеглись накануне вечером, и, совершенно голый, если не считать прикрывавшей его простыни, залез под этот предмет мебели. Сиф приснилось, что они с Мышеловом шли по каким-то бесконечным подземным коридорам, причем единственным источником света в окружавшем их мраке было призрачное свечение, исходившее от верхней части лица ее спутника: похоже было, будто он надел светящуюся полумаску, за который его глаза казались двумя черными провалами. И вдруг Серый исчез, проскользнув в какой-то люк, на котором фосфоресцировала сделанная ланкмарскими иероглифами надпись: «Нижний мир».Однако наутро, когда стал ясен масштаб происшедших за ночь перемен и все силы были брошены на приспособление к новым условиям, ни у кого не было времени задуматься об истинном смысле ночных похождений и снов, которые могли оказаться вещими.Прежде всего с утра нужно было отогреть всех близких и любимых, закоченевших суровой ночью в своих постелях. Потом необходимо было прийти на выручку пастухам, собиравшим разбросанных бурей овец, – правда, пастухов, равно как и остальных, кому приходится ночевать на открытом воздухе, пришлось сначала разморозить. Остаток дня женщины чистили и топили печи, заготавливали топливо, проветривали зимнюю одежду, все лето лежавшую в глубоких сундуках, а мужчины крепили причальные канаты кораблей и лодок, которые всю ночь трепал жестокий ветер, зашивали досками окна на крышах домов и люки на палубах, помогали живущим на отшибе справиться с подготовкой к неожиданно наступившей зиме.Когда наконец основные дела были сделаны и появилось немного свободного времени, жители острова стали строить всевозможные предположения, пытаясь объяснить неожиданный каприз погоды: одни говорили, что это бушует разгневанный Кхакхт, Ледяной Маг; другие полагали, что это вырвались на волю невидимые крылатые принцы, томившиеся на вершине головокружительного Стардока; были даже такие, кто считал, что полярные льды проломили наконец хрупкую кору Невона и, прорвавшись в его огненное нутро, остудили бушующее там пламя. Сиф и Афрейт надеялись, что церемония, проводимая в Ночь Полной Луны, поможет отыскать ответ на мучивший всех вопрос, и, хотя матушка Грам и Старший Советник отменили предстоящую церемонию ввиду неблагоприятной погоды (обряд всегда проводился на открытом воздухе), женщины все-таки продолжали готовиться. Матушка Грам не возражала, поскольку верила в свободу выражения религиозного чувства, но члены Совета отказались дать официальное разрешение.А потому никто не удивился, когда ночью в храме Луны под открытым небом, вокруг колокольной арки, покоившейся на двенадцати колоннах, символизировавших двенадцать образов Луны, собралось не так уж много народу. В основном это были обедавшие накануне у Сиф и те, кого женщинам правдами и не правдами удалось уговорить прийти. Сами они, разумеется, были на месте – зачинщицы несанкционированного собрания, укутанные в ритуальные зимние платья из белого меха с капюшонами, митенки и сапожки из бараньей шерсти. Были там и пять девочек – как образцовые послушницы, они не могли пропустить церемонию, хотя на самом деле ничто на свете не могло бы удержать их от участия в чреватом приключениями событии. На них была почти такая же одежда, что и на взрослых женщинах, – с той только разницей, что юбки у них были покороче и из-под подола нет-нет да и выглядывали розовые коленки. Меховые перчатки и чадра пятой девочки вполне соответствовали погоде. Фафхрд и Мышелов тоже пришли, хотя и провели весь день за работой сначала в доме у Афрейт, а потом в казарме. Оба казались слегка рассеянными, словно теперь им наконец-то стали припоминаться кошмарные видения, преследовавшие их ночью. С ними явились Скаллик и Пшаури: по всей видимости, их командиры подкрепили просьбы своих любовниц соответствующими указаниями, поскольку Пшаури выглядел странно настороженным и даже беззаботный Скаллик был явно обеспокоен.Старого Урфа ввиду его почтенного возраста никто не приглашал, но он счел нужным явиться и теперь стоял среди собравшихся, укутанный в темные меха, в островерхой шапочке и сапогах из тюленьей кожи с надетыми поверх небольшими снегоходами на мингольский манер.Пришел даже известный скептик – начальник порта Гронигер. Он объяснил свое появление так:– Колдовство всегда меня интересовало. Конечно, только суеверные глупцы могут в него верить, но им часто прикрывают преступления и всякую мерзость как на суше, так и на море. И не говорите мне, что ваши жрицы Луны занимаются белой магией, а не черной. Мне лучше знать.А под конец приковыляла и матушка Грам, завернутая в такое количество одежек, что больше всего напоминала взгромоздившийся на снегоходы узел с тряпьем.– Поскольку я хозяйка этого шабаша, то моя обязанность приглядеть за вами, чтобы вы не натворили чего лишнего, а заодно и не позволить никому помешать вам. – С этими словами она устремила на Гронигера проницательный, но дружелюбный взор.С ней пришла проститутка Рилл, тоже жрица Луны; ее левая рука была изувечена, почему она и испытывала странную симпатию к Фафхрду, у которого части руки не было вовсе (считалось, что ее отношение к герою ничего общего с сексом не имело).Вот эти пятнадцать человек и стояли теперь в храме Луны, обратив свои взоры на восток, где за причудливыми, со множеством фронтонов, крышами небольших, прилепившихся друг к другу домиков Соленой Гавани вот-вот должно было взойти ночное светило. То и дело слышался хруст снега – ожидающие переминались с ногти на ногу, чтобы не замерзнуть. При каждом их движении массивный деревянный колокол, подвешенный на цепи в арке из китового уса, начинал вибрировать, то ли сочувствуя ожидающим и, вспоминая ужасный шторм прошлой ночи, то ли предвещая приход Богини.Когда серебристое мерцание на востоке стало особенно ярким и переместилось в середину изломанной линии крыш, девять женщин отошли в сторонку, повернулись к мужчинам спиной и сгрудились так, чтобы те не могли услышать призывных слов, произносимых Афрейт, или увидеть священные предметы, которые извлекла из-под широкого плаща Сиф.Затем, едва лишь ослепительно-белый, узкий, словно ноготок младенца, край лунного диска показался над фронтоном центральной крыши, раздался всеобщий вздох облегчения и сбывшейся надежды, тут же повторенный и многократно усиленный колоколом. Обе группы лунопоклонников распались и смешались и, взявшись за руки, пустились в пляс вокруг храма. Дважды обогнули они строение по кругу, затем хоровод стал изгибаться между резными каменными столбами, изображавшими разные ипостаси ночной богини: Снег, Волк, Семя, Ведьма, Призрак, Убийца, Молния, Сатир, Урожай, Вторая Ведьма, Мороз и Влюбленные. Процессия поворачивала сначала вокруг каждого шестого столба, потом вокруг каждого четвертого, третьего, второго и наконец обогнула каждый в отдельности.Во главе процессии грациозно, точно во сне, двигались пять девочек, ведомые Мэй. За ними топал старый Урф – проворно, но не попадая ногами в такт; зато матушка Грам, несмотря на свой объем, двигалась на удивление легко и ритмично. Рилл замыкала шествие, держа в покалеченной руке наполненную жиром левиафана незажженную лампу.По мере того как свет луны становился все ярче, Пальчики со все большим удивлением и страхом взирала на покрывавшую каменные столбы резьбу, представлявшую странно жестокие сцены и причудливые руны, которыми испокон веку пользовались островитяне. Видя ее трепет, Гейл сжала руку подруги и постаралась успокоить ее, объяснив, что на колоннах изображены приключения Скелдир, легендарной королевы-ведьмы, в Подземном Царстве, куда она спускалась в незапамятные времена, чтобы обрести силы и поддержку для борьбы с Симоргией, трижды пытавшейся подчинить остров своему владычеству.Когда семь мистических кругов танца были завершены, а тонкий лунный серпик превратился в полновесный сверкающий диск, окруженный плотным кольцом темноты, Мэй повела извивающуюся, точно змея, процессию через луг на запад, уверенно находя дорогу при ярком свете Скамы (самое священное имя Богини Ночи). Сначала их путь пересекали длинные тени двенадцати резных столбов и арки из китового уса с висящим в ней огромным колоколом, но уже скоро темные полосы остались позади, и участники ритуальной процессии вышли на снежную целину, где с прошлой ночи никто не успел еще оставить следов и только стебли замороженной травы хрупко ломались под их ногами. Мэй вела процессию не по прямой, а то и дело сворачивала влево и вправо, подражая изгибам сакрального танца, но при этом строго придерживалась западного направления, так что тени танцующих все время опережали их.И тут Афрейт звонко выкрикнула «Скама!», и все запели, подражая ритму танца, первую песню Богини:Когда в ночи восходит Луна на небосвод,Двенадцать разных ликов в себе она несет:Здесь Снег, и Волк, и Семя, Ведьма, Дух, и Тать с Кинжалом,Гроза и Похоть, Плод и Чары – Ведьма вновь жива недаром,Мороз опять кончает год, хоровод Любовь ведет;Владычица Тьмы и Любовница НочиВ темной вуали и белой сорочке!На пять ударов сердца их голоса смолкли, затем Афрейт вновь выкрикнула «Скама!», и они затянули Ее вторую песню. Ритм переменился, и шаги их стали более плавными и скользящими:О Грозная Владычица Тайны Темноты,В великом и в малом являешься ты:В радуге светлой, что в небе дугой,В пыли дорожной, что лежит под ногой,Искры и пламя, вулкан и звездаО чуде далеком помнят всегда;Кометы и град, яркий отблеск бистория,Судьбы людей, повороты истории:Это деянья твои, о Луна,Ночи Любовница, Страха Сестра.Вновь пауза – на этот раз всего в четыре удара сердца длиной, – вновь выкрик «Скама!», и вот уже они задвигались в новом ритме, резком и маршеобразном, точно повинуясь некоему призрачному барабану:Снег-Луна, Волк-Луна, Семя-Луна, Ведьма-Луна;Дух-Луна, Нож-Луна, Гром-Луна, Похоть-Луна;Серп, Ведьма-Два, Лед-Луна, Страсть-Луна.Скама зовет, Скелдир идетВ узкую нору ногами вперед,Чудища ждут, гады ползут,Ноги вперед королеву несут;Сквозь землю и каменьВперед ногами Скелдир идет.Чу! Ей страшно – зовет:Вдруг видит луну у себя под ногами -В логове тьмы серебристое пламя!На этот раз Афрейт позволила всей компании передохнуть подольше, но через двадцать ударов ее призывный вопль прозвучал вновь, и, по-прежнему держась за руки и продолжая двигаться на запад в причудливом танце, лунопоклонники завели все сначала. Над северной оконечностью луга нависла громада Эльвенхольма – прямой и узкий, точно каменная игла, покрытая снегом да ошметками замерзшего вереска, вздымал он свою угловатую вершину на такую высоту, куда ни один лучник, даже самый искусный, не смог бы послать стрелу. Две луны назад, в роковой День Летнего Солнцестояния, все они – кроме старого Урфа и илтхмарки – приходили сюда на пикник. К югу тянулась гряда холмов – поначалу очень небольших, скорее похожих на плавные изгибы пожухшей от мороза травы. Именно к ним и вела свою изгибающуюся в танце процессию Мэй.К тому времени когда сакральные песнопения зазвучали во второй раз, в окружавшем их море травы стали появляться островки дрока. Мэй петляла между ними, направляясь к самому высокому из близлежащих холмов.– Мы идем туда? – напевно спросила Пальчики у Гейл, искусно вплетая свой вопрос в слова песни так, чтобы никто больше его не понял.– Да, – мурлыкнула та в ответ. – Раньше там стояла виселица. Потом этот холм принадлежал богу-духу Одину. Афрейт ходила туда просить у него совета. А я была одной из его прислужниц.Пальчики. И что ты должна была делать?Гейл. Ну, примерно то же самое, что ты делала с матросами на корабле.Пальчики. Как это? Ты же говоришь, что он был дух? Разве он был достаточно материален для таких развлечений?Гейл. Достаточно. Ему нравилось и самому прикасаться к нам, и чтобы мы ублажали его, трогая за разные места.Пальчики. Боги ничем не отличаются от мужчин. И твоя тетка тебе разрешала?Гейл. Он давал ей очень важные сведения. И чтобы спасти Льдистый. А еще он велел мне сплести для него петли. И навесил их нам на шеи.Пальчики. Это же очень страшно! Опасно!Гейл. Верно. Дядя Фафхрд так и потерял левую руку. Когда Один вместе со всеми веревками исчез в небе, все петли натянулись и рванулись следом за ним. И рука Фафхрда с ними.Пальчики. И правда страшно. Если бы они все еще были у вас на шеях…Гейл. Да. Потом тетя Сиф и матушка Грам очистили холм и вырезали кустарник, где мы с Марой и Мэй ублажали старого бога, и холм стал называться Холмом Богини, а не Виселичным, как раньше, и с тех пор мы проводим там праздники Полной Луны.Мара. О чем вы там шепчетесь? Тетя Афрейт смотрит на вас.Они тут же подхватили следующую песню.– Чертенята! – шепнула Фафхрду Афрейт, не особенно, впрочем, сердито.Он повернулся к ней и кивнул, хотя его все происходящее, в отличие от нее, не касалось вовсе. Сам он то принимался петь вместе с остальными, то вновь умолкал, погружаясь в свои мысли.Морозный воздух был тих и фантастически прозрачен. Фафхрд вдруг подумал, что никогда в жизни ему еще не доводилось видеть такой круглой луны, даже при подъеме на Стардок.В ту же секунду на него накатил приступ совершенно не подобающей мужчине тошноты и головокружения: он пришел откуда-то изнутри, словно глубоко в его могучем теле всегда лежал, свернувшись в крохотный комочек, жгутик слабости, и вот теперь чья-то незримая рука дернула его за кончик, и он развернулся, охватывая своими гибкими петлями все его существо. Ощущение нереальности происходящего завладело им: ему казалось, что или окружающий его мир, или он сам вот-вот исчезнут. Теперь всех его сил хватало только на то, чтобы стоять прямо и не дрожать.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44