- Миссис Спенсер вышла из поезда с э
той девочкой и оставила ее на мое попечение. Она сказала, что девочка из си
ротского приюта и что вы с вашей сестрой берете ее на воспитание и сегодн
я же за ней приедете. Это все, что мне известно. И я тут больш
е никаких сирот не прячу, - добавил он шутливо.
- Непонятно, - сказал Мэтью растерянно, жалея, что нет здесь Мариллы, чтобы р
азобраться в ситуации.
- Ну, вам лучше расспросить девочку, - сказал начальник станции беззаботно
. - Я уверен, она сумеет объяснить - язык у нее подвешен, не сомневайтесь. Мож
ет быть, у них не было мальчиков того сорта, что вам нужен.
И он поспешил домой, так как был голоден, а несчастный Мэтью остался, и пре
дстояло ему сделать то, что было для него хуже, чем войти в логово льва, - под
ойти к девочке, незнакомой девочке, девочке из приюта, и спросить у нее, по
чему она не мальчик. Мэтью внутренне застонал, когда повернулся и медлен
но, шаркающей походкой направился к ней.
Она следила за ним с той самой минуты, как он прошел мимо нее, и продолжала
смотреть на него и теперь. Сам Мэтью не глядел на нее, но даже если бы и взгл
янул, то не увидел бы, какой она была, но любой обыкновенный наблюдатель ув
идел бы вот что...
Девочка лет одиннадцати в очень коротком, очень тесном, очень некрасивом
платье из жесткой желтовато-белой полушерстяной ткани. На ней была выцв
етшая коричневая матросская шляпа, а из-под шляпы на спину ложились две о
чень толстые косы, рыжие, как огонь. Личико у нее было маленькое, бледное и
худое, со множеством веснушек, с широким ртом и большими глазами; они каза
лись то зелеными, то серыми в зависимости от освещения и настроения их об
ладательницы.
Вот и все, что мог бы заметить обыкновенный наблюдатель; необыкновенный
же, более внимательный наблюдатель мог бы увидеть, что подбородок у нее б
ыл решительный и острый, что большие глаза полны живости и сообразительн
ости, что рот у нее красиво очерченный и выразительный, что лоб широкий и у
мный - словом, наш более проницательный необыкновенный наблюдатель мог б
ы сделать вывод, что незаурядная душа обитает в теле этого бедного, забро
шенного существа, которого робкий Мэтью так нелепо боялся.
Мэтью, однако, был избавлен от тяжкой необходимости заговорить первым, п
отому что, как только девочка поняла, что он направляется именно к ней, она
встала, одной смуглой худенькой рукой схватила ручку своего потрепанно
го старомодного саквояжа, а другую протянула ему.
- Я полагаю, вы - мистер Мэтью Касберт из Зеленых Мезонинов? - сказала она нео
бычно звучным и приятным голосом. - Я очень рада вас видеть. Я уже начинала
бояться, что вы не приедете за мной, и пыталась вообразить все, что могло в
ас задержать. Я решила, что, если вы не приедете за мной сегодня, я пройду по
шпалам до той большой цветущей дикой вишни на повороте, влезу на нее и там
проведу ночь. Мне совсем не было бы страшно. Было бы прелестно спать на дик
ой вишне, среди белых цветов, в лунном сиянии, как вы думаете? Можно вообра
зить, что живешь в мраморном дворце, правда? И я была уверена, что вы приеде
те за мной завтра утром, если не сможете приехать сегодня.
Мэтью неуклюже пожал худенькую маленькую руку и в ту же минуту решил, что
делать. Он не может сказать этому ребенку с сияющими глазами, что произош
ла ошибка. Он возьмет ее домой и предоставит Марилле сделать это. В любом с
лучае ее нельзя оставить в Брайт Ривер, пусть даже и произошла ошибка. Так
что все вопросы и объяснения можно отложить до того момента, когда они бл
агополучно вернутся в Зеленые Мезонины.
- Извини, что я опоздал, - сказал он робко. - Пойдем. Лошадь там, во дворе. Давай
мне твой саквояж.
- О, я сама могу его нести, - отвечала девочка весело. - Он не тяжелый. В нем все
мое земное имущество, но он совсем не тяжелый. И потом, я знаю, как надо держ
ать, чтобы ручка у него не отваливалась, - так что я лучше сама понесу. Это оч
ень старый саквояж. Ах, я очень рада, что вы приехали, пусть даже и было бы пр
иятно спать на дикой вишне. Нам далеко ехать, да? Миссис Спенсер сказала - в
осемь миль. Я рада, потому что люблю ездить. Ах, как это чудесно, что я буду ж
ить у вас и буду вам принадлежать! Я никогда не принадлежала никому... по-на
стоящему. Но приют был хуже всего. Я провела там лишь четыре месяца, но и эт
ого было достаточно. Я думаю, вы никогда не были сиротой в приюте, так что, с
корее всего, не можете понять, что это такое. Это хуже всего, что только мож
но вообразить. Миссис Спенсер сказала, что нехорошо так говорить, но я вед
ь не имею в виду ничего дурного. Очень легко сделать нечаянно что-то нехор
ошее, даже не догадываясь об этом, правда? Понимаете, они были добрые, эти в
оспитатели в приюте, но там так мало простора для воображения... разве что
другие сироты. Было довольно интересно воображать разные вещи о них: воо
бразить, например, что девочка, которая сидит рядом, на самом деле дочь как
ого-нибудь графа, украденная в младенчестве у родителей злой нянькой, ко
торая умерла прежде, чем успела в этом признаться. Я обычно не спала по ноч
ам и воображала что-нибудь в этом роде, потому что днем у меня не было врем
ени. Может быть, именно поэтому я такая худая... ведь я ужасно худая, правда?
Одни кости. Я люблю воображать, что я хорошенькая и пухленькая, с ямочками
на локтях.
И тут спутница Мэтью умолкла, отчасти потому, что запыхалась, а отчасти по
тому, что в этот момент они остановились у кабриолета. Она не проронила ни
слова, пока они выезжали из деревни и спускались с крутого холма. Дорога з
десь так глубоко врезалась в мягкий грунт, что края ее, поросшие цветущим
и дикими вишнями и стройными белыми березами, поднимались на несколько ф
утов над головами едущих.
Девочка протянула руку и отломила ветку дикой сливы, которая задела о бо
к кабриолета.
- Правда, красиво? Что вам напоминает это дерево, склонившееся к дороге, вс
е белое и кружевное? - спросила она.
- Мм... не знаю, не думал, - сказал Мэтью.
- Конечно же невесту - невесту, всю в белом, под прелестной кружевной вуаль
ю. Я никогда не видела невесту, но могу вообразить, что именно так она выгл
ядит. Я не думаю, что когда-нибудь стану невестой. Я такая некрасивая, что н
икто никогда не захочет на мне жениться... ну, может, только иностранный ми
ссионер. Я полагаю, миссионер не должен быть слишком разборчивым. Но я над
еюсь, что когда-нибудь у меня будет белое платье. Это мое представление о в
ершине земного блаженства. Я так люблю красивые платья. У меня ни разу в жи
зни не было красивого платья, сколько я себя помню... но, разумеется, зато ес
ть чего ждать от жизни, правда? А впрочем, я могу вообразить, что одета вели
колепно. Сегодня утром, когда я уезжала из приюта, мне было так стыдно, пот
ому что пришлось надеть это ужасное старое платье. Там, понимаете, всем си
ротам приходится носить такие. Один торговец из Хоуптауна прошлой зимой
пожертвовал приюту триста ярдов этой ткани. Некоторые говорили, что он п
росто не смог ее продать, но я предпочитаю верить, что он сделал это от чис
того сердца, а вы как думаете? Когда мы сели в поезд, у меня было такое ощуще
ние, будто все смотрят и жалеют меня. Но я тут же взялась за дело и вообрази
ла, что на мне красивейшее платье из бледно-голубого шелка, - потому что ес
ли уж воображаешь, то ведь с тем же успехом можно вообразить что-нибудь ст
оящее - и большая шляпа вся в цветах и с покачивающимися перьями, и золотые
часики, и тонкие кожаные перчатки, и туфельки. Я сразу почувствовала себя
счастливой и наслаждалась этой поездкой на остров всем своим существом.
Меня совсем не тошнило на пароходе. И миссис Спенсер тоже не тошнило, хотя
обычно ее тошнит. Она сказала, что у нее не было на это времени, потому что н
адо было следить, чтобы я не свалилась за борт. Она сказала, что в жизни не в
идела никого, кто бы так крутился, как я. Но ведь если это помогло ей избежа
ть морской болезни, то просто счастье, что я так крутилась, правда? Просто
я хотела увидеть все, что можно было увидеть на пароходе, потому что не зна
ла, представится ли еще такой случай. Ах, сколько вишен, и все в цвету! Этот о
стров - настоящий сад. Я уже его люблю и так рада, что буду здесь жить. Я и ран
ьше слышала, что остров Принца Эдуарда самое красивое место на свете, и ча
сто воображала, что живу здесь, но никогда не предполагала, что буду и в са
мом деле здесь жить. Восхитительно, когда то, что воображаешь, становится
реальностью, правда? Какие странные эти красные дороги! Когда мы сели в по
езд в Шарлоттауне и за окнами стали мелькать красные дороги, я спросила м
иссис Спенсер, почему они красные, а она сказала, что не знает и чтобы я, рад
и Бога, не задавала ей больше вопросов. Она сказала, что я задала их ей уже, н
аверное, тысячу. Я думаю, что так оно и было, но как же понять разные вещи, ес
ли нельзя задавать вопросов? А почему эти дороги красные?
- Мм... по правде сказать, не знаю, - признался Мэтью.
- Что ж, это еще один вопрос, на который предстоит когда-нибудь найти ответ.
Разве не радостно подумать, что еще так много всего предстоит узнать? Име
нно поэтому я рада, что живу, - это такой интересный мир. И он не был бы и впол
овину таким интересным, если бы мы уже все обо всем знали, правда? Тогда не
было бы простора для воображения, ведь так? Но может быть, я слишком много
говорю? Мне всегда делают замечания. Может, вы хотите, чтобы я не говорила?
Скажите только, и я перестану. Я могу перестать, если захочу, хотя это труд
но.
Мэтью, к своему большому удивлению, чувствовал себя прекрасно. Как все мо
лчаливые люди, он любил говорунов, если они были готовы говорить, не ожида
я, что он будет поддерживать разговор. Но он никогда не предполагал, что об
щество маленькой девочки может быть таким приятным. Женщины были, безусл
овно, ужасны, но маленькие девочки еще хуже. Он особенно не любил, когда он
и пугливо пробирались бочком мимо него, поглядывая искоса, как будто ожи
дали, что он проглотит их целиком, если они решатся сказать хоть словечко.
Таков был авонлейский тип хорошо воспитанной девочки. Но эта веснушчата
я чародейка была совсем другая, и хотя для медлительного Мэтью было дово
льно трудно поспевать за полетом ее мысли, он подумал, что ему, "похоже, нра
вится ее болтовня". Поэтому он сказал, как всегда робко:
- О, говори сколько хочешь. Я не против.
- Ах, как я рада! Я чувствую, что мы с вами подружимся. Это такое облегчение - г
оворить, когда хочется и когда тебе не напоминают, что детей лучше видеть,
чем слышать. Мне это говорили миллион раз. И еще смеются надо мной, потому
что я употребляю возвышенные слова. Но если у вас возвышенные мысли, то ва
м приходится употреблять возвышенные слова, чтобы их выразить, вы соглас
ны?
- Мм... похоже, что это оправданно, - согласился Мэтью.
- Миссис Спенсер говорит, что мой язык следовало бы прикрепить посередин
е. Но он прирос, и крепко, с одного конца. Миссис Спенсер сказала, что ваш уча
сток называется Зеленые Мезонины. Я ее расспрашивала о нем. И она сказала,
что дом весь окружен деревьями. Я была ужасно рада. Я так люблю деревья. А и
х совсем не было в приюте, только несколько несчастных хилых деревцев пе
ред входом, за выбеленной оградкой. Они сами выглядели как сироты, эти дер
евья. Мне всегда хотелось плакать, когда я на них смотрела. Я говорила им: "А
х вы, бедняжки! Если бы вы стояли в большом лесу среди других деревьев, где
густой мох и колокольчики росли бы вкруг ваших корней, а поблизости шуме
л ручей и птички пели бы в ваших ветвях, разве не разрослись бы вы быстро? Н
о здесь, где вы стоите, вы не можете расти. Я хорошо понимаю, каково вам, мале
нькие деревца". Мне было грустно расставаться с ними сегодня утром. Челов
ек привязывается к подобным вещам, ведь правда? А возле Зеленых Мезонино
в есть ручей? Я забыла спросить об этом миссис Спенсер.
- Да, конечно, ручей прямо за нашим двором.
- Чудесно! Жить возле ручья всегда было моей мечтой. Хотя я никогда не дума
ла, что она сбудется. Мечты не часто сбываются, правда? А разве не чудесно б
ыло бы, если бы они всегда сбывались? Но теперь я чувствую себя почти совер
шенно счастливой. Я не могу быть совершенно счастливой, потому что... вот, к
акого это цвета, что вы скажете?
Она перекинула вперед через худенькое плечо одну из длинных блестящих к
ос и показала Мэтью. Мэтью не привык судить об оттенках дамских локонов, н
о в этом случае сомнений быть не могло.
- Рыжие, да? - сказал он.
Девочка уронила косу со вздохом, таким глубоким, что он, казалось, поднима
лся от самых ее стоп и давал выход всем многовековым скорбям.
- Да, рыжие, - сказала она с покорностью судьбе. - Теперь вы понимаете, почему
я не могу быть совершенно счастлива? Никто не смог бы, если бы у него были р
ыжие волосы. Я не расстраиваюсь так глубоко из-за других вещей... веснушки,
зеленые глаза и то, что я такая худая. Я могу вообразить, что всего этого не
т. Я могу вообразить, что у меня цвет лица как лепестки розы и прелестные л
учистые фиалковые глаза. Но я не могу даже в воображении и
збавиться от рыжих волос. Я очень стараюсь. Я повторяю себе: теперь у меня
блестящие черные волосы, черные, как вороново крыло. Но все напрасно, я
знаю, что они просто рыжие, и это разбивает мне сердце. Это б
удет трагедия всей моей жизни. Я читала однажды в романе о девушке, у котор
ой была трагедия всей ее жизни, но это не были рыжие волосы. У нее были золо
тые локоны, струившиеся с ее алебастрового чела. Что это такое - алебастро
вое чело? Мне так и не удалось выяснить. Вы не могли бы мне объяснить?
- Мм... нет, боюсь, что не могу, - отвечал Мэтью, у которого начинала идти кругом
голова. Он чувствовал себя так же, как однажды в своей безрассудной юност
и, когда на пикнике другой мальчик уговорил его прокатиться на карусели.

- Ну, во всяком случае, это было нечто прелестное, потому что она была божес
твенно красива.
1 2 3 4 5 6 7