Но что будет после? Чуется, что все это да-
ром не пройдет. Но утешаюсь, что может быть это излишняя моя впечатли-
тельность. По крайней мере, Государь имеет совершенно спокойный
вид..."
У деда, пожалуй, тоже был план, но один на всю жизнь. Власти во все
времена прилагали и прилагают поныне немалые усилия ума
и какого-то особого таланта в изыскании средств и способов в первую
очередь физического угнетения, уничтожения или хотя бы приумножения
разнообразных страданий своих обременительно бессчетных подданных. Дед
же, как раз напротив, из каких-то неведомых властям побуждений, и явно
им в пику, овладел искусством врачевания и делал все от него завися-
щее, чтобы облегчить или уменьшить страдания своих сограждан.
В мирное время дед был фабричным врачом и земским, но в пору войн,
а их ему досталось три, при органической, в отличие от царя, антипатии
к армейщине, он надевал-таки военную форму. Судя по тому, что полково-
му врачу 3-го Верхнеудинского казачьего полка кроме медицинского инс-
трумента и перевязочных материалов, выданных, разумеется, не в комп-
лекте и в недостаточном количестве, была вручена остро отточенная бое-
вая шашка, император, надо думать, надеялся, что в свободное от враче-
вания время дед будет ходить в казачьей лаве в конные атаки и будет
сечь клинком, как капусту, врагов престол-отечества, ненавистных саму-
раев и их китайских приспешников, тех же хунхузов.
Прямых свидетельств участия деда в конных рубках и штыковых атаках
нет, как, впрочем, нет документов и свидетельств доказывающих обрат-
ное. Вероятность же встречи деда с японцами в красивом и честном руко-
пашном поединке с применением шашки маловероятна, поскольку японцы от
подобных схваток постоянно уклонялись, предпочитая уничтожать нашу жи-
вую силу на расстоянии, в чем, кстати, преуспели.
Дед, чьи отсрочки от призыва "на службу в постоянные войска" истек-
ли еще в 1902 году, вдруг устремился на войну удивительно поспешно.
Считая нападение Японии как бы нарочитым препятствием к его соединению
с бабушкой, он ринулся на театр военных действий, желая по-видимому
как можно скорее устранить досаднейшее обстоятельство, оттягивающее
его счастье.
26 января обстреляли "Ретвизан" и "Палладу", а 12 февраля дед уже
писал бабушке из Челябинска!
Дорогая моя голубка Кароля! Благополучно прибыли в Челябинск. Здесь
сверх ожидания приходится
вместо одного часа стоять целых три, вследствии большого скопления во-
инских поездов. Впрочем, я, как и все, этим доволен, ибо уже надоело
сидеть в вагоне. По приезде на станцию я вместе с товарищем (молодым
доктором, который сел со мною в Москве в одном купэ) взяли извозчика и
поехали в город Челябинск, в 4-х верстах от станции. Объездили весь
город. Особенного ничего не представляет, но все-таки выглядит доволь-
но прилично и не хуже многих наших уездных городов. Тут имеется очень
хороший Народный дом, в который мы заходили, чтобы осмотреть его. Ну
право, такой прекрасный дом, что хоть бы и впору и губернскому городу:
просторный зрительный зал, отдельный зал для чайной, для библиоте-
ки-читальни; большая удобная сцена, очень удобная "галерка". Везде
электрическое освещение от собственной машины. Снаружи здание тоже до-
вольно красиво. В общем, и я, и товарищ довольны вполне прогулкой по
морозцу в 10о. Теперь сел обедать и строчу тебе, милая, это послание.
В одном со мною вагоне едет на Дальний Восток врач Льговского (Курской
губ.) земства Лончинский, призванный как и я на действительную службу.
Он путешествует дальше меня - в Харбин. Время проводим в вагоне-ресто-
ране и за спаньем. Я вполне здоров и благополучен. Каждый день говорю
тебе спасибо за фрукты, конфекты и папиросы. Но только что кажется
конфектами-то ты чересчур перестаралась: слишком много ты их положила.
Поздравляю тебя, мой милый ангел, с знаменательной годовщиной - се-
годня 12-е февраля!
Как жаль, что я вдали от тебя, а не вместе с тобой в этот день! Ты
не знаешь, моя хорошая, милая Кароля, как много я получил от тебя хо-
рошего, светлого, чистого! Не хватает слов, чтобы выразить тебе то
глубокое чувство благодарности, которое я чувствую. Одно теперь непри-
ятно - эта полная неизвестность, когда же я снова увижу мою дорогую
Каролю, когда снова буду иметь возможность расцеловать ее, прижать к
моей груди... Когда-то это будет? Ну, да что Бог даст! Ты, мой ангел,
не унывай, не падай духом. Верь, надейся и терпи! Знай, что всюду вда-
ли, за тысячи верст от тебя ты всегда со мною, с мыслью о тебе я буду
всюду, куда бы не занесла меня судьба.
Крепко, крепко целую тебя, моя дорогая! Обнимаю тебя и жму твою ру-
ку! Весь твой. Н. Кураев.
Передай мой привет всей семье Каплан. Кланяйся всем меня помнящим!
На каждой большой станции мы находим воинские поезда и много нижних
чинов, отправляющихся на Дальний Восток. Кланяйся Грете! Я ей послал
открытку из Самары. Как обидно, что нет возможности иметь от тебя
весточку. Завтра в Омске один пассажир, офицер, севший к нам в Ту-
ле, выходит от
нас. Послезавтра в Тайге выходит другой, сибиряк, и мы поедем вдвоем с
товарищем в купэ.
Ну, прощай! Целую тебя еще раз крепко, крепко! Н. Кураев. Какое,
однако, долгое послесловие, какой многоярусный "постскриптум".
Оторваться от бумаги, от письма, все равно что выпустить из рук руку
любимой. Я это знаю...
Хотелось бы, чтобы потомки Н. Канавина прочитали хотя бы вторую по-
ловину этого письма и увидели, что кроме "неизменно ровных чувств"
есть еще и счастье любить и быть любимым, если говорить кратко.
12-е февраля их личный праздник, праздник их частного календаря,
воздержимся и от поздравлений, и от подглядываний.
Надо сказать и о Капланах, которым адресуется привет, поскольку с
Сергеем Яковлевичем и Аркадием Яковлевичем придется встретиться в "Вы-
писи из метрической книги Московской Князь Владимирской в старых Садах
церкви", где в записи о бракосочетании деда и бабушки оба Каплана бу-
дут присутствовать в графе "Кто были поручители по женихе".
Трое дочерей Вильгельма Францевича не искали себе мужей среди нем-
цев, выйдя замуж за еврея Каплана, русака Кураева и Вейса, эстонца с
острова Даго. Тетя Грета, бабушкина старшая сестра, ставшая в заму-
жестве Каплан, к печали нашей, долго не проживет, скоротечная чахотка
беспощадна. Дед был, надо думать, неплохим диагностом, о предрасполо-
женности тети Греты к чахотке догадывался, этим и объясняется, скорее
всего, особое к ней внимание и забота.
А долгожительницей в нашем роду оказалась тетя Берта, сестра Виль-
гельма Францевича, она умрет через две недели после бабушки, блокадной
зимой в Ленинграде, так же как и бабушка будет похоронена на Серафи-
мовском кладбище, но в отличие от бабушки в братской могиле. В Канце-
лярии Петроградского Градоначальника 10 марта 1915 года тетя Берта бы-
ла приведена к присяге на подданство России (документом располагаем),
таким образом, ее смерть приумножила наши потери в войне, а отнюдь не
немецкие. А вот последний документ, выданный на имя тети Берты, отме-
чен, с одной стороны, лживостью, а с другой, небрежностью в обращении
России со своими подданными.
Народный Комиссариат Внутренних Дел СССР Отдел Актов Гражданского
Состояния УНКВД по Лен. обл. Бюро АГС Куйбышевского р-на СВИДЕТЕЛЬ-
СТВО О СМЕРТИ N 4669 ШМИТЦ Эмилия-Берта Францевна умерла 15 декабря
тысяча девятьсот сорок первого года, о чем в книге
записей гражданского состояния о смерти 1941 18 декабря месяца произ-
ведена соответствующая запись.
Место смерти: Ленинград Куйбышевский р-н, пр. 25 Октября, д. 41.
Возраст и причина смерти: 74 года, старческая дряхлость. Зав. бюро
ЗАГС /закорючка/ Делопроизводитель /закорючка/ Если тетя Берта ро-
дилась в Белостоке в 1862 году, о чем Народный Ко-
миссариат Внутренних Дел СССР был великолепно информирован, так и в
графе "возраст" надо было поставить цифру, хоть чуть-чуть подумав.
Иное дело "причина смерти", о голоде даже в официальных документах
предпочитали врать. Что же касается "дряхлости", то жила тетя Берта
одна и на восьмидесятом году жизни прекрасно держала весь свой житейс-
кий обиход в своих не боявшихся труда руках.
Однако, странное дело, дед так подробно пишет о Челябинске, будто
осмотр богоугодных заведений и есть главная цель его путешествия,
именно путешествия. Подробно о попутчиках, весьма подробно о чувствах
к бабушке, и ни слова о войне. Цензура? Да не свирепствовала она в те
времена. Воевали широко, открыто, важные боевые операции, конный рейд,
например, десятитысячного отряда генерала Мищенко загодя обсуждали ки-
тайские мальчики, торговавшие водой на станциях Гирин и Мукден. Власти
знали или догадывались, что японцы черпали информацию из более надеж-
ных источников, чем письма полкового врача к своей невесте и потому
смотрели на них сквозь пальцы.
Мчится, несется дед на войну! Вот уже открытка из Омска, на открыт-
ке неправдоподобной длины мост через Иртыш, кажется, что он упирается
не в другой берег, а непосредственно в горизонт.
г. ОМСК. Февраль 13. 1904. Шлю свой сердечный привет, моя дорогая,
из Омска! Путешествую благо-
получно. Скверное путешествие предстоит после Иркутска, т.к. поезда
там ходят очень неправильно и, говорят, вагонов прямо не хватает. Ну
да увидим!
Будь здорова, милая Кароля! Целую тебя, твой Н. Кураев. В этот день
первым делом с утра государь принял вновь назначенного
министра финансов Коковцева. Правильно, начав войну надо посчитать
деньги. Это Англия, как добрый дядя, взяла сорок процентов военных
расходов Японии на себя, у русского царя родни на европейских престо-
лах полным-полно, а такого доброго дяди нет. Это первый доклад Коков-
цева в новом ранге. До этого влиятельнейший пост министра финансов за-
нимал Сергей Юльевич Витте, еще не граф, но уже сделавший на этом пос-
ту много полезного для отечества. Авторитет и влияние Витте так воз-
росли, что превысили, по мнению царя, и его советчиков допустимый уро-
вень.
Дневник императора. 13-го февраля. Пятница. Утром был первый доклад
Коковцева. Опоздал на четверть часа к обедне.
Завтракал Соловей (деж.). Принял еще Григория Григорьевча. Гулял при
хорошем морозе.
В 4 1/2 отправились вдвоем в крепость и к Спасителю. Пили чай при
дневном свете. В 7 час. поехали в Аничков. Вернувшись в Зимний пошел в
глав. караул, кот. занимало Николаевское Инжен. училище.
В 10 ч. исповедывались. Янышев пил с нами чай. Вечером получили
грустную весть о кончине младшего сына Генриха и
Ирен в Киле. Легко понять искреннюю и глубокую грусть русского царя,
Ирен родная
сестра государыни Александры Федоровны, а Генрих - родной брат импера-
тора Вильгельма II, а Вильгельм II двоюродный брат Александры Федоров-
ны.
Иного рода печаль, и тоже связанную с Германией, в это же время из-
ливал С. Ю. Витте в письме своему другу Сергею Дмитриевичу Шереметеву:
"...не следует забывать, что мы пролили много крови и потеряли много
денег, дабы сколотить Германскую Империю без особой для себя выгоды.
Уверен, что и теперь мы за любезности Германского Императора и дружбу
заплатим большой счет, но иначе и быть не может. Я почитаю, что Герма-
ния во многом виновата, что направила все наши силы и помыслы на Даль-
ний Восток... Я уверен, что не один Германский Император не без удо-
вольствия потирает руки. Конечно, из всего происходящего выиграет бо-
лее всех Германия".
За родственные любезности приходится расплачиваться войнами, вели-
ким множеством жизней своих подданных. Так и представляешь себе, как
между ладонями пожимающих друг другу руки царей, расплющиваются полки,
истекают кровью роты и эскадроны... Или они этого не видят? Не понима-
ют? Идут пить чай, к причастию... на теннисный корт.
Вскоре за началом войны наступил Великий Пост. Исполнение связанных
с Постом обрядов займет в Дневнике царя почти такое же место как све-
дения о делах военных и государственных. Посту и Пасхе, натурально,
отдаст должное и православный дед.
Дневник императора. 14-го февраля. Суббота. В 9 час. поехали в
Аничков к обедне и приобщились Св.Христовых Тайн.
Какое утешение в настоящее серьезное время. Вернулись домой в 11 1/4.
Простился с полк. Абациевым и двумя урядниками Конвоя, отправляющи-
ми-
ся завтра в Манчжурию. Мороз стоял порядочный. Завтракал Орлов (деж.).
Принял ген. Фуллона - нового градоначальника и Сахарова с докладом.
Были в Аничкове у всенощной и обедали с Мама.
Вечер провели дома. Ах, Канавин, Канавин, не следовало бы тебя по-
минать, да вот приходит-
ся! Иначе трудно понять и объяснить такое нагромождение ужасов в пись-
ме деда, еще не доехавшего и до Иркутска. Не имея от бабушки никаких
сведений и даже с трудом предполагая, когда можно будет от своей воз-
любленной получить хотя бы строчку, он напоминает ей, что путешествие
его отнюдь не прогулка в "купэ" 1-го класса. Вынужденный досуг и неп-
рестанные мысли о предмете своей сердечной заботы, быть может, заста-
вили его, скорее всего, невольно, прибегнуть к средству... испытанному
Афанасием Ивановичем в деле привлечения к себе повышенного сочувствия
со стороны Пульхерии Ивановны.
Февраль, 17 число. 1904. Дорогая голубка Кароля! Наконец-то мы
подъезжаем к Иркутску: остается ехать день и половину
ночи. Путешествовать уже недалеко, а между тем от Иркутска только нач-
нется самая неприятная и неудобная часть путешествия. Спина моя про-
должает болеть, и хотя я этим не безпокоюсь, все же неприятны эти бо-
ли, мешающие спать. В Иркутске надеюсь купить нужного лекарства. В об-
щем же, все идет пока благополучно. Поговаривают, что в Забайкалье
свирепствует эпидемия оспы, так что, я, если успею, привью себе оспу.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21