– Зарабатывать свой хлеб, Сильвия!
– Да, папа, да! А Франк в это время закончит свое юридическое образование, и, когда мы оба будем вооружены полученными знаниями, тогда мы поженимся. Это мой план, папа, я говорю очень серьезно, – отпустите меня еще в этом году.
Бедный майор смотрел на нее большими глазами, лицо его дрожало от волнения.
– Господи! Господи! – растерянно шептал он.
18
Одним намеком о намерении трудом зарабатывать свой хлеб Сильвия добилась всего, чего хотела. Ей разрешили объявить всем знакомым о ее помолвке с Франком Ширли. Разрешили ей не заказывать больше дорогих туалетов и не тратить больших денег на поездки. Даже больше: позволили ей сообщить тете Ненни, что поступки Сильвии вполне одобряются ее родителями и что Франк Ширли отныне желаннейший гость в усадьбе Кассельмен. Только бы она выкинула из головы мысль о труде и самостоятельной жизни! Отец признался ей, что уже одна мысль о том, что его дочь станет жить своим трудом, могла бы свести его с ума.
– Но, папа, я бы хотела учиться чему-нибудь полезному, – ответила ему Сильвия.
И милый старый майор тут же предложил ей учиться вдвоем чему-нибудь полезному. Он тотчас вытащил из шкафов красного дерева огромные запыленные фолианты: «Историю Греции» Грота, «Историю Англии» Юма – и каждый день читал вместе с Сильвией по нескольку страниц из каждого тома.
С этого времени начинается совершенно иная повесть о недавней охотнице за мужскими сердцами. Кончились светская игра, кокетство, звуки бального оркестра не волновали уже, как прежде, ее душу. Ее не видели больше в латах из газа и настоящих кружев, в кирасе из роз и шлеме из золота и жемчуга. Глаза ее не метали стрелы на поле битвы, орошенном кровью мужских сердец. «Тяжелые, запыленные тома, полуночная лампа под зеленым абажуром и склоненная над столом очаровательнейшая головка с темными очками на прелестном личике», – так описывал один остряк в местной газетке происшедшую в Сильвии перемену. В усадьбу Кассельмен летели письма, телеграммы, поклонники осаждали дом и долгими часами совещались с «мисс Маргарет» о свершившемся факте. Они не могли примириться с потерей Сильвии. Они приходили по вечерам с музыкантами, неграми-певцами, пели серенады под ее окнами. В один весенний вечер приехала большая группа молодых людей и девушек в масках и костюмах, и Сильвии, конечно, пришлось принять их и предложить им вина и печенья. На одном из танцевальных клубных вечеров против нее устроили настоящий заговор. Семнадцать старых ее поклонников прислали ей розы, но так как она все-таки на бал не поехала, то на следующее утро ей прислали семнадцать коробочек с семнадцатью маленькими амурчиками из ваты – семнадцать амуров с поломанными крылышками!
Так велась осада извне. В самой семье к ней применяли другую тактику. Дядя Мандевиль прислал ей из Нового Орлеана удивительное платье, не платье, а мечту, не облечься в него было бы прямо грехом. За столом говорили об успехе Долли Уайзерспун, главной соперницы Сильвии на последнем балу, о том, как Стенли Пендельтон очарован ею и как Гарри Чайльтон увивается за нею. Потом кто-то из соседей разослал приглашение на бал, и Чарли Пейтон объявил, что, если Сильвия не приедет на этот бал и не будет танцевать с ним, он запьет и вообще не отвечает за свою жизнь. Угроза эта воздействовала на Сильвию, и, когда об этом узнали, подобные же угрозы полетели в усадьбу Кассельмен со всех концов штата. И Сильвии, при всем ее искреннем желании, совсем нелегко было порвать с обществом. Оно крепко держало ее в своих тисках, по-прежнему ей представляли выгодных женихов, и родные по-прежнему сокрушались о ее судьбе. Несколько дней спустя после пресловутого семейного совещания приехала вдруг тетя Ненни, приехала мириться.
– Дорогая Сильвия, – сказала она, – все, что я говорила тогда, я говорила, желая тебе добра.
Они помирились со слезами на глазах, и тетя Ненни опять завела свою хитрую машину. Когда на каком-нибудь вечере подле Сильвии оказывался недостаточно видный кавалер, тетя Ненни всегда умудрялась отозвать его и оставить Сильвию с другим, более видным и блестящим. Приехав однажды завтракать к епископу, Сильвия заметила на столе новый альбом. Она стала перелистывать его и с удовольствием воскликнула:
– Ах, какой прелестный старый дом! А тетя Ненни небрежно бросила:
– Он перейдет в будущем к Чарли Пейтону. Счастливец!
Некоторое время спустя приехал в отпуск молодой офицер, Нед Скоот, и вскружил головы всем девицам своим расшитым золотом мундиром.
– Ах, какой красавец! – восхищалась тетя Ненни. – Уже одна походка его радует глаз!
– И уже прекрасное положение в обществе, – как бы вскользь отметила «мисс Маргарет».
– И жалованье хорошее! – робко добавила тетя Варина.
– У него бородавка на носу, – отрезала Сильвия.
19
Франк Ширли сдал полугодовые экзамены, и они с Сильвией несколько успокоились. Тревоги опять начались летом, когда Сильвия захотела остаться в усадьбе Кассельмен вместо того, чтобы поехать в горы, в северную Каролину. Было ясно – она не хотела уезжать далеко от своего жениха. И опять разгорелась борьба. Тетя Ненни не могла понять Сильвию, отваживавшуюся «афишировать свое увлечение перед всем миром».
– Но ведь я могу видеться с ним только летом, – говорила девушка.
– Ну, что же, дорогая… из этого еще не следует, что все планы на лето должны измениться и вся семья должна в угоду тебе остаться здесь.
– Планы от этого нисколько не изменятся, тетя Ненни. Тетя Варина охотно останется со мной здесь.
– Все тогда должны оставаться, чтобы скрыть твое упрямство. Это просто неприлично, Сильвия! Поверь, своим поведением ты потеряешь и его уважение. Ни один мужчина не может долго уважать женщину, которая так обнаруживает свои чувства.
– Дорогая тетя Ненни, – спокойно ответила Сильвия, – смею уверить вас, что я знаю Франка Ширли лучше вас.
– Бедный ослепленный ребенок! – сказала миссис Чайльтон. – Ты рано или поздно убедишься, что все мужчины друг друга стоят.
Но Сильвия продолжала настаивать на своем. Родным ее пришлось прибегнуть к самым отчаянным мерам. Прежде всего мать заявила, что считает своим долгом остаться дома, чтобы защитить от дурных толков свое несчастное дитя. К ней примкнул, конечно, и майор. Селеста рассчитывала повеселиться в горах и досадовала на то, что планы ее расстроились из-за эгоизма сестры. Затем был поднят вопрос о бэби, о драгоценном младенце, наследнике славного имени, могущества и богатства Лайлей. Домашний врач доказывал, что ребенку необходим горный воздух. У майора печень была не в порядке, он плохо спал, много работал, и ему тоже необходима перемена обстановки. Доктор, подготовленный тетей Ненни, сказал это в присутствии Сильвии, и вопрос о поездке в горы был решен.
Франк решил остаться в Кембридже на все лето и работать, но, узнав, что Сильвия будет жить летом в Кассельмене, поехал домой, несмотря на большие расходы, с которыми связана была эта поездка. Приехав домой, он обнаружил, что планы за это время переменились, и Сильвия не могла дать ему более или менее удовлетворительного объяснения. Она была глубоко уязвлена отношением родителей к ее сокровенному желанию и, опасаясь, что история эта произведет на Франка неприятное впечатление, утаила от него все, что вынесла в его отсутствие. Он иначе истолковал ее сдержанность. И это послужило причиной их первой размолвки. Франк сознавал, что он чужд светскому укладу жизни. Он знал, что родные пытались поколебать решимость Сильвии связать с ним свою судьбу. И так как он был надломленный горем человек, то он говорил себе, что раньше или позже попытки их увенчаются успехом. Шипы сомнений, вошедшие в его душу, мучили и терзали его. Но он был в то же время безумно горд и предпочел бы смерть жалости. Когда он узнал, что она уезжает только потому, что этого желали ее родители, ему показалось, что она с ним совсем не считается. И так как он не спорил, не настаивал, то Сильвия почувствовала себя оскорбленной. Ему, стало быть, безразлично – останется она или нет! Возможно, что тетя Ненни в самом деле права – мужчина перестает любить женщину, слишком искреннюю в своем чувстве…
Недоразумение еще более осложнилось, когда на сцену выступил Борегард Дебней.
Дебней из Чарльстона – одна из стариннейших фамилий на Юге. Имена деда Борегарда и его двух двоюродных дядей можно и теперь еще найти на почетной доске в великолепной старой церкви, которой гордится город. Дебней – настоящий аристократ. Он гол, как сокол, манжеты на нем вечно с бахромкой, но его принимают с почетом в самых знатных домах Юга.
У Дебней в городе дом с обваливающейся штукатуркой и трещинами в стенах, в деревне дом с течью в крыше, но когда Борегард, плененный красотой и живостью дочери миллионера Аткинсона, намекнул о своем намерении жениться на ней, вся семья его пришла в неописуемый ужас.
Он поехал за Гарриет в Кассельмен. И когда об этом узнали, за ним погнался целый отряд дядей и теток, которые обступили несчастного молодого человека, насели на него и чуть было силой не увезли домой. Гарриет обратилась за содействием к Сильвии. Если она пригласит Борегарда и одну из его теток в усадьбу Кассельмен, то все уладится.
Сильвия была как-то раз в Чарльстоне и познакомилась там с молодым Дебнеем. Она смутно помнила женственного юношу с нежным лицом, которое казалось бы совсем кукольным, если бы не большой и несколько кривой нос.
– Да скажи мне толком, Гарриет, – спросила она подругу, когда они встретились на прогулке, – ты его любишь?
– Не знаю, – ответила Гарриет, – я боюсь, что нет. Во всяком случае, не очень…
– Но зачем же тебе выходить за него, если ты его не любишь?
Они ехали верхом. Гарриет тронула поводья и ударила лошадь хлыстом.
– Солнышко, – заговорила она минуты две спустя, – я должна сказать тебе правду. Я никогда не смогу полюбить так, как ты. Я не верю в любовь. Я никогда не могла бы создать себе кумира из человека.
– Но зачем же тогда замуж выходить?
– Надо. Что же мне делать? Мне надоело быть вечно под опекой, и я не хочу остаться старой девой.
Они ехали несколько минут молча.
– Ну, а если ты выйдешь замуж и потом встретишь человека, которого полюбишь?
– Это никогда не случится. Я слишком эгоистична. Она помолчала немного и добавила:
– Это так, Солнышко! Я много думала над этим и не ошибаюсь. Борегард славный малый. Он мне нравится. Он влюблен в меня по уши, – а это, конечно, самое главное. Я всегда буду главой в доме. Его ценят, уважают, и мои будут рады, если я выйду за него. Ты знаешь, Солнышко, я поклялась когда-то, что никогда не буду тянуться к знати, но невозможно пятиться назад, когда все близкие люди изо всех сил тянут вперед, в верхи общества. И кроме того, должна сознаться, это большой соблазн – добиться того, что считается недоступным.
– Да, конечно, – сказала Сильвия, – но ведь это игра, а брак – дело серьезное.
– Это мы делаем из этого серьезное дело, – возразила Гарриет. – Я смертельно скучала, а эта история с Борегардом всколыхнула меня. Родные его говорят, что мне не быть его женой, а я хочу и буду. Я непременно войду в его семью и натяну нос всем его старым теткам.
Она громко расхохоталась и поехала быстрей.
– Солнышко, – начала она опять, – вот что я скажу тебе. В тебе никогда не было снобизма – ты слишком горда для этого. Но представь себе, что бы ты почувствовала, если бы к тебе вечно относились покровительственно? Ах, как мне это надоело! Борегард – это мое спасение. Я выйду за него, если только смогу. Я решилась. Я составила целый план действий, и тебе отведена в нем значительная роль.
– Какая же моя роль, Гарриет?
– Несложная. Я хочу, чтобы ты влюбила в себя Борегарда.
– Чтобы я влюб…
– Да. Я хочу, чтобы ты наказала его так жестоко, как не был наказан еще ни один мужчина.
– Но почему и зачем?
– Он любит меня, но слишком труслив, чтобы жениться на мне. И я хочу видеть его страдания, но такие, какие ты одна можешь ему причинить. Я хочу, чтобы ты скрутила его, искромсала его, изорвала в клочки, превратила в студень, иссушила и смолола в порошок. Ну, а тогда, когда он будет совсем готов, – тогда верни его мне.
– И тогда ты исцелишь все раны, которые я ему нанесу? – спросила Сильвия, спокойно выслушав свою кровожадную подругу.
– Быть может, – ответила Гарриет. – Как говорила твоя прабабка Леди Ди: «Мы тогда лишь крепко держим в руках мужчину, когда он возвращается к нам рикошетом, как брошенный мяч».
На следующий день Сильвия каталась с Дебнеем верхом, а через два дня он стоял перед нею на коленях и умолял ее быть его женой. Она, конечно, пришла в ужас.
– Как! Да ведь вы влюблены в лучшую мою приятельницу?
– Мисс Сильвия, это правда, я любил Гарриет, – ответил растерявшийся несчастный вздыхатель. – Гарриет – прелестная девушка! Семья ее неважная, но я думал, мы уедем куда-нибудь, где ее отца никто не знает, там ее примут, как мою жену, происхождение ее будет забыто. Она красива, интересна, конечно. Но поймите, Сильвия, кто же не предпочтет вас… Гарриет Аткинсон! Вы… вы совсем другая! Вы девушка моего круга.
Сильвия пришла в ярость от его наивной спеси, но ответила ему очень ласково. Она рассказала ему, что она тоже влюблена, что семья ее против ее выбора и что она очень несчастна. Она совершенно недостойна любви такого человека, как он, Борегард. Несчастный всячески старался доказать ей противное и в течение десяти дней ходил за ней по пятам и изводил ее своими вздохами.
Сильвия ежедневно докладывала Гарриет о его терзаниях, пока, наконец, Гарриет не заявила, что ее жажда мести утолена. Тогда Сильвия, вернувшись домой, увела своего обожателя в сад и нанесла ему последний удар, который приготовила для него.
– Мистер Дебней, – сказала она, – эта игра смертельно надоела мне.
– Какая игра? – удивленно спросил он.
– Вы знаете, что я всегда считала и считаю себя другом Гарриет Аткинсон. Когда вы пришли ко мне и сказали, что любите Гарриет, но предпочитаете жениться на мне, потому что я более знатного происхождения, вы, очевидно, и не думали о том, какое впечатление произведут на меня ваши слова.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30