https://wodolei.ru/catalog/unitazy/v-stile-retro/
Паника охватывала ее, проникая в каждую клеточку существа. Она знала, что если поддастся ей, то найти какой-нибудь ответ будет вообще невозможно. Но, казалось, что паника была сильней ее. Все подавляющая, все разрушающая.Отчаявшись, она отвернулась к стене и попыталась вспомнить лицо того темноволосого человека, который пришел к ней на помощь прошлой ночью. У него было волевое лицо. Не красивое в классическом смысле, но удивительно мужественное. Его глаза притягивали к себе, смягчая резкие, почти грубые черты лица. Она не могла припомнить цвет его глаз, но сила, которая исходила из них, поразила ее. Он очень располагал к себе, он чувствовал и понимал ее страдания. Но была у него еще одна особенность, которая угадывалась в его пристальном взгляде. Этот человек не привык уступать. Он привык бороться за то, во что верил.Какое-то движение за дверью вывело ее из задумчивости. Инстинктивно она напряглась, ожидая, что ей причинят боль. Слезы подступили к глазам, и она непроизвольно застонала. В отчаянии попыталась она уйти снова от реальности, но этот путь к спасению больше не существовал. Тот человек лишил ее этой возможности, но он сказал также, что она в безопасности.Это была всего лишь сиделка с подносом. С привычной заботливостью она скользнула взглядом по женщине.– Я принесла вам завтрак. Сейчас я его поставлю и покормлю сначала миссис Трирз. А потом вас.Она говорила так, как обычно матери разговаривают, не ожидая ответа, со своими младенцами. Ее слова зажгли слабую искру несогласия в девушке. Накануне, будучи слишком уставшей и растерянной, она позволила сиделкам накормить себя. Сегодня утром все будет по-другому.– Спасибо, – сказала она с усилием. – Я поем сама. Не могли бы вы сказать мне сначала, где ванная?Сиделка уставилась на нее, и от удивления поднос в ее руках задребезжал. Благодаря профессиональному опыту, она, к своей чести, не уронила его. Вместо этого она аккуратно поставила его на подоконник и подошла к кровати.– С огромным удовольствием, – сказала она, широко улыбаясь.Девушка несмело улыбнулась в ответ. Она очень мало понимала из того, что происходило с ней, никак не могла разобраться в своих опасениях. Но одно было совершенно ясно. Она должна восстановить свои силы. Она должна восстановить свою память. Глубоко вздохнув, она села на кровати и опустила ноги на пол.
Джизус спал как убитый. Он все спал и спал. Только далеко за полночь попал он к себе домой и добрался, наконец, до кровати. Выйдя из больницы, он почувствовал, что вовсе не стремится к уединению, которое ожидало его дома и которое он обычно ценил. Ему хотелось женского общества.Джанет Кертис, психолог, его подруга по аспирантуре, не сочла за обиду его внезапное приглашение. Они пообедали в ресторане «Аркада» возле ее дома, долго разговаривали, пока глаза их не стали закрываться от усталости. Говорил преимущественно он, а Джанет слушала.Джанет понимала его. Она однажды призналась Джису, что почти любит его, хотя не рассчитывает, что их отношения станут когда-нибудь чем-то большим, чем крепкая дружба. Жизнь не вовремя свела их вместе. Первые интимные встречи показали им, что именно является главным для каждого из них: их карьера, независимость и, что не свойственно любовникам, желание сохранить в неприкосновенности какую-то часть своей души. Теперь она осталась для него только собеседником, человеком, который может поддержать, подругой, которую иногда он мог бы обнять.– Мы никогда не говорили так о других пациентах, – заметила Джанет, когда Джизус рассказал ей о женщине из пятнадцатой палаты. Она откинулась в кресле и закурила свою послеобеденную сигарету.– Она поразила мое воображение. Она настолько беззащитна. Это чудо, что она жива и что теперь ожило и ее сознание.– Джис, в твоей жизни явно не хватает женщины.Он пожал плечами, спрашивая себя, неужели Джанет заметила в нем что-то такое, чего не ощущал он сам?– Я думал, что мы пришли к соглашению, что я не буду предлагать себя тебе в иной роли кроме друга.– Это было много месяцев назад. Теперь, похоже, ты готов к тому, чтобы испытать себя в ином качестве.Он разделил с Джанет постель, а ее слова все продолжали звучать у него в голове.В половине десятого он, наконец, проснулся. Хотя это его выходной день, но ему некогда было валяться в постели и строить планы, чем сегодня заняться, ведь он обещал Энни Нил, что будет утром в госпитале и зайдет, к ней. Джис не собирался нарушать своего слова. Было бы жестоко в такой момент оставлять ее один на один с самой собой.В одиннадцать часов, выбритый и освеженный душем, он уже входил на восьмой этаж больницы.Перемены, которые произошли в пятнадцатой палате, заставили его остановиться и постучать, прежде чем открыть дверь. Миссис Трирз монотонно раскачивалась на своей кровати, но другая была пуста. У окна он увидел худенькую фигурку Энни Нил.– Привет. – Джизус дал ей знать о своем присутствии как можно более обыденным и естественным тоном.Она удивленно обернулась на звук его голоса. Розовая краска проступила у нее на щеках, пальцы ухватились за ворот больничной ночной рубашки, инстинктивно пытаясь запахнуть его.Ее, очевидно, смущала скудость одеяния. Хотя в результате перенесенной травмы девушка сильно похудела, все равно бросалось в глаза, что она очень изящно сложена. Голова была гордо посажена, ее красивые очертания угадывались под коротко остриженными мягкими вьющимися волосами. Маленькие каштановые пряди обрамляли лицо и спускались сзади до середины шеи. Они частично закрывали шрам, который со временем побледнеет и скроется под пышными кудрями.– Я рада, что вы пришли, – сказала Энни, как бы извиняясь за свое замешательство. Она присела на край кровати и попыталась улыбнуться, но затравленное выражение глаз почти свело на нет все ее усилия.– Как вы себя чувствуете сегодня? – спросил Бертон.– Растерянной.– Это понятно. – Он не торопил ее.– Слабой.– Тоже понятно.– Никто мне ничего не объясняет.Джизус помрачнел. Он знал, что сиделки опасались, что могут невольно вернуть ее в прежнее состояние. Но ощущения, которые она должна была испытывать, не получая ни от кого никаких сведений, могли привести ее в это состояние гораздо быстрее.– Я постараюсь ответить на ваши вопросы.Она явно почувствовала облегчение. Джис увидел, как затрепетали длинные ресницы, когда она опустила взгляд на, руки и еще раз удивилась их непривычному сочетанию с рукавами больничной рубашки.– Расскажите мне, что это за место?– Лучше я покажу вам его. – Джизус вышел в холл и привез оттуда кресло на колесиках. Толкнув дверь спиной, он подкатил его к кровати. – Мы поедем на прогулку.Она колебалась. Он почти физически ощущал внутреннюю борьбу, которая в ней происходила. Кровать была уже знакомым и безопасным местом, кресло – незнакомым.– Вы все время будете со мной?Он кивнул.С легким вздохом она встала и пересела в кресло. Джис стянул с кровати одеяло и закутал ее. Она была так тонка, что в кресле оставалось еще достаточно много свободного места.– Мы намерены вас немного откормить, – сказал он, чувствуя, что ее смущают его невольные прикосновения.– Еда очень вкусная.– Значит, вы явно поправляетесь. А госпитальная еда и должна быть вкусной.По коридору бродили пациенты, и, толкая коляску к выходу, Бертон то и дело останавливался поговорить с ними. Подкатив кресло к выходу с этажа, он подождал, пока Кэрри сходит за ключом, чтобы отпереть дверь, выходящую на лестничную клетку, и через минуту они были уже у лифта.Джис взглянул на руки женщины, сжавшие подлокотники кресла. Костяшки пальцев побелели от напряжения. Он присел на корточки, чтобы быть с ней вровень.– Если это слишком пугает, я могу доставить вас обратно в вашу комнату.Секунду Энни взвешивала его предложение. Она колебалась между желанием начать возвращение к жизни и страхом, опасалась, что, согласившись, окажется лицом к лицу с неведомой опасностью, ощущение которой все еще существовало в глубине ее сознания.– Все слишком пугающе, – мягко ответила она. – Но не думаю, что я когда-либо была трусихой. – Она слегка выпрямилась в кресле. – Я хочу посмотреть, где нахожусь.– Я как раз собираюсь показать вам часть нашего госпиталя. Об остальном расскажу потом.В лифте он нажал кнопку следующего этажа, где находился солярий.– Батон-Ружский городской госпиталь – это больница общего типа, рассчитанная на пятьсот коек. Госпиталь славится своей службой «скорой помощи», кардиологией, блоком интенсивной терапии и психиатрическим отделением.Услышав последние слова, Энни насторожилась.На девятом этаже Джизус направил кресло в сторону солярия, кивая в ответ на приветствия тамошнего персонала. Это был теплый день. В апреле погода в этих местах неустойчива – то жара, то холод, сегодня же ярко светило солнце. Бертон распахнул стеклянные двери, ведущие на вымощенную плитами террасу, и вывез туда кресло. Выбрав местечко, где тень, отбрасываемая стеной здания, защитила бы пациентку от ярких лучей, он остановил коляску.Ее глаза были зажмурены, казалось, что появление на открытом воздухе стало слишком сильным потрясением для Энни. Но Джис с удовлетворением заметил, что она делала отчаянные попытки открыть их. Она сделала глубокий выдох, вытесняя из легких остатки тяжелого больничного воздуха, после чего они оба продолжительное время молчали.Когда Бертон снова взглянул на ее лицо, он увидел на щеках слезы.– Вы знаете, почему плачете? – спросил он мягко.– Это все солнце.Он, молча, смотрел на нее.– Я почти забыла.Джизус понял. Она заново знакомилась с самыми естественными вещами. Отталкиваясь от них, она сможет перейти потом и к более сложным.– Я постараюсь как-нибудь привести вас сюда во время дождя. Капли ударяются о плиты и, собираясь в ручьи, струятся вниз. Вся терраса сверкает.Она не поддержала его попытку свести разговор к легкой болтовне.– Почему входные двери запираются на ключ?– Чтобы пациенты не выходили за пределы этажа.– А почему этого нельзя делать?– Потому что это может им повредить.Бертон знал, к чему она ведет разговор. Он хотел, чтобы осознание положения пришло к ней постепенно. Тогда это меньше травмировало бы ее душу.– Почему сиделки не измеряют температуру? Почему эта старая женщина все время раскачивается? Почему я в психиатрическом отделении? – В ее голосе прозвучала мольба.Джизус полез в карман за носовым платком.– Потому что ваш мозг был отключен от внешнего мира.Он прижимал к себе ее голову. Узенькие плечи вздрагивали от рыданий. В ее позе было столько безнадежности и отчаяния! Если бы он мог взять на себя ее боль, если бы это было возможно! Положив платок ей на колени, он погладил короткие пряди волос. Они были словно шелковые.– Сколько же времени? – спросила, наконец, Энни, все еще всхлипывая.– Вы поступили в ноябре. Сейчас апрель.Она подняла голову, видно было, что она пытается сосредоточиться.– Целых пять месяцев!– Какое-то время вы находились в состоянии комы, потом физическое состояние пришло в норму.Было непостижимо, что они сейчас сидят на террасе и обсуждают ее избавление от психического кризиса, которое еще день назад казалось просто невозможным. Но Джизус знал, что в психиатрии, как и в любой другой области медицины, бывают свои чудеса.– Сейчас ваш мозг выздоравливает, – осторожно объяснил Джис. – И пройдет еще немало времени, прежде чем все, что вы забыли, встанет на свои места. Со временем вы все вспомните.– Вы сказали, что меня нашли полицейские.– Да.– Где?Он постарался приукрасить неприятную правду.– На пустыре позади ресторана. – Бар «Красный бык» вряд ли можно было назвать рестораном, но небольшое преувеличение в данном случае можно было простить.– Было у меня что-нибудь особенное, что-нибудь характерное?– Нет. За исключением раны, оставленной убийцей.– Вы знаете, что на мне было надето?– Ночная рубашка.– Только ночная рубашка?Джизус был уверен, что его слова привели ее в замешательство. Как-то это противоречило сведениям о ней.– Рентгеноскопия показала, что вам около двадцати пяти лет. До получения травмы у вас было хорошее здоровье, хотя остались следы прошлых ушибов и обезвоживания организма.Девушка встряхнула головой, как бы пытаясь избавиться от той картины, которую он нарисовал.– Должно быть что-то еще.– Я бы очень хотел вам помочь, – сказал Бертон.Это было правдой. Он, действительно, очень хотел.Энни Нил не была исключительной пациенткой, о которой он так заботился, но она была первой, которая завоевала его сердце. Она доверяла ему, он вызвал ее из мрака, и с ним она чувствовала себя в безопасности. Через некоторое время это чувство могло перерасти в нечто большее. Но для этого не было времени. Пройдет еще несколько дней, и ее переведут в федеральный институт в Брендвиле.– Полиция пыталась узнать, кто я такая? – Она слегка нахмурилась. – Кто-нибудь пытался разыскивать меня?Джизус сделал усилие, чтобы его голос звучал как можно более ободряюще.– Полиция пыталась, но им не за что было ухватиться. И никто из тех, кто знает вас, до сих пор не заявил о себе. Это, конечно, не значит, что они никогда не объявятся. – Он не добавил, что были приглашены многие известные батон-ружские и нью-орлеанские сводники, чтобы опознать ее, и что почти каждый из них выказывал желание непременно позаботиться о ней, когда она выйдет из больницы.Она сложила руки на коленях и смотрела на них пристально, перебирая пальцами, пока не успокоилась.– Почему вы не рассказываете о себе? Вы психиатр?Он улыбнулся тому, с какой нескрываемой неприязнью произнесла она последнее слово.– Нет. Я психотерапевт.– Я не знаю, как вас зовут.– Джизус Бертон.– Доктор Бертон?– Джизус, можно Джис.Она позволила себе слегка улыбнуться.– Теперь я, в свою очередь, должна была бы представиться. Только я не могу.– Вы были записаны как Энни Нил.Она поморщила нос, вслушиваясь в звучание непривычного для нее имени.– Это не значит, что его нельзя изменить. Хотите придумать что-нибудь, что вам понравится больше?Она не ответила на вопрос.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22
Джизус спал как убитый. Он все спал и спал. Только далеко за полночь попал он к себе домой и добрался, наконец, до кровати. Выйдя из больницы, он почувствовал, что вовсе не стремится к уединению, которое ожидало его дома и которое он обычно ценил. Ему хотелось женского общества.Джанет Кертис, психолог, его подруга по аспирантуре, не сочла за обиду его внезапное приглашение. Они пообедали в ресторане «Аркада» возле ее дома, долго разговаривали, пока глаза их не стали закрываться от усталости. Говорил преимущественно он, а Джанет слушала.Джанет понимала его. Она однажды призналась Джису, что почти любит его, хотя не рассчитывает, что их отношения станут когда-нибудь чем-то большим, чем крепкая дружба. Жизнь не вовремя свела их вместе. Первые интимные встречи показали им, что именно является главным для каждого из них: их карьера, независимость и, что не свойственно любовникам, желание сохранить в неприкосновенности какую-то часть своей души. Теперь она осталась для него только собеседником, человеком, который может поддержать, подругой, которую иногда он мог бы обнять.– Мы никогда не говорили так о других пациентах, – заметила Джанет, когда Джизус рассказал ей о женщине из пятнадцатой палаты. Она откинулась в кресле и закурила свою послеобеденную сигарету.– Она поразила мое воображение. Она настолько беззащитна. Это чудо, что она жива и что теперь ожило и ее сознание.– Джис, в твоей жизни явно не хватает женщины.Он пожал плечами, спрашивая себя, неужели Джанет заметила в нем что-то такое, чего не ощущал он сам?– Я думал, что мы пришли к соглашению, что я не буду предлагать себя тебе в иной роли кроме друга.– Это было много месяцев назад. Теперь, похоже, ты готов к тому, чтобы испытать себя в ином качестве.Он разделил с Джанет постель, а ее слова все продолжали звучать у него в голове.В половине десятого он, наконец, проснулся. Хотя это его выходной день, но ему некогда было валяться в постели и строить планы, чем сегодня заняться, ведь он обещал Энни Нил, что будет утром в госпитале и зайдет, к ней. Джис не собирался нарушать своего слова. Было бы жестоко в такой момент оставлять ее один на один с самой собой.В одиннадцать часов, выбритый и освеженный душем, он уже входил на восьмой этаж больницы.Перемены, которые произошли в пятнадцатой палате, заставили его остановиться и постучать, прежде чем открыть дверь. Миссис Трирз монотонно раскачивалась на своей кровати, но другая была пуста. У окна он увидел худенькую фигурку Энни Нил.– Привет. – Джизус дал ей знать о своем присутствии как можно более обыденным и естественным тоном.Она удивленно обернулась на звук его голоса. Розовая краска проступила у нее на щеках, пальцы ухватились за ворот больничной ночной рубашки, инстинктивно пытаясь запахнуть его.Ее, очевидно, смущала скудость одеяния. Хотя в результате перенесенной травмы девушка сильно похудела, все равно бросалось в глаза, что она очень изящно сложена. Голова была гордо посажена, ее красивые очертания угадывались под коротко остриженными мягкими вьющимися волосами. Маленькие каштановые пряди обрамляли лицо и спускались сзади до середины шеи. Они частично закрывали шрам, который со временем побледнеет и скроется под пышными кудрями.– Я рада, что вы пришли, – сказала Энни, как бы извиняясь за свое замешательство. Она присела на край кровати и попыталась улыбнуться, но затравленное выражение глаз почти свело на нет все ее усилия.– Как вы себя чувствуете сегодня? – спросил Бертон.– Растерянной.– Это понятно. – Он не торопил ее.– Слабой.– Тоже понятно.– Никто мне ничего не объясняет.Джизус помрачнел. Он знал, что сиделки опасались, что могут невольно вернуть ее в прежнее состояние. Но ощущения, которые она должна была испытывать, не получая ни от кого никаких сведений, могли привести ее в это состояние гораздо быстрее.– Я постараюсь ответить на ваши вопросы.Она явно почувствовала облегчение. Джис увидел, как затрепетали длинные ресницы, когда она опустила взгляд на, руки и еще раз удивилась их непривычному сочетанию с рукавами больничной рубашки.– Расскажите мне, что это за место?– Лучше я покажу вам его. – Джизус вышел в холл и привез оттуда кресло на колесиках. Толкнув дверь спиной, он подкатил его к кровати. – Мы поедем на прогулку.Она колебалась. Он почти физически ощущал внутреннюю борьбу, которая в ней происходила. Кровать была уже знакомым и безопасным местом, кресло – незнакомым.– Вы все время будете со мной?Он кивнул.С легким вздохом она встала и пересела в кресло. Джис стянул с кровати одеяло и закутал ее. Она была так тонка, что в кресле оставалось еще достаточно много свободного места.– Мы намерены вас немного откормить, – сказал он, чувствуя, что ее смущают его невольные прикосновения.– Еда очень вкусная.– Значит, вы явно поправляетесь. А госпитальная еда и должна быть вкусной.По коридору бродили пациенты, и, толкая коляску к выходу, Бертон то и дело останавливался поговорить с ними. Подкатив кресло к выходу с этажа, он подождал, пока Кэрри сходит за ключом, чтобы отпереть дверь, выходящую на лестничную клетку, и через минуту они были уже у лифта.Джис взглянул на руки женщины, сжавшие подлокотники кресла. Костяшки пальцев побелели от напряжения. Он присел на корточки, чтобы быть с ней вровень.– Если это слишком пугает, я могу доставить вас обратно в вашу комнату.Секунду Энни взвешивала его предложение. Она колебалась между желанием начать возвращение к жизни и страхом, опасалась, что, согласившись, окажется лицом к лицу с неведомой опасностью, ощущение которой все еще существовало в глубине ее сознания.– Все слишком пугающе, – мягко ответила она. – Но не думаю, что я когда-либо была трусихой. – Она слегка выпрямилась в кресле. – Я хочу посмотреть, где нахожусь.– Я как раз собираюсь показать вам часть нашего госпиталя. Об остальном расскажу потом.В лифте он нажал кнопку следующего этажа, где находился солярий.– Батон-Ружский городской госпиталь – это больница общего типа, рассчитанная на пятьсот коек. Госпиталь славится своей службой «скорой помощи», кардиологией, блоком интенсивной терапии и психиатрическим отделением.Услышав последние слова, Энни насторожилась.На девятом этаже Джизус направил кресло в сторону солярия, кивая в ответ на приветствия тамошнего персонала. Это был теплый день. В апреле погода в этих местах неустойчива – то жара, то холод, сегодня же ярко светило солнце. Бертон распахнул стеклянные двери, ведущие на вымощенную плитами террасу, и вывез туда кресло. Выбрав местечко, где тень, отбрасываемая стеной здания, защитила бы пациентку от ярких лучей, он остановил коляску.Ее глаза были зажмурены, казалось, что появление на открытом воздухе стало слишком сильным потрясением для Энни. Но Джис с удовлетворением заметил, что она делала отчаянные попытки открыть их. Она сделала глубокий выдох, вытесняя из легких остатки тяжелого больничного воздуха, после чего они оба продолжительное время молчали.Когда Бертон снова взглянул на ее лицо, он увидел на щеках слезы.– Вы знаете, почему плачете? – спросил он мягко.– Это все солнце.Он, молча, смотрел на нее.– Я почти забыла.Джизус понял. Она заново знакомилась с самыми естественными вещами. Отталкиваясь от них, она сможет перейти потом и к более сложным.– Я постараюсь как-нибудь привести вас сюда во время дождя. Капли ударяются о плиты и, собираясь в ручьи, струятся вниз. Вся терраса сверкает.Она не поддержала его попытку свести разговор к легкой болтовне.– Почему входные двери запираются на ключ?– Чтобы пациенты не выходили за пределы этажа.– А почему этого нельзя делать?– Потому что это может им повредить.Бертон знал, к чему она ведет разговор. Он хотел, чтобы осознание положения пришло к ней постепенно. Тогда это меньше травмировало бы ее душу.– Почему сиделки не измеряют температуру? Почему эта старая женщина все время раскачивается? Почему я в психиатрическом отделении? – В ее голосе прозвучала мольба.Джизус полез в карман за носовым платком.– Потому что ваш мозг был отключен от внешнего мира.Он прижимал к себе ее голову. Узенькие плечи вздрагивали от рыданий. В ее позе было столько безнадежности и отчаяния! Если бы он мог взять на себя ее боль, если бы это было возможно! Положив платок ей на колени, он погладил короткие пряди волос. Они были словно шелковые.– Сколько же времени? – спросила, наконец, Энни, все еще всхлипывая.– Вы поступили в ноябре. Сейчас апрель.Она подняла голову, видно было, что она пытается сосредоточиться.– Целых пять месяцев!– Какое-то время вы находились в состоянии комы, потом физическое состояние пришло в норму.Было непостижимо, что они сейчас сидят на террасе и обсуждают ее избавление от психического кризиса, которое еще день назад казалось просто невозможным. Но Джизус знал, что в психиатрии, как и в любой другой области медицины, бывают свои чудеса.– Сейчас ваш мозг выздоравливает, – осторожно объяснил Джис. – И пройдет еще немало времени, прежде чем все, что вы забыли, встанет на свои места. Со временем вы все вспомните.– Вы сказали, что меня нашли полицейские.– Да.– Где?Он постарался приукрасить неприятную правду.– На пустыре позади ресторана. – Бар «Красный бык» вряд ли можно было назвать рестораном, но небольшое преувеличение в данном случае можно было простить.– Было у меня что-нибудь особенное, что-нибудь характерное?– Нет. За исключением раны, оставленной убийцей.– Вы знаете, что на мне было надето?– Ночная рубашка.– Только ночная рубашка?Джизус был уверен, что его слова привели ее в замешательство. Как-то это противоречило сведениям о ней.– Рентгеноскопия показала, что вам около двадцати пяти лет. До получения травмы у вас было хорошее здоровье, хотя остались следы прошлых ушибов и обезвоживания организма.Девушка встряхнула головой, как бы пытаясь избавиться от той картины, которую он нарисовал.– Должно быть что-то еще.– Я бы очень хотел вам помочь, – сказал Бертон.Это было правдой. Он, действительно, очень хотел.Энни Нил не была исключительной пациенткой, о которой он так заботился, но она была первой, которая завоевала его сердце. Она доверяла ему, он вызвал ее из мрака, и с ним она чувствовала себя в безопасности. Через некоторое время это чувство могло перерасти в нечто большее. Но для этого не было времени. Пройдет еще несколько дней, и ее переведут в федеральный институт в Брендвиле.– Полиция пыталась узнать, кто я такая? – Она слегка нахмурилась. – Кто-нибудь пытался разыскивать меня?Джизус сделал усилие, чтобы его голос звучал как можно более ободряюще.– Полиция пыталась, но им не за что было ухватиться. И никто из тех, кто знает вас, до сих пор не заявил о себе. Это, конечно, не значит, что они никогда не объявятся. – Он не добавил, что были приглашены многие известные батон-ружские и нью-орлеанские сводники, чтобы опознать ее, и что почти каждый из них выказывал желание непременно позаботиться о ней, когда она выйдет из больницы.Она сложила руки на коленях и смотрела на них пристально, перебирая пальцами, пока не успокоилась.– Почему вы не рассказываете о себе? Вы психиатр?Он улыбнулся тому, с какой нескрываемой неприязнью произнесла она последнее слово.– Нет. Я психотерапевт.– Я не знаю, как вас зовут.– Джизус Бертон.– Доктор Бертон?– Джизус, можно Джис.Она позволила себе слегка улыбнуться.– Теперь я, в свою очередь, должна была бы представиться. Только я не могу.– Вы были записаны как Энни Нил.Она поморщила нос, вслушиваясь в звучание непривычного для нее имени.– Это не значит, что его нельзя изменить. Хотите придумать что-нибудь, что вам понравится больше?Она не ответила на вопрос.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22