После ее смерти я не разрешала папе называть себя иначе, кроме как Натали. – Она дрожала, и Джизус, успокаивая, стал гладить ее по спине.– Джис! Ну как она? – Рядом с ними стоял Чак.– Она вспоминает. – Он пытался глазами дать понять Лоучу, чтобы он оставил их вдвоем, но тот, казалось, ничего не понимал.– Мари?– Чак. – Мари отодвинулась от Бертона и обратилась к человеку, который спас жизнь ее любимому: – Ты застрелил Пэрли Харбисона.– Да.– Это был ужасный человек.– Мне необходимо, чтобы ты написала заявление, дорогая.Джизуса удивило такое проявление нежности. В устах Чака это было знаком высочайшего уважения.– Я могу все рассказать.– Мари вспомнила свое настоящее имя, – объяснил Бертон, – и откуда она родом.Чак кивнул.Она повторила теперь уже более уверенно:– Я Натали Рэйми родом из Палм-Бич, во Флориде.Джизус снова обернулся к Мари, собираясь обнять ее, когда в глаза ему бросилось растерянное выражение на лице Чака. Он выглядел так, словно бы присутствовал при воскрешении из мертвых.– Черт побери!– Что случилось, Чак? – Джис совершенно не понимал, что же тут происходит.– Ты что, газет не читаешь? – Чак склонился к Мари. – Ты уверена, дорогая? Ты ничего не путаешь?Она слегка улыбнулась.– Уверена больше, чем когда бы то ни было. Ты думаешь, я не знаю собственного имени?С сочувствием глядя на Мари, Лоуч горько рассмеялся:– Как же ты попала сюда, Натали Рэйми?– Я не знаю всех подробностей, потому что некоторое время была изолирована от окружающего мира. – Мари устало опустилась на руки Бертона. – Я расскажу все, что знаю. Только, если возможно, чуточку попозже? Мне необходимо какое-то время, чтобы прийти в себя.Чак поднялся.– Джис. Попробуй увести ее отсюда, пока не налетели журналисты. Они организуют шабаш, если узнают, кто она такая на самом деле.Джизус чувствовал себя таким же растерянным, какой была все эти месяцы Мари. Он понимал также, что сейчас не время требовать от нее каких-либо объяснений.– Я пока отвезу ее обратно к Дигену.– Буду ждать вас обоих в участке к пяти часам, если она к тому времени оправится. Мне нужно будет сделать несколько звонков, чтобы получить подтверждение ее версии.Бертон помог девушке подняться на ноги. Она улыбнулась на последние слова Чака.– Ты все еще не доверяешь мне, да?Чак посмотрел на нее и осторожно погладил по щеке.– А как же? Воскрешение из мертвых–это больше по части Джизуса, чем по моей. – Он повернулся к Джису. – Доставь ее домой, и пусть она хоть немного придет в себя.Мари выглядела такой измученной, что последнее замечание Чака было более чем уместным. Джизус понимал также, что его любопытство не может быть пока удовлетворено. Мари слишком устала, чтобы что-либо объяснять. Она все еще находилась под впечатлением событий этого утра и пыталась расставить все по своим местам.Бертон помог девушке забраться в фургон и усадил ее поудобней.– Отдыхай, дорогая. Все, что ты хочешь сказать, узнаем потом.Она ответила ему усталой улыбкой.– Мари?Джизус прошел в спальню, которая так о многом напоминала ему, собираясь разбудить Мари, чтобы отправиться с ней в участок. Она лежала на кровати, подложив руки под голову и глядя в потолок.– Я не сплю. – Она улыбнулась ему. – Теперь наконец-то я окончательно проснулась.Джис осторожно присел на кровать на некотором расстоянии от нее.– Ты себя достаточно хорошо чувствуешь, чтобы отправиться в полицию?– Да. – Девушка повернула голову и посмотрела на него. – Я чувствую, что нам необходимо перед этим поговорить.– Ты хочешь рассказать мне что-то важное сейчас?– Нет. – Она села на кровати и протянула руку, чтобы положить ему ладонь на плечо. – Джис, люби меня, сейчас, прежде чем мы поедем туда.С тех пор, как ее память вернулась, Бертон избегал по отношению к ней всякого проявления интимности. Даже теперь он уклонился от малейшего прикосновения. Но нежные пальцы, скользнувшие по его руке, заставили его тело ныть от нового желания.– Не думаю, что это самая хорошая мысль, Мари.– Посмотри на меня. – Он не шевельнулся. Тогда она придвинулась к нему вплотную и, обхватив его голову руками, повернула к себе. – Между нами ничего не изменилось. Я тебя по-прежнему люблю. Только тебя.– Дорогая. – Он взял ее пальцы в руки и бесконечно долго смотрел на них, держа перед собой. – Ты, должно быть, испытываешь страшное замешательство. Ты только что оправилась от травмы, которую мало кто смог бы перенести.– Перестань! – Она выдернула руки из его ладоней и положила ему на плечи. – Я не нуждаюсь больше в защите. Я нуждаюсь в любви. В твоей любви. Ты веришь мне?Джизус молчал.– Веришь?– Верю. Но тебе необходимо время, чтобы заново переосмыслить свою жизнь.– Мне не надо ничего переосмысливать. Мне нужен ты. – Она уронила руки и попыталась отодвинуться от него.Джизус вздохнул и крепко обнял ее за талию, пресекая попытку ее поспешного бегства.– Мари, я уверен, что у тебя был другой мужчина до меня. Что же будет с ним?Мари видела, как Джис борется с собой, стараясь быть объективным. Ей хотелось приласкать его и объяснить, что ему незачем так мучиться. Больше того, ей хотелось быть с ним абсолютно честной. Он должен знать правду. Скоро он узнает все. А пока она расскажет ему о Кевине.– Я обручена с человеком по имени Кевин Пайк.– Понятно.Она почувствовала, как напряглась его ладонь, лежавшая на ее талии. Потом он убрал ее. Его лицо ничего не выражало.– Кевин работал с моим отцом. Отец был очень состоятельным человеком, а Кевин помогал ему управлять делами. – Она подтянула колени к подбородку и обхватила их руками. – Чтобы понять все, тебе следует знать обстоятельства моей жизни. Я росла среди очень ограниченного круга лиц. Частная школа. Небольшой женский колледж. Я была очень застенчивой и, хотя часто встречалась с молодыми людьми, в действительности очень мало что знала о мужчинах. В конце концов, я получила степень бакалавра педагогики…– Понятно.Мари слегка улыбнулась.– А потом я преподавала в платной школе для одаренных детей. Я жила в собственном доме, общалась только в кругу знакомых отца. Папа замечательный человек, но очень старомоден. Я была для него все равно, что свет в окошке. В старые времена он бы непременно подобрал мне жениха и велел бы выйти замуж, а в наше просвещенное время он лишь подобрал кандидатуру. Потом только манипулировал нами, пока я и Кевин не обручились.– Но сейчас же двадцатый век. Если бы ты захотела, могла быть и менее послушной.– А я и не хотела. Кевин был… есть, – поправила она себя, – приятный, умный молодой человек. Я убедила себя, что он будет мне идеальным мужем.Лицо Джизуса по-прежнему ничего не выражало.– Как долго вы были помолвлены?– Гораздо дольше, чем, по мнению Кевина и моего отца, было необходимо. Я никак не могла заставить себя назначить день свадьбы.– Почему?Мари подняла руку и осторожно погладила Джиса по щеке. Он даже не пошевелился.– Я считала, что между людьми должно быть нечто большее. Мне было хорошо с Кевином. Он оберегал меня и заботился обо мне. Но любви между нами не было. В конце концов, я сказала ему об этом, и он почувствовал огромное облегчение, что меня останавливает только этот «пустяк».– Можешь не продолжать. – Голос выдавал Джизуса больше, чем выражение лица. Девушка чувствовала, как он подавлен.– Думаю, я должна. Это не может быть тебе безразлично. – Она продолжала гладить его по лицу. – Мы только однажды занимались с ним любовью. Кевин убедил меня, что я должна сгореть от страсти, едва только ему удастся заманить меня в постель. Результат получился обратным. В конце концов, я запретила ему даже дотрагиваться до меня.– Вы расторгли помолвку?Мари отрицательно покачала головой.– Нет. Я думала, проблема во мне, а не в Кевине. Его, казалось, не беспокоила моя фригидность. Он все еще упорно желал жениться на мне, а я думала, что никогда не встречу другого такого человека, столь спокойного и понимающего.– Итак, ты помолвлена до сих пор.Мари дернула плечом.– Меня не было в Палм-Бич семь месяцев. Возможно, Пайк уже женился. Насколько я его знаю… я думаю, что он так и сделал. Я надеюсь.– Ты говоришь, как всегда, сгоряча. Но Мари, а что ты почувствуешь, когда увидишь его снова? – Джизус хотел подняться. – Ты сейчас не в том состоянии, чтобы принять окончательное решение.– Я не хочу принимать никаких решений. Мне уже давно все ясно. – Она ухватила его за руку и потянула к себе. – Люби меня, любимый. Неужели прошлая ночь ничего не значит для тебя? Ты можешь так просто забыть все, что было между нами?Он не смог ничего возразить. Рационально мыслящий психолог куда-то вдруг исчез, уступив место страстному мужчине, который любил эту женщину больше всего на свете. Каждой частичкой своего естества они стремились слиться друг с другом, желая только чувственных наслаждений.Он держал ее губы в плену, пока его руки быстро расправлялись с джинсами и блузкой. Мари раздевала Джиса сама, восхищаясь прекрасным сложением его тела. Она взяла инициативу на себя, доказывая любимому мужчине губами и руками, что он на самом деле означает для нее. Отыскивая его самые чувственные зоны, она овладела им так, как до нее никто и никогда не делал. Мари любила самозабвенно. Джис, забыв обо всем на свете, наслаждался телом Мари. Когда они достигли кульминации чувств, Мари оказалась наверху и медленным уверенным движением бедер ввела его в себя полностью, чтобы он мог ощутить ее всю без остатка. Приговоренный к сладкой агонии, Джизус зачарованно смотрел, как Мари, стоя на коленях, движется над ним. Бушующий в нем огонь сливался с ее образом: он видел запрокинутую назад голову, глаза, закрытые от экстаза любви. Эта женщина отдавала ему всю себя без остатка.Ее грудь наполняла его ладони, его плоть глубоко проникала в ее тело. Каждый толчок, каждое колебание вызывало новые сумасшедшие ощущения.– Мари, – простонал, наконец, он.Торжествующе она двинулась еще один, последний раз, перенося их туда, где могут оказаться настоящие любовники. Мари обмякла и упала ему на груда, и он удерживал ее, зарывшись лицом в волосы.– А все остальное не важно, любимый. Скажи мне, что все остальное абсолютно не имеет никакого значения.– Я всегда буду любить тебя.– Ну, вот теперь и все остальное абсолютно не важно.Бертон не стал возражать, он только поцеловал Мари. Ему оставалось лишь надеяться, что она была права.
Они на десять минут опоздали к указанному сроку в полицейский участок. Дигена также пригласили прийти, поскольку он принимал активное участие в поисках преследователя Мари. С разрешения Чака психолог Джанет Кертис тоже присутствовала здесь. В машине, по дороге к участку, Мари молчала, погруженная в воспоминания.Чак провел их в кабинет начальника полиции, возможно, единственное тихое место в этом приземистом, длинном здании. Там уже находились сам начальник полиции и еще два человека в штатском, которые были представлены вошедшим только по именам. Никаких объяснений по поводу их присутствия дано не было. Джанет прибыла последней. Она дружески обняла Мари, потом Джизуса и устроилась на стуле возле стены.Чак предложил Мари расположиться поудобнее и осведомился, не хочет ли она чего-нибудь прохладительного. Она отказалась, и было видно, что ведет себя она очень скованно.– Мари, ты нервничаешь?Джизус сидел рядом и при этих словах Чака положил руку на ее ладонь. Мари кивнула.– Не так просто все рассказать. – Она посмотрела на Бертона. – Я не смогла бы повторить эту историю еще раз. Теперь ты понимаешь?– Конечно. – Он ободряюще сжал и отпустил ее руку. История девушки была той заповедной зоной, где он не мог ей ничем помочь. Джизус понимал, что его прикосновение будет только помехой. Мари должна была отстраниться от всего, чтобы полностью погрузиться в воспоминания.– Начинай, когда будешь готова, я сейчас включу магнитофон. – Голос Чака звучал спокойно. Все ждали.Мари закрыла глаза.– Меня зовут Натали Рэйми. Мне двадцать пять лет. – Она остановилась, и слабая улыбка тронула ее губы. – Недавно исполнилось. День рождения был пятнадцатого мая. Я – единственная дочь Найджела Рэйми, убитого человеком по имени Джон Морел.Бертон увидел, как двое в штатском переглянулись и обменялись какими-то знаками. Мари открыла глаза.– Я не знаю, насколько подробно следует рассказывать о предшествующих событиях? О своем похищении расскажу подробнее.Чак и те двое быстро посовещались. Джизус не мог скрыть изумления:– Похищении?– Успокойся, Джис. Пусть она говорит то, что ей хочется. Мари, не могла бы ты кратко описать всю свою жизнь? Хотя бы основные факты. – Чак ободряюще улыбнулся ей.Мари снова закрыла глаза.– Я выросла в Палм-Бич. Мы жили в имении, расположенном на берегу моря, в белом оштукатуренном доме испанского стиля. Моя мать умерла, когда мне было шесть лет. Я училась в школе для привилегированных девочек при американской академии, а потом в Роллинз-колледже. – Она слегка улыбнулась. – У меня был немец-гувернер по имени Хельмут Фокс. А еще у меня было множество длиннохвостых попугаев. Они просто сводили с ума моего отца. Как-то я научила одного из них говорить фразу: «Найд – хулиган» – и позволила ему свободно летать среди гостей, приглашенных отцом на коктейль. Мне было тогда лет одиннадцать.– Хорошо, Мари. Я понимаю, что это будет невесело, но мы хотели бы услышать о похищении.Секунду она молчала, собираясь с силами.– С раннего детства возможность похищения была фактом, о котором мне напоминали всегда. Дом наш охранялся, а шофер, очень милый человек, который отвозил меня в школу и обратно, всегда имел при себе оружие. Если вы выросли в Палм-Бич, то с детства привыкаете не забывать об опасности, связанной со своим общественным положением. В полиции там даже есть специальная «красная кнопка», используемая при случаях попытки похищения: тогда разводятся три главных моста и отряды патрульных машин перекрывают все дороги, ведущие на побережье.Став взрослой, я стала бунтовать, когда ограничивали мою свободу. Особенно я бунтовала тогда, когда папа нанял для меня личного телохранителя.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22