Но Бренд так свирепо хмурился, будто бросал вызов небесам и морю, осмелившимся вступить с ним в битву. Уинсом, так и не решившись заговорить, поплелась в свой шатер, стащила промокшую одежду и рухнула на постель.
Бренд поглядел вслед девушке. Она выглядела ужасно: растрепанная, вся в потеках красной охры, но он ничего не замечал, потрясенный ее мужеством и храбростью во время шторма, и лишь восхищался готовностью Уинсом прийти на помощь в минуту опасности. А ее выносливость просто поражала.
И, каким бы усталым ни чувствовал себя викинг, почти засыпавший за штурвалом, он не смог избавиться от воспоминаний о маленькой женщине в мужской одежде, лихорадочно орудовавшей черпаком.
Время от времени Бренд начинал дремать, но тут же отчаянно встряхивался, только для того, чтобы снова заснуть. Но корабль ни разу не сбился с курса, подгоняемый попутным ветром, несшим лишенных сил, но торжествующих мореходов и их жалкое суденышко все ближе к цели. До Бреттелида, восточного поселения, оставалось совсем немного.
ГЛАВА 20
Бреттелид, восточное поселение, Гренландия
Бренд поставил на якорь «Победителя Драконов» в глубоком фьорде, на берегу которого располагалась большая ферма, а сам вместе с Уинсом, Арни и Олафом поселился в доме богатого фермера Ока из Оксфьорда.
Уинсом держалась в стороне, избегая здоровенных мускулистых светловолосых крестьян, так живо напоминавших о кровожадных стромфьордцах. Она часто смотрела туда, где был пришвартован драккар, и ловила себя на том, что мечтает вновь оказаться на гладко выструганной дубовой палубе и уплыть подальше от этих огромных чужих шумных людей.
Бренд, со своей стороны, воплощенной вежливостью по отношению к Сигрид, жене фермера, которая вела хозяйство твердой рукой и управлялась со своими пятью белобрысыми детишками так же легко, как с дойными коровами. Ок, муж Сигрид, был грубоватым, но сердечным человеком, оказавшим гостям грубоватый, но сердечный прием. Бренд заметил, что хотя Сигрид и Ок постоянно расспрашивали о женщине-скрелинге, которую он привез в Гренландию, по-настоящему их интересовал только корабельный груз – отборный лес, которым был забит трюм. Несколько раз в день Ок под любым предлогом спускался к фьорду и долго стоял, не спуская глаз с «Победителя Драконов». Обычно кто-нибудь из детей шел с отцом, и Ок, показывая на судно, объяснял его устройство любопытным отпрыскам.
К концу второго дня их пребывания в Гренландии, после сытного ужина Ок наконец решился.
– Не хотел бы ты продать лес? – спросил он Бренда.
Тот настороженно оглядел хозяина.
– Я собирался отвезти его на север, в Готеб. Думаю, там за лес дадут настоящую цену.
– Возможно, – кивнул Ок, поднося к губам чашу с пивом. – Но, если не сторгуешься, вспомни обо мне.
Бренд окинул взглядом чистенькую, но скудно обставленную комнату. Вряд ли Оку по карману такое приобретение.
Фермер понял, что имеет в виду гость.
– У меня три фермы, – деловито сообщил он. – Я могу заплатить хорошие деньги.
Бренд едва не поперхнулся пивом, но поспешно встряхнулся, чувствуя на себе проницательные глазки Ока, лихорадочно соображая, что предпринять. Помедлив, он покачал головой.
– Спасибо, что принимаешь близко к сердцу мои интересы. Однако думаю, что лучше все-таки отправиться в Готеб. У тамошних жителей большая нужда в строевом лесе.
Ок вновь неспешно отхлебнул пива, но ничего не ответил.
Постепенно Уинсом привыкла к семье Ока и обнаружила, что, если потихоньку сидеть в уголке, можно спокойно наблюдать за играми детей и занятыми работой родителями. Уинсом искренне радовалась детским проделкам. Эти люди были так непохожи на злобных строфьордцев!
Арни покинул ее и проводил все время в компании одной из дочерей Сигрид, Турид, единственной рыжеволосой девушки во всем семействе. Турид, веселая шаловливая кокетка, была еще лишь на пороге девичества. Моложе Арни на год или два, она была очарована повествованиями юноши о морских приключениях, и ее сверкающие голубые глаза умоляли рассказывать еще и еще.
Уинсом знала, что через несколько лет невинный интерес к Турид может перерасти в гораздо более глубокое чувство, и Арни будет искать общества девушки лишь для того, чтобы еще и еще раз увидеть восхищение в этих хорошеньких глазках. Но пока он довольствовался тем, что помогал Турид гнать овец на верхнее пастбище, гулять по заросшим цветами лужайкам или сплетать очередную сказку, пока девушка сбивала масло и делала вместе с матерью сыры.
Уинсом молча наблюдала и почему-то была тронута естественной невинностью семьи, так напоминавшей ей о родине. Она часто бродила по усадьбе и дому, очарованная крошечным родничком, бившим прямо из пола в большой комнате. Ок оградил камнями маленькое озерцо и прорыл канавку так, что вода могла течь по ней, прежде чем снова исчезнуть в земле. Когда Сигрид или Турид хотели набрать воды, достаточно было окунуть ковш в ручеек. Не то что в деревне, где женщинам приходилось таскать издалека тяжелые меха.
Все это время Уинсом почти не видела Бренда. Иногда она заставала его наедине с хозяином, Оком. Они о чем-то тихо беседовали, а потом Бренд и Олаф исчезали на несколько дней только для того, чтобы вернуться и опять вести таинственные переговоры. Наконец Уинсом стало ясно, что он что-то ищет, но что именно, она не знала. Как-то днем, когда дети спали, и на ферме стояла тишина, нарушаемая лишь жужжанием мух, Уинсом спросила Арни, что пытается найти Бренд.
Тот молча поглядел на нее, и неожиданно мудрое не по годам выражение глаз удивило Уинсом. Она всегда забывала, что по временам Арни вел себя, как взрослый.
– Ему нужен один человек, – обронил он наконец, и девушке показалось, что голубые глаза затуманились. Она попыталась выведать у юноши еще что-нибудь, но он только ответил, что если ее разбирает такое любопытство, пусть лучше спросит самого Бренда.
Но Уинсом решила не делать этого. Между ней и Брендом было заключено негласное перемирие, и она не желала нарушать этот неустойчивый договор. Вместо этого она удовлетворилась тем, что гуляла по ферме, рассматривала овец и коров, играла с дворовым псом. С матросами она почти не встречалась, потому что капитан приказал им остаться на судне, а поскольку Арни всецело увлекся Турид, девушка была предоставлена самой себе.
Наконец Бренд и Олаф вернулись в очередной раз, и викинг решительно объявил хозяину, что они вновь отправляются в путь. Поскольку им не удалось найти того, кого они искали, корабль отплывает на следующее утро в западное поселение Готеб. Лето почти кончалось, и Бренд торопился поскорее добраться туда, прежде чем море затянется толстым слоем льда.
Сигрид и Ок, казалось, расстроились, услышав это известие, и наконец Ок, побагровев от смущения, объяснил, что у Бренда и его команды нет необходимости в этом путешествии, они могут провести зиму в Оксфьорде. Бренд улыбнулся, поблагодарил за гостеприимство, но, казалось, еще больше укрепился в решении покинуть ферму.
Этим вечером после праздничного обильного ужина Бренд потихоньку подошел к Уинсом. Девушка, как всегда, сидела у родничка, журчание воды заглушало его шаги. Почувствовав, как на плечо опустилась чья-то рука, она вскинулась, но, увидев, кто это, вновь отвернулась. Сердце ее, однако, сильно забилось, и Уинсом покачала головой, не понимая, почему его присутствие так действует на нее. Она считала, что совсем не думает об этом человеке, и вправду почти не вспоминала о Бренде, разве что каких-то шесть-семь раз в день.
Но сейчас Уинсом притворялась, что не обращает внимания на Бренда и забавляется холодной струйкой, но краем глаза исподтишка наблюдала за ним.
Бренд присел на корточки рядом с девушкой. Оба несколько секунд молчали. Наконец, видя, что она не собирается заговаривать первой, Бренд бросил ей на колени узел.
– Это для тебя, Уинсом.
Звуки глубокого мягкого голоса вызвали дрожь, пробежавшую по спине Уинсом. Ошеломленная девушка взглянула на свернутую ткань и, вскрикнув от радости, прижала ее к груди:
– О, как прекрасно! – выдохнула она, зарывшись лицом в мягкую материю, еще, казалось, источавшую слабый запах овечьей шерсти. Чудесный красный цвет отбрасывал пламенные отблески на ее щеки. Девушка подняла отрез сукна, поглядела на свет, восхищаясь искусным переплетением нитей и тонкой работой. – Как прекрасно, – снова прошептала она, глядя на подарок.
Бренд наблюдал за девушкой, завидуя ткани. Он все бы отдал, лишь бы она так же нежно ласкала его.
Наконец Уинсом опомнилась, пришла в себя и спросила:
– Где ты взял это, Бренд?
Викинг улыбнулся. Она прекрасно научилась выговаривать норвежские слова!
– Выменял, – пояснил он. – Крестьянка, известная своим умением ткать, с радостью взяла две тюленьих шкуры за сукно. Я увидел отрез и подумал, что тебе понравится.
Правда, на самом деле это было совсем не так легко. Везде, на всех фермах, где Бренд справлялся о Торхолле Храбром, он просил хозяек показать сотканную ткань. Но фермерши, в основном, красили ее в голубой и коричневый тона. Бренд сумел отыскать даже фиолетовый и желтый, многие вообще не красили материю, но красный так и не попался. По-видимому, у гренландцев этот цвет был не в чести. Только в последнем месте его ждала удача. Бренд набрел на маленькую усадьбу, где жена фермера, молодая энергичная женщина, шила одежду для себя и детей из ярких желтых, оранжевых и красных тканей.
Обрадованный Бренд приложил немало усилий, чтобы выпросить у хозяйки самый лучший отрез сукна. Кроме того, Бренд ухитрился упросить фермершу расстаться с красивыми красными и розовыми ленточками, но их он решил отдать Уинсом в другой раз.
Он улыбнулся про себя, подумав, как будет счастлива девушка, когда увидит ленты. Они так украсят ее наряд и волосы! Может, он отдаст ленты, когда найдет Торхолла и устроит что-то вроде праздника в честь великого события.
Когда немного времени спустя он поднялся, чтобы отойти, молчание между ними уже не было таким напряженным.
Уинсом с тихой грустью смотрела вслед Бренду, не понимая больше, как относиться к нему. Он был непростым человеком. Иногда Уинсом сомневалась, что именно он привел врагов в ее деревню. Может, Бренд ничего не знал… Она вспомнила, как он пытался развернуть судно, чтобы спасти упавшего за борт матроса. Бренд Бьорнсон был храбр, но не безрассуден, заботился о команде и справедливо обращался со своими людьми. Он делал ей подарки…
Уинсом прижала к груди красную ткань. О, она просто не знала, что и думать! Его щедрость говорила о благородном характере, разве не так? Или он что-то хотел от нее?
Девушка нахмурилась, внимательно изучая материю в тусклом вечернем свете. Как хотелось сшить из нее платье! Никогда она не видела ткани красивее.
Она потерлась носом о сукно, представляя, как будет выглядеть в чудесном наряде. Ах, если бы можно было понять, что у Бренда на уме, Уинсом с радостью и без тревожных мыслей приняла бы дар. Но под конец, еще раз вдохнув запах шерсти, она все-таки решила смастерить платье. То, что сотворил или не сотворил Бренд, не имеет никакого отношения к красоте ткани. Она вполне может и в одиночестве наслаждаться великолепным даром! Что касается Бренда Бьорнсона, придется присмотреться к нему. Может, она ошибалась. Может, он не такой плохой человек, как она вообразила. Нужно выждать, и тогда все станет ясно.
На следующее утро, сердечно распрощавшись с семейством Ока, путешественники отправились в Готеб. Арни было особенно тяжело покидать фьорд, где царила и правила смеющаяся голубоглазая Турид. Когда судно выходило из узкого залива, Арни стоял на корме и усердно махал одинокой фигурке, оставшейся на берегу. Сердце Уинсом дрогнуло. Она сама мечтала узнать, каково это – любить так горячо, знать, что кто-то отвечает на ее чувство и не захочет расставаться с ней, а будет стоять на корме и лихорадочно махать рукой, пока она не скроется из виду.
ГЛАВА 21
На борту корабля по пути в Готеб
Путешествие в Готеб, западное поселение Гренландии, проходило без особых событий. Драккар, подгоняемый попутным ветром, весело несся по волнам. Солнце ярко светило, туман спускался редко, и Арни не увидел ни одного айсберга.
Уинсом продолжала заучивать новые слова, узнавая их у Арни, и усердно трудилась над красной тканью. Сначала она завернулась в сукно, собирая его и подхватывая то в одном, то в другом месте, что-то бормоча про себя. Потом разложила отрез на палубе, подальше от глаз команды, и острым ножом, взятым у Олафа, раскроила материю, взяв за образчик кожаное платье. Правда, Уинсом долго не решалась сделать первый надрез и совсем было потеряла мужество при мысли о том, что может испортить сукно, но все же, наконец, набралась храбрости, притворившись, что перед ней всего-навсего оленья шкура, и мысленно отметив, где у оленя должны быть ноги. Это оказалось легче всего, потому что Уинсом привыкла шить одежду из кожи.
Ловко орудуя толстой иглой, добытой тем же Олафом, Уинсом что-то напевала, радуясь, что скоро наденет новый наряд. Самым трудным оказалось сделать бахрому, которой индеанки обычно украшали вырез и рукава. Ткань была слишком мягкой, но Уинсом старалась как могла.
Она пришила бахрому и приложила платье к груди, критически осматривая свою работу. Нет, некрасиво. Бахрома должна лежать на груди гладко, а она вся скрутилась, вывернулась в разные стороны и выглядит неряшливо. Что делать?
Уинсом задумчиво потерла подбородок. В это мгновение низкий мужской голос вернул ее на землю.
– Очень красиво, Уинсом. Мне нравится. Такое красное!
Бренд улыбался прекрасной женщине, нерешительно прижимавшей к груди платье. Уинсом улыбнулась в ответ, слегка покраснела, чувствуя, как становится жарко щекам, и поспешно отвернулась. Она израсходовала слишком много красной охры, и теперь на лице почти не было краски: нужно экономить, запас почти иссяк. Она вновь вспыхнула, испытывая на этот раз угрызения совести, потому что хотела выглядеть привлекательной в глазах Бренда, и смущенно взглянула на него, гадая, заметил ли Бренд, как скудно она накрашена.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41