Зато и деньги мы тоже получали нерегулярно. Лучик поставил дело так, что наша плата зависела от количества отработанных часов, и я уверен, что если бы он мог, он заставил бы нас отбивать время прихода и ухода. Большого Боба и двоих его парней мы почти не видели, поскольку случаи, когда для выполнения того или иного задания требовались обе бригады, можно было пересчитать по пальцам. Большой Боб, Мики и Шон занимались главным образом тем, что собирали дань с торговцев и мелких предпринимателей, которым покровительствовал Темный. Проделывать это надо было раз в месяц или раз в две недели. Работа, сами понимаете, не пыльная, и я подозреваю, что и конвертики с деньгами ребята получали регулярно. Одевались они, во всяком случае, вполне прилично (Боб – тот даже костюмы носил), и я уверен, что никакой грязной работы вроде нашего вчерашнего дельца им исполнять почти не приходилось. Именно бригада Большого Боба ездила с Темным к мистеру Даффи в Нассау, и это обстоятельство бесило Скотчи больше всего, так как он был уверен, что подобные встречи происходят в каком-то шикарном месте. (Мне довелось побывать в усадьбе мистера Даффи в Трайбеке, и я должен признать, что выглядит она достаточно роскошно.) Что касалось нас, то мы под чутким руководством Скотчи занимались главным образом всяким дерьмом: разборками, охраной, выколачиванием дани и – во многих случаях – просто грубым физическим трудом.
Организация всего дела разительно отличалась от того, что было когда-то у нас на родине. Там шайки рэкетиров четко разделены на звенья или ячейки и действует жесткая командная система. Каждое дело предварительно обсуждается самым подробным образом, и только потом отдается соответствующий приказ. Здесь, в Штатах, все было куда проще, спокойнее и… безалабернее. У меня порой складывалось впечатление, что и самые ответственные решения Темный принимает с кондачка, без подготовки. К счастью, Лучику в большинстве случаев удавалось держать процесс под контролем.
Дома, в Ирландии, я был «быком» или «бойцом», и это стало моей основной специальностью. В Америку мне, однако, ехать не хотелось. С четырнадцати до шестнадцати лет я был членом шайки рэкетиров, действовавшей в Северном Белфасте; за это время мне довелось стать свидетелем нескольких чрезвычайно неприятных происшествий, и когда моя кузина Лес предложила мне поработать в Нью-Йорке у Темного Уайта, я отнесся к ее словам без особого энтузиазма. Я не хотел больше участвовать в насилии, меня от него тошнило. Как только мне исполнилось шестнадцать, я расстался с прежними товарищами и поступил в армию, но из этого ничего путного не вышло. В конце концов я оказался безработным, живущим на мизерное пособие; когда же и эти выплаты прекратились (почему – я уже рассказывал), у меня не осталось другого выхода. Лес обещала подыскать мне работу каменщика, такую, как у ее деверя (многие безработные потихоньку подрабатывали кладкой кирпичей), но Лучику каменщики были не нужны. Оставался только криминальный бизнес. Бизнес, впрочем, оказался не таким масштабным, как я ожидал. Темный занимался двумя основными разновидностями рэкета – «крышевал» мелких предпринимателей и договаривался с профсоюзами, причем дело это было настолько отработанным, что запугивать никого особенно не приходилось. Не брезговал он и ростовщичеством под грабительские проценты, однако этот способ извлечения доходов применялся им исключительно к недавним иммигрантам-ирландцам и не играл сколько-нибудь заметной роли. А с некоторых пор мне и вовсе стало казаться, что наша деятельность для него не важна, почему Темный и сумел, так сказать, перераспределить свои акции, поместив их в другие, более прибыльные области.
Пока я потихоньку дремал, Темный говорил:
– …Итак, в мое отсутствие Скотчи взял инициативу на себя и решил возникшую проблему, а заодно показал всем, что мы настроены серьезно и шутить с нами не стоит. Сейчас мистер Лопата лежит в той же больнице, что и бедняга Энди, однако нельзя сказать, что они в одинаковом положении. Если верить врачам, Энди будет на ногах уже через пару дней. Что касается Лопаты, то при большом везении он сможет выйти из больницы только к Рождеству. Отличная работа, Скотчи!
Последовали кивки и удовлетворенное бормотание. Темный продолжал:
– Если кто-то из вас намерен навестить юного Эндрю, его друзья по достоинству оценят подобный поступок. Я уже побывал у него и должен сказать, что он держится молодцом.
И Темный улыбнулся.
Наш босс был зрелым мужчиной среднего возраста, обремененным к тому же множеством забот, но я не мог не признать, что выглядит он очень неплохо. Темный был склонен к полноте, но он регулярно занимался в гимнастическом зале и красил волосы, что придавало ему вид сенатора с гнильцой, каких иногда показывают в кино. Глаза у него были темно-синими, почти черными, а кожа – смуглой, так что посторонний человек мог принять его за кого угодно, но только не за ирландца. На мой взгляд, он был больше похож на араба. Скотчи, будучи в сильном подпитии, однажды рассказал нам, что мать Темного нагуляла сыночка на стороне и что настоящим отцом Темного был на самом деле какой-нибудь португальский матрос. Каждому из нас было известно, что у Скотчи язык без костей, однако на сей раз в его словах, похоже, была толика истины. Свое прозвище Темный получил, однако, не столько за свою смуглую кожу, сколько за то, что его фамилия была Уайт . Теренс Уайт – так звучало его полное имя, но в глаза его называли только Темным или мистером Уайтом. Интересно, подумалось мне, а как зовет его Бриджит в интимной обстановке?
Темный все говорил; ему, как видно, нравился звук собственного голоса.
– …Хочу еще раз сказать про придурка, который поднял руку на нашего Эндрю. Вы, парни, славно его проучили. Особенно ты, Майкл. Я слышал, ты проделал просто ювелирную работу. Буквально на днях я говорил Лучику, что с негодными инструментами даже лучший мастер ничего не добьется. Так вот, Майкл, ты и Скотчи – мои самые лучшие, самые надежные люди, – сердечно сказал Темный, и я вдруг поймал себя на том, что мой рот сам собой разъехался до ушей. Скотчи, сидевший у противоположного конца стола, повернулся и подмигнул мне.
– Спасибо, мистер Уайт, – сказали мы хором.
Лучик тоже кивнул нам с явным одобрением, а Большой Боб пробормотал что-то вроде «Отличная работа». Из всех сидящих за столом только я, Скотчи и Фергал были настоящими, стопроцентными ирландцами; кроме того, мы были из Северной Ирландии, что прибавляло нам авторитета, хотя в организации мы и занимали подчиненное положение. Нас считали отчаянными парнями, готовыми на все. Привычка Скотчи рассказывать о своих юношеских подвигах или во всеуслышание приниматься вдруг рассуждать о том, как следует начинять гвоздями взрывные устройства или мастерить мины-ловушки, еще подливала масла в огонь, укрепляя нашу репутацию сорвиголов, я же обо всем таком помалкивал, что, по моему мнению, имело чуть ли не больший эффект.
Темный закончил свою вступительную речь, и слово взял Лучик, который заговорил о вещах более прозаических и скучных. Потом Темный решил посвятить нас в подробности выборов в местные отделения профессиональных союзов, но я, честно сказать, слушал его вполуха. В конце речь зашла о каких-то внутренних организационных вопросах, но это продолжалось недолго, так как Лучик никогда не перегружал нас подобными мелочами. У меня в памяти остались лишь слова о том, что переговоры с Дермотом, которые должны были состояться вчера, пришлось перенести на пару дней. Еще Лучик сказал, что сам поедет с нами на разборку, чтобы серьезность происходящего скорее дошла до маленького ублюдка.
После этого повестка дня была исчерпана, и меня, Фергала, Шона и Мики Прайса отпустили, велев отправляться вниз. С нами пошел и Боб, которому понадобилось в туалет. Выйдя оттуда, он окинул нас сердитым взглядом и снова поднялся наверх.
Бар был полон, и Пат усадил нас за единственный свободный столик в углу. По идее, платить за пиво была очередь Мики, но поскольку Фергал углубился в подробный рассказ о наших вчерашних похождениях, я отправился к стойке сам. Когда я вернулся, с трудом неся четыре большие кружки, Фергал уже заканчивал, причем согласно его версии получалось, что на обратном пути мы все съели в «Макдональдсе» по бигмаку – нам, дескать, все нипочем. Мики Прайс слушал его с разинутым ртом, но на Шона Маккену, который побывал в федеральной тюрьме в Техасе и отсидел четыре года то ли в Оссининге, то ли в Аттике, наши приключения не произвели большого впечатления. Судя по его взгляду, он готов был рассказать историю покруче. Я не сомневался, что в его рассказе одному отрежут голову ножовкой, другого выпотрошат при помощи ножниц по металлу, третьего прибьют гвоздями к потолку или будут пытать электросварочным аппаратом, поэтому прежде, чем он открыл рот, я отправился в туалет.
Прежде чем вернуться к столику, я поболтал немного с Патом и миссис Каллагэн и поискал Бриджит, но, по всей вероятности, она ушла куда-то с подругами.
Потом сверху спустился Скотчи. Тронув меня за плечо, он сказал, что Темный и Лучик хотят меня видеть.
«Вот твой последний шанс удрать», – сказал я себе, но мне не хватило смелости броситься к дверям, и я послушно поднялся в банкетный зал.
Когда я вошел, Темный, Лучик и Боб просматривали какие-то бумаги.
– Гхм, – откашлялся я. – Вы хотели меня видеть?
Темный даже головы не поднял. Лучик улыбнулся.
– Да, Майкл, – сказал он. – Садись-ка сюда…
Я сел. Темный повернулся и посмотрел на меня.
Большой Боб поднялся. Зачем? Чтобы удобнее было нанести удар?
– Вчера вечером я говорил с Лучиком о тебе, Майкл… Должен сказать откровенно – мы давно к тебе приглядываемся, и пока нам нравится то, что мы видим. Я вот что хотел сказать тебе, Майкл: если ты не скурвишься и будешь работать как следует, мы тебя не забудем. И тогда ты сможешь добиться многого, – сказал Темный, вручая мне конверт, в котором лежало пять двадцатидолларовых бумажек.
– Спасибо, Темный, – поблагодарил я.
Лучик ухмыльнулся:
– С тобой все. Можешь идти.
Я поднялся и не спеша двинулся к выходу. Меньше всего мне хотелось, чтобы они поняли, как мне хочется поскорее убраться отсюда.
– Да, и навести Энди, – сказал Темный, когда я был уже у дверей.
Четыре моих обычных кружки я уже выпил, поэтому внизу я попрощался с парнями и поехал домой. Путь был неблизкий, к тому же, несмотря на усталость, я решил последовать совету Темного и, не откладывая дела в долгий ящик, побывать в больнице и узнать, как поживает Энди. Речь шла не о посещении – посетителей в палаты наверняка пускали только днем. Я хотел просто навести справки о нашей крошке.
Интересно, почему Темный вообще заговорил об Энди? Может, он хотел, чтобы я своими глазами увидел, что случается с дружками Бриджит? Гм-м…
Больничные корпуса были разбросаны по довольно обширной территории, и мне пришлось четыре раза обращаться к охранникам, прежде чем я узнал дорогу в отделение реанимации, но даже после этого я по ошибке забрел в приют для бездомных.
Разумеется, в реанимацию уже не пускали, а когда дежурная сестра узнала, что я даже не родственник, она буквально вытолкала меня, велев приходить в более приличное (как то считают пресвитериане) время.
С таким напутствием я отправился восвояси. Я собирался покинуть больницу, но снова заблудился. Пока я разыскивал выход, мне попался туалет, я воспользовался случаем, чтобы отлить. Покончив с этим важным делом, я вышел в коридор, раздумывая, как, черт побери, мне отсюда выбраться, когда вдруг увидел… Кого бы вы думали? Миссис Лопата собственной персоной! Она стояла буквально в двух шагах от двери туалета и, сжимая в дрожащей руке пластиковый стаканчик с кофе, с ненавистью смотрела на меня.
Я уверен, что на моем месте Скотчи, не задумываясь, сделал бы ноги. И по-хорошему мне тоже следовало удрать. Это было бы самое разумное, но вместо этого я подошел к ней и сказал:
– Эй, послушайте, я здесь не из-за Лопаты. Я навещал одного приятеля и заблудился, а теперь никак не могу найти выход. Я вовсе не хотел вас пугать. Извините.
Она довольно долго смотрела на меня исподлобья, и я уже думал, что сейчас она вцепится в меня ногтями или обольет своим кофе, но она вдруг заплакала. Плечи ее затряслись, а кофе выплеснулся из стаканчика и потек по руке.
Сначала я растерялся, потом осторожно взял стаканчик у нее из рук и подвел к стоявшим у стены пластиковым сиденьям. Миссис Лопата поплакала еще немного, достала носовой платок, высморкалась, потом всхлипнула еще несколько раз. Через минуту-другую она успокоилась и внимательно посмотрела на меня. Под ее взглядом я чувствовал себя очень неловко, и мне захотелось что-то ей сказать.
– Как он? – спросил я.
– В сознании. Его оперировали четыре часа. Четыре часа под ножом! Ему дали наркоз, накачали болеутоляющими, а он все не спит! Это так на него похоже. Все сиделки были просто поражены – они такого еще не видели.
– Да, Лопата крепкий парень, – сказал я.
– Но с троими ему было не справиться, – ответила она.
– Нет.
Некоторое время мы сидели молча. Потом я снова посмотрел на нее:
– Конечно, от слов мало проку, но я надеюсь, что он поправится.
– Зачем Скотчи понадобилось его калечить? Он бы заплатил. Он всегда платил! – воскликнула она.
Теперь я понял, в чем дело. Она думала, что с Лопатой расправился Скотчи, что я лишь помогал ему… Что ж, я не стал ее переубеждать.
– Скотчи думал, что Лопата завалил нашего Энди, – сказал я, решив, что от Скотчи не убудет, если она станет считать виноватым его.
– Но он ничего такого не делал, – грустно возразила она.
– Да, я знаю, – вырвалось у меня.
У нее на щеке синел внушительных размеров синяк – это Скотчи ударил ее рукояткой револьвера. Волосы у миссис Лопаты были короткие, светлые, и это шло ей куда больше, чем нелепый черный парик, который был на ней вчера. Парик был ей совершенно не к лицу…
Мысль, как это часто со мной бывает, самопроизвольно облеклась в слова.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58