Поэтому были готовы мероприятия по уничтожению всех прежних властных структур, включая Верховный Совет и правительство.
Короче говоря, пожар - лучшее средство не только от клопов, но и от ревизии.
Наконец Адамян выдохся. Небаба разлил остатки кофе: Адамяну - в стакан, себе - в крышку термоса.
- Ваша повесть, полковник, весьма похожа на правду... Откуда только вы так хорошо все знаете?
- Я не просто мелкая сошка, а военный координатор по Закавказью будущего правительственного совета. Генерал Ткачев, царствие ему небесное, в качестве военного министра должен был стать моим непосредственным начальником.
- Товарищ генерал-майор. - Мирзоев тронул за локоть Савостьянова. - Не слишком ли старательно он стучит? Ведь не врет. Во всяком случае, в том, что нам с Седлецким известно.
- А что ему остается? - пожал плечами генерал. - Понимает ведь, что на мятеже можно поставить крест. И тут выигрывает тот, кто быстрее сдаст остальных. Тем более Адамян уверен, что Ткачев мертв.
Словно подслушав этот разговор, Небаба сказал:
- Ценю вашу откровенность, Рафаэль Левонович. Приятно было побеседовать.
- Да ладно вам... Я потому так откровенен, если хотите знать, что не придаю особого значения своим показаниям. Собственную жизнь спасаю. И меня потом правильно поймут. Готов поспорить на что угодно, хоть на миллион, который вы с таким благородным негодованием отвергли... через неделю выйду отсюда. Ну, через месяц. Уляжется пыль - и выйду.
- Мечтать никогда не вредно, - сказал Небаба.
- Вы хоть понимаете до конца, на ко го замахнулись? Ни хрена вы не понимаете... Вы же сейчас только сверху траву дергаете. А корни - глубоко в земле. Эх, майор!.. Вашими руками одни пауки давят других. А победившим паукам мы завтра понадобимся снова. И вы будете нужны, и я! Так что, как ни крути, мы остаемся по одну сторону баррикады.
- Возможно, - угрюмо сказал Небаба. - Только я, в отличие от вас, не куски за баррикадой сшибаю, а исполняю свой долг. И в этом заключается апологиа про вита, если хоть что-нибудь понимаете в латыни.
- Понимаю, - усмехнулся Адамян. - Три курса юридического как-никак. Только это слабое оправдание жизни - долг. Это значит, вся жизнь проходит в долг. Вся жизнь! А рядом другие становятся кредиторами жизни. Будущее в этой стране за теми, кто уважает деньги. Скучно, майор! Устал я от вас...
- И я от вас тоже, позвольте заметить со всевозможным моим смирением, устал. Потапов, позови санитаров!
В приемной начальника Управления, небольшой унылой комнате с серыми стенами и зашторенными окнами толкался народ и приглушенно, как на похоронах, разговаривал.
Акопов пожал руку Толмачеву, взглянул на часы и вздохнул:
- Не знаешь, совещаловка надолго затянется?
- Думаю, на час-полтора. Куда торопишься?
- Хотел Людмилу повидать. Ей отпуск дали на две недели - в Ставрополь собралась. Да чувствую, не успею.
- Серьезно у вас завертелось? - подмигнул Толмачев.
- Серьезнее некуда, - слабо улыбнулся Акопов. - Последний шанс, Коля... Не женюсь сейчас - помру холостым.
Подошел, светя лошадиными зубами, полковник Кардапольцев.
- Ну, как тут, в высоких сферах, Николай Андреевич? Пообвыкся? Назад не тянет?
- Тянет, - признался Толмачев. - Иногда даже снится, как с Олейниковым ругаюсь.
- Приходи ругаться наяву. Шаповалова от нас совсем забрали, должность свободна. Звезду схватил - и подавай Бог ноги!
- Договорились... Еще одну схвачу - попрошу перевод.
Кардапольцев хохотнул, погрозил пальцем и вернулся к своим. Из кабинета начальника Управления выглянул референт, полковник Кабышев, поманил Толмачева:
- Твой где? Начинать пора...
Прихрамывая, торопливо вошел Савостьянов.
В расстегнутой ширинке гордо, как флотский вымпел, трепыхался уголок рубашки. Толмачев успел перехватить генерала сразу за дверью. Смех и грех.
За столом у начальника все не уместились - взяли стулья в приемной. Только сейчас Толмачев по-настоящему понял, какая громадная машина была запущена тогда, в конце апреля. Ведь за каждым человеком, сидящим в кабинете, маячили группы, отделы, подразделения... За короткий срок службы референтом у Савостьянова Толмачев со многими из них познакомился, но большинство до сих пор не знал даже в лицо.
"Разбор полетов" затянулся, хотя все выступали коротко. Наконец начальник Управления взял заключительное слово. Акопов поймал взгляд Толмачева и развел руками.
- Значит, не согласен с критикой? - спросил в этот момент начальник Управления. - Ну, чего ручки растопырил?
- Обидно, товарищ генерал-полковник, - нашелся Акопов, который слушал речь начальника не слишком внимательно.
- Повторяю, Акопов, персональное тебе спасибо, но все-таки перестарался ты, брат. Ворье замочил хорошо, грамотно. Надо было по этой схеме поработать и с чиновниками. А ты спектакли устроил!
Тут и взрыв газа, и автокатастрофа, и утопление по пьяной лавочке... Не было времени на такие сюжеты!
- Вы же сами, товарищ генерал-полковник, приказали, чтобы все выглядело естественно.
- Естественно выглядели бы дырки в голове, - отмахнулся начальник Управления. - Намек для мафии и урок остальным... Ну ладно. В целом мы сработали на четверку с плюсом. Большую гадюку задавили. Подождем, когда новая вылупится. А пока подготовь приказ, Юрий Петрович, отметь людей. Вопросы есть?
- Неужели все кончилось? - тихо, хоть это услышали все, спросил Седлецкий. - Как-то скромно прошло, незаметно, а?
- А зачем нам фейерверки? - в свою очередь, спросил начальник Управления. - Пусть другие пускают ракеты да хлопушки... А у нас нормальная профессиональная работа. Утром народ проснется - и не догадается, что пережил очередной переворот. Только так и надо действовать. Все свободны. Спасибо, ребята, за службу!
Они очутились на темном и пустынном в этот поздний час Рождественском бульваре.
- Обмыть бы надо это дело! - сказал Акопов, помахивая бумажником. Душа горит.
- Поддерживаю, - сказал Мирзоев. - Голосую двумя руками.
- Ну, не знаю... - сказал Седлецкий. - Я за рулем.
- Ничего, - сказал Толмачев. - Возьмем разгонную машину.
- Я - пас, - вздохнул Небаба. - И так желудок в узел сворачивается. На одних нервах столько времени... язва, ети ее мать! Так что без меня, без меня. Считайте, мысленно с вами.
Он пожал всем руки и поплелся к метро "Цветной бульвар".
Помолчали, проводили взглядами сутулую фигуру старшего дознавателя. Седлецкий, колеблясь, сказал:
- Двенадцатый час... Куда мы ополночь пойдем?
- Свинья грязь найдет, - засмеялся Акопов.
- Все, - сказал Толмачев - Беру командование на себя. Народу осталось как раз на один кузов.
Ждите!
Через минуту он махнул из затормозившей "Волги":
- Загружаемся!
И поехали они в бар к Юрику...
Там, как и год назад, выли барды из динамиков, ритмично колыхались волны табачного дыма, а старичок-лошадник обмывал очередной выигрыш на бегах. Юрик выскочил из-за стойки, чтобы обнять Толмачева.
- Ну, Коля! Сто лет не видел. Где тусовался?
- Отдыхал. - Толмачев сложил из пальцев решеточку. - Вот, пришли с корешами обмыть возвращение.
Юрик оглядел сподвижников Толмачева и зябко поежился:
- Крутые мужики...
- Крутые - спасу нет. За каждым - мокруха... Так что мы у тебя посидим, Юрок. Не обессудь, если задержимся. Не обидим.
- Какие разговоры, Коля! - взмахнул Юрик салфеткой. - Да хоть до утра заседайте. Идите в уголок. Тут мне японского виски завезли...
- Японского не надо, - поморщился Толмачев. - Найди-ка русской водки, брат!
Оставшись с Савостьяновым, начальник Управления подмигнул своему заместителю:
- Еще пьешь "Эгриси"?
- По такой жаре... Из бумажных стаканчиков?
Не откажусь.
Но выпить им не дали. Забренькал телефон правительственной связи. Начальник Управления покосился на часы, пожал плечами и нажал кнопку громкой трансляции.
- Добрый вечер, Виктор Константинович...
Это Мостовой говорит.
- Слушаю вас, Владимир... э... Степанович, - поморщился генерал-полковник.
- Савельевич я, - вздохнул Мостовой.
- Ну, извините.
- Ничего. Начнем плотнее общаться - вы не станете пугать меня с премьером...
- А вы полагаете - начнем? В смысле - общаться? Да еще и плотнее?
- Начнем. Хочу поставить вас в известность, Виктор Константинович... Сегодня указом президента я назначен первым заместителем председателя правительства. Буду курировать экономику. Кроме того, президент ввел меня в Совет безопасности в качестве номинального заместителя секретаря. Хотя такой должности формально не существует, но...
сами понимаете.
- А что вы собираетесь курировать в Совете безопасности, Владимир Савельевич? Или это секрет?
- От вас у меня нет секретов. В Совете безопасности я буду работать с силовыми структурами.
В том числе с вами.
- Поздравляю, - без энтузиазма в голосе сказал генерал-полковник. - А общаться когда начнем?
- Прямо сегодня, - сказал Мостовой. - Вы знаете, где находится запасной командный пункт Московского округа? Ну, на Каширке? Впрочем, у кого я спрашиваю... Жду вас, Виктор Константинович, на ЗКП. Достаточно часа, чтобы добраться?
Да, еще... Прихватите и вашего заместителя. Того генерала, который курировал спецоперацию. До встречи.
Коньяк они все-таки выпили - без тостов и восклицаний. Восклицать почему-то не хотелось.
- Поехали, куратор, - вздохнул начальник Управления. - За какое место тебя прихватить?
- Мне нужно минут десять, - поднялся Савостьянов. - Переодеться хочу. Давненько не хаживал к высокому начальству в мундире.
- Как знаешь, - сказал начальник. - А я поеду в джинсах. И в сандалетах. Наглецов сразу надо ставить на место.
32
"В ситуации, когда система государственной власти в России находится в расшатанном состоянии, любой акт применения военной силы может быть чреват неожиданностями. Политическая обстановка меняется столь стремительно, что принятие решений в применении карательных санкций может быть осуществлено в одних условиях, а их реализация будет происходить уже в других. Поэтому силу оружия нужно использовать как можно более осмотрительно, не допуская излишней жестокости, а главное, необходимо находить при этом поддержку хотя бы одной из противоборствующих сторон.
В таком случае применение войск будет оправдываться в массовом сознании не только ссылками на закон, но и необходимостью восстановления справедливости. Самое же главное - и этому учит опыт истории - заключается в последовательности действий: если принято решение о применении силы, то оно должно быть выполнено любой ценой. Громкие заявления политиков, за которыми не следуют реальные действия, наносят непоправимый урон авторитету государственной власти..."
"Политика России на Кавказе".
Фрагменты конфиденциального доклада,
"Кто есть кто",
1993, № 6.
Шоссе довольно оживленно и ночью, особенно в районе станции метро "Каширская". В тусклом свете редких фонарей несутся навстречу друг другу два автомобильных потока, где, словно крупные бревна, проплывают автобусы и грузовики. Если едешь от центра города, то видишь, как за "Каширской" от шоссе в сторону Царицына протянулся Пролетарский проспект. Трасса сразу же ныряет в широкую пойму речки Чертановки, пологие берега которой заросли редким чахлым кустарником. Саму речку перед Пролетарским проспектом завели в коллектор, и она, пройдя долгий путь под новостройками и дорогами, выныривает из-под земли, только чтобы влиться в полноводную Москву.
Тут и днем не на чем остановиться взгляду - тянется и тянется унылое, сирое пространство. Сплошные задворки. Вдалеке на горе белеют дома у Каширского шоссе. Здесь же - пустыри, поделенные на большие и маленькие загоны. В одних поднимаются ржавые трубы, в других торчат, похожие на трухлявые грибы, склады и сторожки. В третьих вообще ничего нет, кроме огороженной пустоты. На первый взгляд захватил кто-то кусок земли, обнес его высоченным забором из бетонных плит с колючей проволокой поверху, а теперь размышляет - то ли начинать строиться, то ли картошку сажать.
К одному из таких участков и подкатила бронированная "Волга" начальника Управления. Полукилометровое асфальтированное ответвление от дороги упиралось в серые металлические ворота. Едва машина подъехала к ним, ворота чуть раздвинулись.
Вышел сержант в камуфляже, заглянул в салон и удивился. На переднем сиденье застыл, словно перед фотографом, худой генерал-майор в летней форме со щитом из орденских планок. А на заднем сиденье... Перечитав удостоверение в третий раз, сержант убедился, что хипповатый пожилой дядька и есть тот самый инспектор Министерства обороны, на машину которого был заказан пропуск. Сержант вернул удостоверение и открыл ворота на роликах. "Волга" проехала еще с полсотни метров и очутилась перед длинным металлическим ангаром.
За ним в темноте проступал частокол мачт с растяжками - антенное поле.
Еще одни ворота, еще один удивленный сержант - и машина въехала в ангар. Здесь горели бестеневые ртутные лампы и было светло, как днем.
Половину ангара занимали коробки воздуховодов, энергоблоки и мастерские. На другой половине располагалась автостоянка. Кроме нескольких армейских "КамАЗов" с пеленгаторными станциями, видны были престижные иномарки с правительственными номерами.
Едва начальник Управления с заместителем выбрались из "Волги", подскочил чернявый капитан, отдал честь Савостьянову:
- Здравия желаю, товарищ генерал-майор! Приказано сопроводить.
И повел их к бетонному блоку с лифтовыми шахтами. Лифт как лифт, даже зеркало в кабине оказалось - узкое, на уровне лица. Под зеркалом на коричневом пластике белела царапина: "ДМБ-92.
Вася. ВГРД".
- Привет из Волгограда, - расшифровал клинопись начальник. - Не удержался от эмоций дембель Вася...
Капитан дипломатично промолчал. Они опустились, как прикинул Савостьянов, метров на пятнадцать - шахта прорезала древние отложения на косогоре до самого материка. Вскоре капитан повел их по узкому сумрачному коридору с неровными бетонными стенами, по которым тянулись связки кабелей. Начальник Управления заметил, как Савостьянов, сосредоточенно глядя вперед, шевелит губами, и спросил:
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43