Диссертаций не писать. Читать их некогда. Все свободны, кроме Крохмалева и Толмачева.
Полковник с усмешкой запустил по столу пепельницу.
- Травись, Николай Андреевич... А то разговор долгий.
2
"1. Подготовить общественное мнение к возможности коммунистического реванша во главе с ВС.
2. Огласить материалы о заговоре ВС на межведомственной комиссии по борьбе с преступностью и коррупцией.
3. Блокировать сдвиг Совмина в сторону ВС.
4. Начать кампанию в прессе и на ТВ по дискредитации ВС, Совмина и президента, возложив на них ответственность за инфляционные процессы.
5. Создать информационный вакуум вокруг президента.
6. Привлечь "демвоенных".
7. Мобилизовать криминальные структуры и подконтрольные силовые подразделения.
8. Расколоть "патриотов".
9. Спровоцировать жесткую реакцию ВС и перейти к карательным действиям.
10. Обнародовать декрет о передаче власти KHC".
Из "Аналитической записки".
1993, март. Архив.
Седлецкий подписал экзаменационную ведомость и отдал старосте группы, таджику Озадову, который скромно дожидался конца зачетов.
- А друг ваш драгоценный... Макартумян! - спохватился Седлецкий. - Он думает сдавать зачет?
- Конечно, думает, Алексей Дмитриевич, да, - покивал Озадов. Родственника хоронит. У него родственники в Карабахе.
Седлецкий посмотрел в окно, в институтский дворик, где на черной клумбе проступали багровые ростки пионов, и вспомнил шаонские розы.
- Появится Макартумян, - строго сказал он, - пусть найдет меня немедленно. Постараюсь быть снисходительным, учитывая обстоятельства. Но зачет он должен сдать. Еще неизвестно, как сложится вся сессия. На каникулы домой поедете, Озадов?
- Домой, да. В Ходжент. В Ленинабад.
- Хороший город. - Седлецкий перешел на фарси. - У меня там товарищ работает. Если не трудно, зайдите, передайте большой привет.
- Не трудно, да, - вновь покивал Озадов крупной круглой головой. Передам, Алексей Дмитриевич. Называйте адрес, пожалуйста.
И вытащил ручку.
- Успеется, - отмахнулся Седлецкий. - Потом поговорим, ближе к отъезду. Кстати, Озадов, это будут последние ваши каникулы. Через год вы вольная птица. Не думали о будущей работе?
- Думал, да. Дядя обещает устроить в наше посольство. Здесь, в Москве.
- Послом? - улыбнулся Седлецкий.
- Пока нет, - не принял шутки Озадов. - Молодой я. Буду помощником торгового представителя.
- Важная карьера, - буркнул Седлецкий порусски. - Стоило ли для этого учиться в нашем институте?
Озадов лишь виновато пожал покатыми борцовскими плечами. Седлецкому нравился этот плотный крепыш - собранный, дисциплинированный, не по возрасту серьезный. Учился он хорошо, хоть на первых курсах были у него сложности с русской грамматикой. И чтобы покончить со сложностями, Озадов дважды переписал сборник чеховских рассказов. О чем и узнала институтская общественность от неугомонного Макартумяна.
Второй год Седлецкий приглядывался к Озадову. Чем-то он напоминал Мирзоева, старого боевого товарища по Афгану и по последней операции в Шаоне.
- Могу предложить более интересную работу, - сказал Седлецкий. Перспективную, хорошо оплачиваемую... Правда, она связана с разъездами.
Но вам, Озадов, пока вы молодой, и покататься не грех, за казенный счет мир посмотреть. Верно?
Озадов почесал переносицу, но ответить не успел. В аудиторию влетела яркая, словно попугай, Лерочка, секретарша учебной части.
- Ой, Алексей Дмитриевич! Вас к телефону...
Просто оборвали. Срочно, говорят, и немедленно!
- Так срочно или немедленно? - поднялся Седлецкий. - Велик могучим русский языка... Правда, Лерочка?
Оказалось, и срочно, и немедленно. Через пять минут он уже выводил белую "Волгу" со стоянки перед институтским подъездом, успев лишь позвонить домой и предупредить жену, что обедать не заедет-дела.
Грязь на дорогах оттаяла под апрельским солнцем и шипела под колесами. Машину чуть заносило - пора бы резину сменить... Разворачиваясь на Тверской на Садово-Триумфальную, Седлецкий едва не врезался в темно-вишневый "Вольво", который на самом повороте неожиданно выскочил вперед - подрезал, как говорят автомобилисты. Седлецкий возмущенно забибикал, но хозяин "Вольво"
и ухом не повел.
- Сволочь! - крикнул в сердцах Седлецкий, - Почем права купил?
В последнее время по Москве стало опасно ездить. Мальчики в зарубежных тачках бестрепетно летали на красный свет, подрезали на поворотах, заскакивали на тротуары и газоны, разворачивались в любом неожиданном месте - хоть в центре встречного потока. Гаишники в столице, казалось, вымерли, словно мамонты. В былые годы этот хмырь в "Вольво" давно бы уж дырку в талоне заимел! А то и вообще без прав остался бы... Впрочем, заметил сам себе Седлецкий, в былые годы на московских дорогах почти не встречались иномарки.
Седлецкий благовоспитанно прижался к бровке и тихо-мирно дополз до Самотеки. Не хватало еще в аварию попасть после вызова к заместителю начальника Управления.
Конспиративная квартира генерал-майора Савостьянова выходила окнами на Театр зверей имени Дурова. Многозначительное соседство.
Большая комната напоминала кабинет ученого, этакой пыльной архивной крысы, - тут стоял обшарпанный стол, заваленный рукописями, пожелтевшими ксерокопиями, гранками статей, дряхлыми папками со следами многочисленных наклеек, брошюрами, драными конвертами. В углу, правда, на отдельном столике, посверкивал компьютер с большим монитором, словно бросающий строгостью линий вызов ветхозаветному бардаку на рабочем столе. По стенам стояли застекленные стеллажи с книгами на английском, французском и арабском.
Генерала ценили в узких научных кругах как высококвалифицированного арабиста, знатока наречий Магриба.
Одиннадцать лет он работал квартирьером "Аль Махриби" - международной организации исламских правых. Разъезжал по миру, готовил базы для тергрупп, обеспечивал их оружием и техникой.
Звали его тогда Хассан Мисрий - Хассан Египтянин, потому что внедрился он в Каире. В "Аль Махриби" Савостьянов дослужился до новой клички Газзаби, Сердитый, а в Управлении - до подполковника. Он усовершенствовал знание основных европейских языков и всех арабских диалектов, до которых мог дорваться. С его помощью, а в некоторых случаях при его участии было организовано два десятка нашумевших терактов в Европе и Америке.
Савостьянов был инициатором нескольких серьезных разборок с "Фатхом", после чего палестинцы открыли на Хассана Сердитого настоящую охоту.
Они-то и выдали его итальянской жандармерии.
В личине матерого арабского террориста Савостьянов бежал быстрее лани через всю Италию - от солнечной Калабрии до пасмурного Пьемонта, меняя машины, поезда и документы, а заодно вспоминая, на случай ареста, запасную легенду агента КГБ. Гдето уже за Миланом пришлось прыгать ночью на ходу из экспресса. От погони он оторвался, но повредил колено и на явку в Швейцарии буквально приполз.
Вскоре он вернулся в Москву и начал преподавать в разведшколе Управления. Выдержал один семестр и запросился на оперативную работу. В качестве паллиатива ему предложили должность заместителя начальника Управления и кураторство над службой безопасности. В общении с окружающими, вероятно, вследствие травмы и неутоленной жажды дела, Савостьянов был груб, неуживчив и, раздражаясь, изъяснялся матом, переплетая его витиеватыми арабскими проклятиями. Внешне он походил на черного угрюмого бульдога, украшенного щеточкой насеровских усов с проседью на самых кончиках.
Седлецкий был знаком с генералом более двадцати лет. Еще в институте они встретились в комитете комсомола, где студент Седлецкий представлял курсовое бюро, а аспирант Савостьянов - партийную организацию. Они довольно близко сошлись - по-землячески. Оба были из Ростовской области.
Потом снова оказались вместе в разведшколе Управления. Здесь Седлецкого натаскивали на работу в Иране и Афганистане, а Савостьянов готовился к "нелегалке" в Египте.
Вот так близко они не виделись почти год. Сдал генерал - под глазами мешки, лоб в испарине, складки вокруг рта закаменели. Теперь он еще больше походил на бульдога. На больного и старого бульдога. Выбравшись из-за стола, Савостьянов побрел, сильно хромая, к окну, из которого открывался вид на сад ЦДСАи новые дома Олимпийского проспекта. Закурил и спросил:
- Тебе арабисты не нужны?
- Хорошего человека всегда пристроим. По блату. А если серьезно...
- Я серьезно и спрашиваю! - перебил генерал и повернулся к Седлецкому. - Пора, чувствую, в отставку уходить.
- Так все плохо? - насторожился Седлецкий.
- Хуже некуда, Алексей... Все, суки, сговняли, про...бли! Всякая шелупонь, всякая бумажная потаскушка, твою мать, звонит мне по обычному городскому телефону! А? Как в баню звонит насчет свободных нумеров! Президент, видите ли, поручил составить справочку. Причем быстренько. А? Быстренько, аннанин кейсим! Естественно, я этого придурка отшил. И приказал адъютанту больше не соединять. Что ж ты думаешь?
- Позвонил другой придурок, - предположил Седлецкий. - Чином повыше.
- Верно, - согласился генерал. - С тем же поручением... Они там что, с ума посходили? За кого нас держат? Вообще, откуда они знают о существовании Управления? Нет, надо уходить к едрене фене, алларахим...
- Ну и правильно, - после небольшой паузы сказал Седлецкий. - Без работы не останешься.
С нового учебного года возьмешь группу первокурсников. Не забыл, полагаю, разницу между дивани и магриби? А между таликом и насталиком?
Генерал прохромал к столу, взял старый конверт и стремительно начертал четыре раза одно и то же предложение справа налево, в столбик. Перебросил конверт Седлецкому, который развалился в единственном гостевом кресле. Тот полюбовался классическими разновидностями арабского письма и заметил:
- Прекрасно, Юра, прекрасно... А я так не умею. Кстати, не разберу последнее слою.
- В Алжире и Тунисе так называют евнухов.
А восточнее, в Ираке или в Сирии, это слово обозначает ругательство.
- Какое? - с научным интересом поднял глаза Седлецкий.
- Очень простое - мудак!
- Ты бы порвал листочек, - посоветовал Седлецкий. - Не дай Бог, сыщется еще какой арабист.
И узнает, кого ты евнухом окрестил. Не вводи ближних в грех стукачества!
Генерал бросил конверт в пепельницу и поджег.
- Значит, вместе преподавать будем, Юрии 11етрович? - задумчиво спросил Седлецкий. - А тут пусть командуют эти... Как их в Ираке зовут?
Савостьянов разбил спичкой слой пепла и вздохнул. - Ладно, замнем, Алексей. Это я поплакался тебе в жилетку. А вообще-то вызвал по делу. Вот, познакомься.
- Аналитическая записка, - вслух прочитал Седлецкий заголовок ксерокопии. - Первое: подготовить общественное мнение к возможности коммунистического реванша...
Он пробежал взглядом листок и пожал плечами.
- Бред какой-то!
- Бред? - прищурился Савостьянов. - Нет, голубь... За этим бредом деньги, амбиции, оружие, ненависть. Поэтому, так сказать, в порядке бреда создано оперативное подразделение под моим чутким руководством. Ты возглавишь группу. Часть людей ждут в Ставрополе, часть останется здесь, в Москве, на случай обострения ситуации.
- Дай-ка еще раз посмотреть, - попросил Седлецкий и долго вчитывался в короткие строчки аналитической записки. - Остаюсь при своем мнении - это бред. Однако при благоприятных обстоятельствах, при четкой организации дела...
- Вот именно, - вздохнул генерал. - Когда ты узнаешь, кто за этим стоит, то поймешь, что четкости им не занимать стать.
- Людей из моей группы я знаю?
- Вполне возможно. Они вот-вот должны подойти.
Тут и звякнул телефон. Генерал послушал секунду и приказал в трубку:
- Поднимайтесь!
Когда открылась дверь, Седлецкий улыбнулся:
- Можно было сразу догадаться...
В поношенной, чуть мятой полевой форме, успевший обгореть на раннем южном солнце, Мирзоев выглядел обычным ветераном глухого гарнизона, неожиданно командированным в Москву. Зато Акопов смотрелся так, словно только что выбрался из темно-вишневого "Вольво", который досаждал Седлецкому на повороте с Тверской: шикарный костюм, толстая золотая цепь на шее, модные туфли.
С Седлецким оба поздоровались сдержанно, косясь на заместителя начальника Управления.
- Садитесь, - сказал генерал. - Спихни папки на пол, Акопов, и бери стул.
Савостьянов подмигнул Седлецкому.
- Ну. Алексей Дмитриевич, одолевают вопросы?
- Одолевают, - согласился Седлецкий. - Например, хотелось бы понять, каким образом майор Акопов...
- Майор Акопов недавно соизволил вернуться на службу, - с усмешкой доложил генерал. - Побегал и вернулся. От конторы не сбежишь. Так, Акопов? Ну вот... После служебного расследования бег на длинную дистанцию майору простили. И даже зачли, по-моему, в качестве командировки внедрения. Не знаю, правда, в какое болото он внедрялся.
- Зачесть-то зачли, - пробормотал Акопов, - а командировочные не выписали, товарищ генералмайор. Зато все, что я в этом болоте заработал, приказали внести в кассу конторы. А потом мы еще говорим о стимулах...
- Не наглей, братец, - построжал генерал. - Скажи спасибо, что тебя не повесили. Ну-с, а майора Мирзоева мы отозвали в резерв управления кадров Минобороны. Пусть поболтается в резерве. Пока не потеряется. Ничего, солдат спит, а служба идет. С жильем вопрос решил, Мирзоев? Ну, молодец. А теперь к делу.
Савостьянов вынул из сейфа пачку фотографии.
- В стране, как вы знаете, циркулируют слухи о госперевороте. Какова, хотелось бы знать, реакция на эти слухи в вашем окружении? Начнем с профессора.
- Слухи бродят, - согласился Седлецкий. - Активно обсуждаются. Даже в очереди в буфете. Однако, насколько можно судить, никто в переворот не верит.
- Не верит... - повторил генерал. - Так, Акопов, твои наблюдения? Что говорят о перевороте в криминальной среде?
- Обсуждают активно, товарищ генерал-майор.
С одной стороны, боятся. С другой - не очень верят. Хотя и ждали переворота на прошлые ноябрьские праздники, потом почему-то тринадцатого декабря. К счастью, пока не дождались.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43