– А еще вам надо поговорить с мистером Экманом о рекламе. Экман занимается размещением рекламы в нескольких местных изданиях, которые мы печатаем. Он займется и вашим. Чувствуйте себя как дома, – сказал Лоуренс, уходя.
– Когда вы планируете издать первый номер, Долан? – поинтересовался Экман.
– Примерно через неделю.
– У вас есть кто-нибудь на примете, кто мог бы подбросить нам пару заказчиков?
– Прямо сейчас – нет Я еще этим вопросом не занимался.
– Совсем не последнее дело. Пара хороших заказов на рекламу может окупить накладные расходы.
– Знаю.
– Как насчет ваших друзей? Неужели у вас не найдется пары-тройки подходящих друзей в солидных магазинах, которые могли бы принести нам выгоду?
– У меня таких нет, – ответил Долан. – Жаль, конечно. Пока что я новичок в этом деле, но попытаюсь придумать что-нибудь перспективное.
– Ладно, пока что поработаю со старыми клиентами, – сказал Экман. – Вы уже придумали название журнала?
– Думаю назвать его «Космополит».
– «Космополит»! Неплохо, – попробовал название на вкус Экман. – Неплохо.
– Полагаете, удастся раздобыть заказы для первого выпуска?
– Почему бы и нет? – усмехнулся Экман, направляясь к двери. – Конечно, рекламный бизнес – дело жесткое, но новизна должна помочь привлечь к себе внимание рекламодателей.
– Это, конечно, нам здорово поможет, – сказал Долан.
– Раскрутимся, не впервой, – пообещал уже в дверях Экман, улыбаясь. – Итак, до встречи.
– До встречи, – повторил, как эхо, Долан, глядя через окно на улицу внизу…
– Добрый день, – произнес голос Майры.
– Привет! – оборачиваясь, сказал Долан, удивленный, что не слышал, как она вошла.
– Как вы?
– Прекрасно… все хорошо.
– Вот и славно, – произнесла она, улыбаясь. – Может, предложите мне сесть?
– Конечно, извините меня. – Долан подошел поближе и пододвинул кресло. – Пожалуйста.
– Спасибо… Что с вашим лицом?
– О, – смутился Долан, потирая короткую щетину, – кажется, я не побрился сегодня утром.
– Я совсем не о том. – Майра покачала головой. – Я имею в виду это. – Она наклонилась и коснулась его щеки пальчиком. – Прямо здесь.
– Кажется, синяк. Наверное, треснулся обо что-то.
– А так похоже на след укуса, – невинно сказала Майра. – Хотя вы, естественно, не позволяете женщинам кусать себя, не правда ли?
Долан вспыхнул, чувствуя легкий дискомфорт…
– Приятное местечко, – констатировала Майра, осматриваясь. – Мой стол – вот этот?
– Ваш стол?
– Ну да. Я же собираюсь помочь вам…
– Я не нуждаюсь ни в чьей помощи.
– Она вам очень понадобится, по крайней мене на первом этапе, – убежденно сообщила Майра. И добавила: – Кажется, вы еще не вполне осознаете, в какую схватку ввязываетесь.
– Не надо меня пугать, – сказал он, улыбаясь. – Я не в том положении, чтобы нанимать кого-либо на работу. И вчера я говорил об этом. У меня нулевой бюджет. Так что всю письменную работу я собираюсь делать самостоятельно.
– Вкладывая весь энтузиазм?
– А как же.
– И сосредоточенную ненависть?
– О нет. Никакой ненависти. Разве что чувство справедливости.
– Самая приятная парочка, – улыбнулась Майра, чуть приоткрыв красные-прекрасные губы. – Пусть они с вами и остаются. Поддерживайте их. Энтузиазм и чувство справедливости вам очень-очень пригодятся.
– Кто вы? – спросил внезапно Долан, вновь ощутив тайную дрожь.
– Ну, я Майра, – чуть недоуменно протянула она.
– Знаю, что вы – Майра. Откуда вы?
– Из Нью-Йорка. Здесь я всего пару месяцев.
– А с Бишопом как познакомились?
– Его друг из Нью-Йорка передал со мной письмо. Вот как я с ним познакомилась. Почему это вас так интересует?
– Черт возьми, не знаю, – признался Долан, упорно глядя в окно. – Мне никогда не хотелось узнать о той или иной женщине побольше. Обычно я схожусь и расхожусь с ними не задавая вопросов. Но сейчас все по-другому. Это, черт возьми… необычно и забавно: насчет вас и меня. – Долан обернулся и посмотрел на нее. – Чертовски забавно.
– Наконец-то вы осознали…
– Я понял это вчера, когда мы впервые встретились. Вы знаете, что у меня крутилось в голове с тех пор?
– Конечно знаю. Вы думали о не выпитой мною чашечке кофе и еще о том, как это повлияет на ваше будущее.
– Именно так, – подтвердил Долан, больше не удивляясь тому, что Майра облекает его собственные мысли в слова.
– Примерно то же самое занимало и меня, – спокойно продолжила Майра. – Вчера мне это казалось странным, но таково было впечатление от первой встречи с вами. Мы считаем странным то, чего не понимаем. Простой пример. Некто останавливается купить газету в вестибюле здания своего офиса. Этот некто прежде никогда не покупал здесь газету. По пути на работу он встретил дюжину разносчиков с той же самой газетой, но не купил. В вестибюле же, по необъяснимой причине, он покупает газету и пропускает лифт. А в том лифте ехала его суженая или деловой партнер, который мог предложить ему сделку на миллион долларов. Или – лифт падает, и все при этом погибают. Но этот человек останавливается, чтобы купить газету – нечто, чего никогда не делал раньше. Вы понимаете, почему он это сделал?
– Нет, – сказал Долан, – не совсем.
– Тогда давайте о том, что случилось с нами. Вчера я не остановилась, чтобы выпить свою обычную чашечку кофе.
– Хотел бы я знать, – сказал Долан, – это плохо для вас и хорошо для меня или плохо для меня и хорошо для вас.
– Меня это тоже интересует, – созналась Майра. – Но при любом раскладе я иду с вами. Когда приходить завтра утром?
– Но я…
– Когда вы будете здесь?
– Около девяти, но…
– Тогда и увидимся, Майкл Долан, – перебила его Майра, встала и вышла, не оборачиваясь…
Весь день Долан работал и засиделся допоздна, планируя макет журнала, придумывая заглавия рубрик и подбирая литературный материал для «Главной колонки», которая получалась весьма схожей по стилю с «Городскими разговорами» в «Нью-йоркере», однако мысли о Майре Барновски все всплывали и всплывали в сознании. Долан отчаянно пытался оставаться рассудительным, но все думал о ее красных-прекрасных губах, и тогда в тексте вылезали ошибки, и приходилось с проклятиями возвращаться к пишущей машинке. Майкл ненавидел неряшливые экземпляры и, если на странице оказывалась хоть одна опечатка, вынимал лист и начинал все снова. Наконец к вечеру он сдался, решив, что закончит работу утром, а хороший старт и так получился. Теперь надо пойти домой и поспать, потому что они с Эйприл провели колдовскую ночь на пленэре у ручья, в лунном свете, обнаженные; колдовская ночь, правда зверски хотелось спать.
– Это пройдет, – сказал он сам себе о Майре, спускаясь вниз к машине. – Завтра я уже привыкну к этой даме и тогда смогу работать.
Он добрался до дома, большого трехэтажного здания, которое делил с четырьмя молодыми живописцами, многообещающим беллетристом и асом Германской войны, поднялся к себе и проспал час.
Это был мирный час, во время которого не снилось абсолютно ничего. Когда он проснулся, уже стемнело. Он включил свет и отправился в душ, но тут же вышел, исторгая проклятия.
– Эй, Улисс! – крикнул он. – Улисс! Черт побери!
– Да, сэр, мистер Майк, – отозвался темнокожий мажордом Улисс, поднимаясь по черной лестнице.
– Что это, черт возьми? – спросил Долан, показывая на раковину, на которой болтался маленький кусочек холста в рамке с надписью: «Ремонт», намалеванной на обороте.
– О, это одна из старых картин мистера Элберта.
– Да не о картине я. Раковина – почему, черт возьми, ее не починили? Почему ты не сообщил миссис Рэтклифф?
– Я сообщил, мистер Майк. Она сказала, что не так уж часто напоминает, что все артисты живут здесь без оплаты, и еще, что не собирается ничего ремонтировать, пока не получит с нас хоть какие-нибудь деньги.
– Черт, – буркнул Долан. – Я спущусь вниз. Принеси мой набор для бритья, хорошо?
– Да, сэр. И, мистер Майк, вы не будете возражать, если я надену один из ваших галстуков сегодня вечером?
– Конечно нет, Улисс. Раз уж мы не можем платить тебе положенную двадцатку в месяц, то можем, по крайней мере, позволять носить наши галстуки. Очень жаль, что при твоем щегольстве тебе не впору мои шмотки.
– Это так, мистер Майк. Но мистер Элберт позволил воспользоваться одним из его костюмов, а мистер Уолтер дал свою машину.
– Его бак опять пуст?
– Да, сэр. Я обещал налить пять галлонов.
– Улисс, он использует преимущества твоей репутации великого любовника. Сегодня вечером тебе небось отломится горяченькая штучка?
– Да, сэр, – оскалился Улисс во все тридцать два зуба и потянулся к аптечке за принадлежностями для бритья.
– Бери любой галстук, ракой хочешь, Казанова. И дай мне чистую пару носков, хорошо? Я приму душ внизу, – сказал Долан.
– Улисс наверху? – спросил Томми Торнтон, один из художников, когда Долан шел через гостиную.
– Да. Спустится через минуту.
– Чертов ниггер. Нагромоздил все тарелки в раковине и так и оставил их.
– У него свидание.
– У него всегда свидание. Весь день висит на телефоне и бесконечно трещит со своими мулатками. Меня тошнит, устал я от этого.
– Пусть потешится, пока еще можно. Кобелиный век недолог, – сказал Долан, направляясь в ванную.
– Входите, – крикнул Уолтер, оборачиваясь и вытирая руки.
– Проклятье, ванная комната наверху все еще на ремонте, – пожаловался Долан. – Рэтклифф не починит ее, пока мы не заплатим за жилье.
– То же самое говорит и Улисс.
– Не могу сказать, что я очень сердит на старую даму. Она долго терпела…
– Возможно, завтра кое-что удастся сделать. Мне должны заплатить за картину.
– Надеюсь, что так, Уолтер. Пара удачных продаж – и вы будете как новенький. Положи вещи туда, Улисс.
– Да, сэр, – сказал Улисс, раскладывая носки и бритвенные принадлежности на стуле. – Могу я сделать для вас что-нибудь еще?
– Нет, все, спасибо.
– Как пожелаете. Мистер Уолтер?
– Нет, спасибо.
– Спокойной ночи, – попрощался Улисс и исчез.
– Чертов ниггер, до чего хорош, – сказал Уолтер.
– Лучше не бывает, – подтвердил Долан. – Он пойдет в ад за любого из нас. Кроме Томми. Томми сноб. Кстати, как у него с графикой? Может рисовать?
– Все может, только ни черта не делает. Не хочет работать – и точка.
– Считает себя гением, вот и все. Хочет сидеть на заднице и ждать, пока появится слава и склонит голову ему на колени, – сказал Долан, раздеваясь.
– А вы по-прежнему нарасхват у женщин, – прищурился Уолтер. – Сегодня утром, я слышал, вы вернулись вместе с молочником.
– Увы, – вздохнул Долан. – Зато сегодня после обеда общался с самой интересной девушкой изо всех, которых когда-либо встречал.
– И где я слышал это раньше? – сказал Уолтер, смеясь.
– Только представь себе: нежно-оливковая кожа, чернющие глаза, волосы цвета воронова крыла и, черт возьми, самые алые губы изо всех виденных мною прежде. Такая жестокая притягательность. Демонично… и с оттенком легкого садизма.
– Звучит интригующе.
– И в некоем ореоле тайны, – продолжил Долан, намыливая щеки. – Я всегда покупаюсь на это, как простак. Похоже, проблема в том, что я слишком, черт возьми, все драматизирую. Каждый эпизод и каждый случай для меня – некая сценка…
– Наверное, вы тоже гений, – сказал Уолтер. – Забавно, если окажется, что все мы – гении.
– К тому все идет. Туалет закрыт на ремонт, и мы не можем оплатить жилье. Классические предпосылки.
– Майк, – Томми просунул голову в дверь, – здесь тебя леди ищет.
– Леди? – спросил Долан, поворачиваясь. – Какая?
– Назвалась Мардсен.
– Мэри Маргарет? – быстро переспросил Долан.
– Ее мать, – ответил Томми.
– У меня сейчас нет времени разговаривать с ней, – произнес Долан, нахмурившись. – Мне надо побриться, принять душ и спешить на репетицию.
– Я так и сказал, но она и слушать ничего не хочет.
– Ладно, – тяжело вздохнул Долан, откладывая кисточку для бритья и стирая мыльную пену с лица.
– Я думал, с Мэри Маргарет все закончено, – не удержался Уолтер.
– Да. Я не видел ее пару недель. За исключением того пустячка на следующее утро.
– Хорошенькое определение – «пустячок», – сказал Уолтер. – Б три утра дева вваливается с воплем в парадную дверь и зовет тебя.
– Что с пьяной возьмешь? – меланхолично заметил Долан, надевая рубашку.
– Буйствовала так, что слышно было в Вестон-Парке. Что вы с ними делаете, Майк?
– Проведи исследование, – хмыкнул Долан. – Я самый обыкновенный неудачник, да и только. На меня западают лишь отпетые нимфоманки. Ну, братец, будь готов к неожиданностям, – пробормотал он себе под нос, направляясь к выходу.
– Майк, не подкинешь мне пять долларов?
– С радостью бы, Уолтер, – сказал Долан. – Но у меня их нет.
– Ладно. Не надо было и спрашивать. Просто я подумал, что тебе заплатили, когда ты уволился из газеты.
– А как же. Получил заработанное аж за один день. И попросил кассира купить на эти деньги Брэндону новую пару туфель.
– Брэндон? Кто такой Брэндон?
– Не знаешь Брэндона? Глава Общественного казначейства. Ладно, если я закричу, вбегайте, – бросил Долан, выходя. – Где она? – спросил он Томми.
– Наверху. Удачи, Казанова.
– Ты спутал меня с Улиссом, – огрызнулся Майк, поднимаясь по ступеням.
Миссис Мардсен сидела на диване, выпрямив спину, и разглядывала фетиши африканского Золотого Берега на каминной доске, когда Долан подошел к ней.
– Приветствую вас, миссис Мардсен, – сказал он.
– Добрый вечер, мистер Долан, – спокойно ответила миссис Мардсен. – Я хочу поговорить с вами о Мэри Маргарет.
– О чем именно? – поинтересовался Долан, усаживаясь на диван.
– Я отослала ее из города, – сказала миссис Мардсен, – и пришла просить вас не отвечать на ее письма.
– О, – облегченно вздохнул Долан, – конечно, не буду. Я даже не знал, что она уехала.
– На прошлой неделе. Так будет лучше. С тех пор как умер мистер Мардсен, я несу ответственность за Мэри Маргарет одна. И потому решила отослать ее к моей сестре в Мехико-Сити. Мэри так молода и невинна, вы знаете…
– Да, знаю, – кивнул Долан. – Ну что же, миссис Мардсен, вы убережете себя от хлопот. Я обещаю, что не отвечу ни на одно письмо.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22