– Я думал, ты меня послала подальше…
– Не время ребячиться, – резко оборвала его Майра. – Я иду с тобой.
Она потянула за ручку, но Долан положил обе руки на дверь и нажал, удерживая ее внутри.
– Нет, – сказал он. – Ради бога, ты уже втравила меня в одну историю. Если бы не ты, я никогда бы не женился на Лиллиан.
– Я знаю. Отрезал нос назло своему лицу.
– Отвези ее домой, Эд. Встретимся завтра утром, рано. Около восьми.
Он пошел в гараж и взял свою машину. Когда он выезжал, Уолтер спустился в гараж из комнаты Улисса.
– Какой-то парень по имени Томас хочет, чтобы ты позвонил ему домой. Сказал, что это очень важно.
– Непременно… – ответил Долан и нажал на газ.
Он ехал под дождем, не придерживаясь никакого специального маршрута, порой с трудом пробираясь между припаркованными у обочин машинами.
Ехал и думал: «Жаль, что дождь ослабевает, как здорово, если бы дождь продолжался и продолжался». Архипелаги Южных морей именно поэтому так привлекали его – там лил вечный дождь; однако в глубине его мыслей был Карлайл и «Космополит», и что, черт возьми, стряслось с этой страной, что такие вещи возможны? В каждом городе есть Карлайл, но у миллионов и миллионов людей не хватает мозгов понять это, и так происходит во всем мире. Миллионы миллионов людей верят, что Гитлер и Муссолини – великие вожди, не зная (или не понимая), что эти безумцы, мерзкие больные ублюдки, бьют в барабаны и ведут громадное стадо (тех же самых миллионов миллионов недоумков) на убой. И им это непременно удастся. Хэмингуэй был прав насчет радио в следующей войне, сказав, что мы еще даже не можем представить себе всей важности его для разжигания истерии. Мы должны прижать всех этих Карлайлов, Гитлеров и Муссолини прямо сейчас. О да, все в этом великолепном, чудесном, прекрасном раю под названием Соединенные Штаты Америки, первосортное и самое лучшее, в этой единственной стране, где радио свободное и бесцензурное, где пресса свободная и бесцензурная и речи свободные и бесцензурные… Да, человек может говорить что угодно, в любое время, когда захочет… черта с два он может, – попробуйте, и окажется, что ваш журнал у вас забрали.
«Грязные чертовы сукины сыны», – подумал он, имея в виду Карлайла (но ни на минуту не забывая ни о Гитлере, ни о Муссолини).
Он проехал под большой каменной аркой, входом в Вестон-Парк, и только сейчас понял, что машина катит по кварталу, где живет Лиллиан, его жена; внезапно ему показалось, что он женат давным-давно, и Долан даже потянулся к бороде, хотя и знал, что бороды не должно быть.
Жена… Ну что же, как поживаете, миссис Майкл Долан, как поживаете? До невозможности рад встретить вас здесь! А кто этот важный старый козел вон там, который сидит во главе стола? Я не очень хорошо разобрал его имя, ах да, конечно-конечно, – сенатор. Я помню его созидательную службу в Вашингтоне, его заметные усилия от имени своих избирателей. Ну что же, ей-богу, сенатор, вы выглядите достойно. Да, Долан, Майкл Долан, вы помните меня, мои предки прибыли в Америку на «Мэйфлауэре»; о да, в самом деле, те самые Доланы, старые короли великой старой Ирландии (только теперь мой герб – перекрещенные кирка и лопата под вздернутым на домкраты скрепером); и как вам нравится эта отвратительная погода, сенатор? Старый скрюченный сукин сын, о вас говорят очень забавную вещь (хлопая его по спине) – что вы заплатили пятьдесят тысяч долларов в Вашингтоне, пытаясь вернуть потенцию; и тут же шепнуть на ушко: «Я читал рекламу в журнале, средство должно помочь». О, привет, дорогая, вот ты где, мы с твоим отцом только что предавались воспоминаниям. О да, сенатор, мы будем ехать осторожно, улицы сегодня скользкие; действительно ужасная погода, и спасибо вам еще раз также за маленький дом, презентованный в качестве свадебного подарка, он просто чудесный, даже слишком шикарный. И обед был слишком, слишком шикарный, а еще мы сыграли несколько партий в бридж с Берлингтонами-Уимси; да, если я увижу графа, я непременно передам ему ваши приветствия… доброй ночи, доброй ночи!!!
Дверь открыл слуга-негр.
– Мисс Лиллиан дома? – спросил Долан.
– Входите, сэр, – сказал слуга вежливо, открывая дверь.
– Ты тот парень, что впустил меня сегодня утром? – поинтересовался Долан, проходя внутрь.
– Несомненно я, мистер Долан, – ответил слуга, помогая ему снять пальто.
– Ты выглядишь по-другому.
– Возможно, это из-за черного пиджака, сэр. Утром я был одет в белый.
– Нет, что-то еще. Что-то в тебе лично изменилось.
– Вы тоже изменились, сэр, – заметил негр с улыбкой.
– О да, понятно. Я сейчас в образе. Я прогуливался час или два, принимая образ… Доложи мисс Лиллиан, что я здесь.
– Она ждет вас, сэр. Сюда.
Долан последовал за ним через гостиную в библиотеку, остановившись на некотором расстоянии от двери. Негр тихонько постучал, затем просунул голову внутрь.
– Мистер Долан здесь, – сказал он и отступил назад. – Проходите, мистер Долан.
Долан вошел, и дверь за ним закрылась. Он с любопытством огляделся. Это была мужская берлога.
– Вы Долан? – прогремел голос.
– Э-э, да. Здравствуйте. Вы напугали меня. Я не заметил вас за креслом.
– Я просто хотел быть уверенным. Я отец Лиллиан.
– Я знаю. Я узнал вас по фотографиям, сенатор. Но я думал… Слуга сказал, что меня ждет Лиллиан.
– Это я приказал ему так сказать. Хотел быть уверенным, что увижу вас, если вы придете. Садитесь.
– Она здесь?
– Не думаю, что она хочет видеть вас.
– В таком случае нет смысла оставаться, – произнес Долан, собираясь уйти.
– Садитесь, – повелительным тоном сказал сенатор, показывая сигарой на кресло.
Долан сел.
– Как это случилось – эта женитьба?
– Ну, это просто случилось, вот и все.
– Почему?
– Думаю, по самой очевидной причине в мире, мой дорогой сенатор, – мы очень любим друг друга.
– Чепуха, – фыркнул сенатор и прошелся по кабинету, размахивая сигарой и двигаясь, словно окружной прокурор в суде. – Я хочу сказать вам кое-что, что может удивить вас, Долан. Я слышал о вас раньше от Фреда Кафлина. Вы знаете, что, когда вы взялись за это дело с его дочерью, он на несколько недель нанял частного детектива следить за вами?
– Не недель – примерно десять дней, – поправил его Долан, медленно произнося слова. – Тоже немало. Все мои друзья стали говорить, что какой-то парень задавал им всякого рода раздражающие вопросы. Ну и однажды я позвал трех или четырех моих приятелей и сказал им, что рано или поздно какой-нибудь парень придет и начнет спрашивать обо мне и, когда он это сделает, я хочу, чтобы они позвонили мне в офис. Я отправился в полицию и поговорил с инспектором Трушка начет этого, и Трушка обещал помочь. Когда-то я был полицейским репортером и время от времени делал ему в своих репортажах благоприятную рекламу, – фактически это я вывел его в инспекторы.
– Это неважно, Долан, – сказал отец Лиллиан.
– Мне не хочется надоедать вам, сенатор, но эта история сыграла свою роль. Трушка обещал выделить несколько детективов по моему телефонному звонку, и пару дней спустя я выяснил, что парень, задававший лишние вопросы, пытается прорваться в офис моего друга. Я позвонил Трушка, и он выделил двух детективов. Мы поймали этого парня и отвели его в полицейский участок. Он признался, что он частный детектив, но больше ничего не сказал.
Полицейские не церемонятся с частными детективами, так что сунули этого парня в маленькую комнату в подвале. Звуконепроницаемая комната, сенатор, только с одним стулом – намеком на электрический стул – посредине, с большой настольной лампой, светящей в лицо допрашиваемого. Мы привязали этого парня к стулу и немного помяли его, но он все еще не говорил. Тогда мы поработали над ним каучуковым шлангом, и наконец он признался, что его нанял Фред Кафлин. Я подумал, что это немного чересчур, потому что сам Кафлин не ангел, и я потратил немало времени, надеясь застукать его. Ах да, я забыл сказать вам, что мне очень нравится работа миниатюрного фотоаппарата, – вы знаете, скрытые камеры. Ну вот, мои агенты сообщили мне однажды вечером, что он в некоем отеле в некоей комнате с молодой девушкой – ему нравятся молоденькие, возраста старшеклассниц; я спрятался в служебном туалете и стал ждать, когда он выйдет. Вы не поверите, он оказался настолько туп, что появился в коридоре вместе с девушкой, вместо того чтобы оставить ее в номере, и я сделал великолепную фотографию со вспышкой. Негатив спрятал в сейфе в подвале. Могу напечатать, если вам интересно. Я послал Кафлину оттиск, и с тех пор у нас с ним просто замечательные отношения. Итак, столь длинный ответ на простой вопрос я позволил себе лишь затем, чтобы предупредить ваши мысли по поводу частного детектива.
– Очень интересно, – сказал сенатор. – У вас был роман с дочерью Кафлина?
– Ну-ну, мой дорогой сенатор, давайте не будем заглядывать в прошлое. Нас касается только настоящее.
– Прекратите паясничать, Долан, и скажите мне, каковы ваши планы относительно Лиллиан.
– Я хотел бы обсудить их сначала с Лиллиан. Вы не против, если я закурю?
– Давайте-давайте. Конечно, вы знаете, что этот брак совершенно невозможен. Вы расторгнете его по обоюдному согласию или я должен буду сам предпринять что-нибудь?
– А что вы можете предпринять, сенатор? – спросил Долан, зажигая сигарету. – Лиллиан моя жена.
– Еще нет. Я мог бы аннулировать ваш брак.
– На каком основании?
– Что она на самом деле не является вашей женой. Что вы… э-э-э… никогда не спали с ней.
– Не будьте глупцом, сенатор. Вам отлично известно, что единственный способ аннулировать брак – это добиться, чтобы я подписал необходимые бумаги. Через суд вы ничего не сможете сделать. А я не хочу, чтобы наше дело попало в суд.
– Хорошо, вы ни на секунду не задумывались, любите ли вы Лиллиан, не так ли?
– Этого я утверждать не возьмусь. Она красивая и милая, и я влюблен в нее. Но люблю ли, не знаю.
– Конечно, – сказал мрачно сенатор, – я и сам мог бы взяться за это… Но выйдет грязно, а я ненавижу грязь и насилие.
– Не прерывайте представление, сенатор. Могли бы, но не будете.
Сенатор потер в задумчивости лоб.
– Послушайте, – произнес он наконец. – Я хочу прекратить все это и отправить Лиллиан в Европу. На год или два. Я обращаюсь к вашей спортивной чести: прошу отпустить ее без скандала.
– Вы затронули мое слабое место, сенатор. Я всегда был хорошим спортсменом, но позже я научился тому, что слов «спортивная честь» нет в блестящем лексиконе успеха. Любая игра идет по волчьим законам. Вы должны это знать – не зря же прошли суровую школу.
– Что может убедить вас оставить ее?
– Похоже, вы упускаете кое-что из виду. Предположим, я не люблю вашу дочь, но влюблен в нее; почему вы так уверены, что она не любит меня?
Сенатор не ответил, быстро подошел к шнуру колокольчика, потянул за него, затем повернулся к двери, улыбаясь, как будто ждал этого случая.
Появился негр.
– Попроси мисс Лиллиан прийти сюда.
Негр отступил назад, с подобием улыбки на лице, и в кабинет вошла Лиллиан. Она, очевидно, ждала в библиотеке. Долан удивился и задумался, как много из разговора она подслушала.
– Привет, Лиллиан, – произнес он, вставая и откладывая сигарету.
– Привет. Ну что ж, дорогой пала?
– Думаю, если ты скажешь мистеру Долану то, что сказала мне вечером, я смогу уладить дело.
– Сказать ему о чем, папа?
– О том, что ты не любишь его.
– Ах это… – Лиллиан повернулась к Долану. – То, что сказал папа, правда. Я не люблю тебя.
– Кто решил, что ты не любишь меня, – ты или он?
– Я. Ты действительно не воспринимал меня всерьез, не так ли? – спросила она невинно.
– Только не в тот момент, – ответил Долан, смеясь. – Да, ты действительно заморочила мне голову.
– Я просто сделала это шутки ради, – сказала Лиллиан, – не подумала, что ты отнесешься ко мне серьезно.
– Хватит, Лиллиан, – бросил сенатор. – Теперь ты можешь идти.
– Спокойной ночи, – сказала Лиллиан.
– Спокойной ночи, – отозвался Долан. И продолжил, подождав, чтобы она вышла: – Потрясающее чувство юмора.
– Ну вот, теперь вы видите, я был прав.
– Да. Не думаю, что она любит меня.
– Конечно нет. Вы же не хотите быть женатым на девушке, которая вас не любит, не так ли? Конечно нет! Ну что, вы согласны, что аннулирование брака – лучший выход?
– Абсолютно, – сказал Долан. – Абсолютно.
– Отлично! – воскликнул сенатор, энергично потирая руки и перекатывая во рту сигару. – Вы знаете Оппенгеймера из банка?
– Да.
– Он мой адвокат. Встретимся завтра в десять часов утра здесь, он приготовит бумаги.
– Я буду, – отозвался Долан. – Ну что же…
– Мой мальчик, – сказал сенатор, сияя и тряся его руку, – вы оказались очень разумным человеком. Пойдемте, я провожу вас до двери…
– Спасибо, сенатор, – перебил его Долан. – Вы упустили всего одну вещь.
Сенатор нахмурился.
– У меня есть то, что нужно вам, а у вас есть то, что нужно мне. Классическая предпосылка для заключения сделки, не правда ли?
– Я не вполне понимаю, куда вы клоните.
– Дело в том, сенатор, что я очень сильно нуждаюсь в деньгах.
Марк Фрайд застыл, глядя на Долана из-под кустистых бровей.
– Мне нужны деньги для продолжения своего дела, и я подумал, что, возможно, вы сможете мне помочь.
– Вымогательство, да? Преднамеренное вымогательство.
– Не преднамеренное. Идея пришла мне в голову минуту назад. Когда Лиллиан разъяснила, что не любит меня. Вы помните, она сказала, что вышла замуж шутки ради. Я пришел сюда, чтобы разобраться во всем, и неожиданно для себя теперь выяснил, что Лиллиан шутила. Это будет вам стоить…
– Я не дам вам ни пенни, черт возьми!
– А без денег, – сказал Долан мягко, – не будет аннулирования брака.
– Я постараюсь привлечь тебя за это. Ты пожалеешь, чертов ирландский шантажист.
– Это не шантаж, сенатор, – бизнес. Мне нужны деньги, а у вас они есть. Мне нужны пятьдесят тысяч долларов.
– Пятьдесят ты…
– Я не собираюсь спорить. Пятьдесят тысяч.
– Почему я… Так нельзя… – просипел сенатор, а затем бросил отрывисто: – Я дам вам двадцать пять.
– Тридцать семь с половиной.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22