Так как человеческому голосу не дано дойти до вас всех, собравшихся на склонах, мы, как обычно, обратимся к помощи глашатаев, которые будут повторять вам все вопросы и ответы. Это займет чуть больше времени, и я прошу вас не мешать ходу суда, дабы не затягивать его еще дольше.
Оратор вернулся к своему столику и посмотрел на подсудимого.
— Николан Ильдербурф, хочешь ли ты что-нибудь сказать до начала слушаний?
Николан шагнул к Оратору.
— Да, хочу, — ему понравилось, что заговорил он ровно, спокойным голосом. — Меня удивляет состав Ферма. С незапамятных времен он состоял из девяти членов, представляющих девять первых семей. Пребывание в составе Ферма никем и никогда не ограничивалось. Член Ферма выбирался пожизненно, затем его полномочия переходили к старшему сыну. Однако, я вижу, что некоторые кресла заняты молодыми людьми. Вероятно, их отцы уступили им свои места. Но, господин мой Оратор, все законные члены Ферма живы и могут исполнять возложенные на них обязанности. Могу я узнать причину, вызвавшую перемены в составе Ферма?
Ослау ответил осторожно.
— Меня поставили в известность, что в каждом случае замена происходила с согласия члена Ферма, который удалялся от дел.
— Но, господин мой, ты знаешь лучше других, что такие замены допустимы лишь на общем сходе, где каждый волен высказать свое мнение. Ясно, что ничего такого не было и в помине. Означает ли это, что мы уходим от законов, освященных и проверенных временем, оставленных нами далекими предками? — ответа не последовало, а потому Николан задал Оратору новый вопрос. — Ты, господин мой, исполняешь свои обязанности уже много лет, не так ли?
— Сорок.
— За все эти годы случалось ли так, чтобы член Ферма покидал свое кресло до того, как смерть призывала его в высший суд?
Ослау покачал головой.
— Пока я был Оратором, никто не отказывался выполнять свой долг.
— А случалось ли такое в прошлом?
— Мне о таких случаях не известно, Николан Ильдербурф.
— Много поколений пост главного судьи занимал глава рода Роймарков, — продолжал Николан. — Пост этот передавался от отца к сыну, и все присутствующие здесь, я уверен, согласятся со мной в том они оказались достойны такой чести. Теперь, как я вижу, на месте главного судьи сидит Ранно Финнинальдер. Могу я спросить, чем обусловлена такая замена.
Глубокая тишина воцарилась на склонах. Николану хватило одного торопливо брошенного взгляда, чтобы увидеть, что с каким интересом следят за происходящем зрители. Большинство из них устремили свой взор на Ранно. Последний не выказывал особого беспокойства.
— Мацио умер, — ответил Ослау. — Его единственный сын вроде бы погиб в битве при Шалоне.
Николан возвысил голос.
— И кто принял столь важное решение?
— Члены Ферма посовещались между собой и достигли решения.
— Советовались они с народом плоскогорья? Голосовал ли народ?
— С некоторыми этот вопрос обсуждался. Но никакого голосования не проводилось.
— Мой отец, погибший при трагических обстоятельствах, известных всем, кто находится здесь, говорил мне, что первый Роймарк, занывший пост главного судьи, был избран на общем сходе на берегу реки Волга. Голос народа усадил его в это кресло. То было знаменательное событие. Так почему теперь три или четыре человека, пошушукавшись между собой, приняли решение за весь народ плоскогорья?
Остановлюсь еще на одном. Со времени убийства моего отца и незаконного захвата наших земель кресло Ильдербурфов пустовало, поскольку меня, тогда еще несовершеннолетнего, продали в рабство в Рим. Сегодня, к моему изумлению, я вижу, что оно занято. Я желаю знать, кто счел себя в праве пойти на такое.
Тут Ранно не выдержал. Наклонился вперед, уперевшись локтями в столик. Одной рукой схватил молоток. Он злости он не говорил, а хрипел.
— Это уж чересчур. Я желаю, чтобы эти вопросы были решены сейчас же и навсегда.
Николан шагнул к нему и два смертельных врага на какое-то мгновение застыли в молчании.
— Этот человек, — Ранно выпустил из руки молоток и указал на Николана, — этот предатель собственного народа, обвинен в столь страшном преступлении, что откладывать суд не представляется никакой возможности. Он же пытается затянуть судебное разбирательство, переключая наше внимание на процедурные вопросы.
— Я заявляю, — ответил Николан, — что данный суд избран незаконно, а потому не имеет права выносить решение ни по моему делу, ни по любому другому.
— А я заявляю, — Ранно ударил рукой по столу, рукой слишком белокожей и пухлой для человека, проводящего всю жизнь в седле, — что никто, кроме обвиняемого, не имеет претензий к составу суда.
Писцы торопливо записывали все сказанное, листки пергамента относили глашатаям, которые тут же знакомили с написанным сидящих на склонах.
— Я предлагаю проголосовать, — воскликнул Ранно. — Устраивает ли вас, друзья мои, нынешний состав Ферма? Можем ли мы продолжать заседание? Пусть встанут те, кто нам доверяет.
Поначалу все остались на своих местах, как бы решая, а стоит ли следовать желанию Ранно. Потом вскочили несколько человек, их число все росло, пример показался заразительным. Наконец, поднялись и самые нерешительные.
Ранно удовлетворенно кивнул.
— Народ плоскогорья доверяет мне. Ты готов продолжать, господин мой Оратор?
— Мой долг обратить внимание всех на то обстоятельство, что обвинение выдвинуто новым председателем Ферма. По обычаю члены Ферма, выдвигающие обвинения, не могут выносить суждения по процессу, в котором они выступают свидетелем. Могу я спросить, намерен ли Ранно Финнинальдер выйти из состава Ферма до вынесения им решения?
Ранно пренебрежительно хохотнул.
— Господин Оратор, у меня нет такого желания.
— У нас нет закона, воспрещающего тебе участвовать в этом процессе. Но этого требует чувство справедливости, столь развитое у нашего народа.
— Позволю себе сказать, что свойственное мне чувство справедливости требует, чтобы я остался в этом кресле. С тем, чтобы не допустить, что те, кто погиб на поле у Шалона останутся неотомщенными!
Такая решительность не могла не вызвать аплодисментов зрителей, и они последовали, как только глашатаи донесли до сидящих на склонах слова Ранно.
— Народ сказал свое слово! — вскричал Ранно. — Теперь ты можешь открывать слушания.
Оратору такой поворот событий пришелся не по душе. Несколько мгновений он молчал, а когда заговорил, в голосе его чувствовалось несогласие с происходящим.
— Я уверен, господин мой Ранно, что ты сознательно нарушаешь процедуру суда. И приговор, вынесенный при таких обстоятельствах, может быть обжалован.
Ранно наклонился вперед, поднял руку, оскалился.
— Твои обязанности заканчиваются представлением доказательств. Вынесение приговора — дело суда. Это ясно, — он откинулся на спинку каменного кресла. — Начинай, господин мой Оратор! Начинай немедленно!
Первую схватку, в этом никто не мог усомниться, Ранно выиграл.

Ранно занял стул свидетеля у столика Оратора и легко и уверенно начал излагать свое видение событий.
— За час до зари туман начал рассеиваться. Рорик, наш командир, послал за мной и сказал, что я должен отправиться с моими людьми в разведку. Он опасался, что кавалерия врага попытается обойти наш левый фланг.
Ослау кивнул.
— Мудрая предосторожность. Но разве ночью равнина на левом фланге не патрулировалась?
— Я этого не знаю.
— А ты не считаешь, что именно в ночные часы охрана флангов особенно необходима?
Ранно холодно глянул на Ослау.
— Я не был командиром, а лишь исполнял приказы.
— Должны ли мы предположить, что тебя послали в разведку именно потому, что не была принята эта элементарная мера предосторожности.
— Ты хочешь рассматривать и целесообразность отданного мне приказа? — возмущенно спросил Ранно.
— Я считаю необходимым представить суду, да и народу, всестороннюю информацию, касающуюся данного дела, с тем, чтобы в итоге установить истину. И позволь указать тебе, господин мой Ранно, что ведение слушаний возложено на меня, а потому я решаю, что нужно рассмотреть, а что — нет!
Так как Ранно молчал, Оратор продолжил.
— Я стараюсь установить, была ли необходимость посылать тебя в разведку, если равнина патрулировалась ночью. Возможно, позже мне придется представить свидетеля, который покажет, что перед битвой были приняты обычные меры предосторожности.
— Мне нечего добавить. Как я уже сказал, я получил приказ. Мне также было велено прибыть к трем принцам, командующим левым флангом, за дополнительными инструкциями.
— И ты к ним прибыл?
— Да. Но виделся только с одним. Остальные двое еще не пришли в себя после ночной пьянки.
— Кого же ты видел?
— Принца Таллимунди. Он сказал мне, что только что получил приказ послать отряд Рорика в атаку по северному склону холма, занятого неприятелем.
— Этот приказ исходил от императора Аттилы?
— Вроде бы да. Но послал его Николан Ильдербурф.
— Посылая его, он действовал по указанию Аттилы?
Последовала пауза.
— Не знаю.
— Ты использовал слова «вроде бы». Этим ты хотел показать, что у Таллимунди возникли сомнения, исходит ли этот приказ от императора?
— Откуда мне знать, о чем он думал.
— Но он распорядился послать отряд Рорика в атаку. Не доказывает ли это отсутствие у него каких-либо сомнений?
— Возможно?
— Тогда мы должны изъять из твоих показаний слова «вроде бы», как не соответствующие действительности.
— Он сказал… — Ранно огляделся, понимая, какой эффект произведет окончание фразы, — что не доверяет Николану. Выразил уверенность в том, что Николану хочется подставить отряд Рорика под удар врага.
— Чем он обосновал столь серьезное обвинение?
Ранно ответил не сразу.
— Он, принц, сказал мне, что вечером он обсуждал с Николаном план атаки. И Николан заявил, что лучше всего атаковать по северному склону.
— В отряде Рорика разделяли это мнение?
— Нет. Мы тоже обсуждали этот вопрос. И решили, что атаковать надо с востока.
Ослау положил перед свидетелем большую карту.
— Здесь изображена территория, занятая левым флангом армии Аттилы в битве при Шалоне. Пожалуйста, взгляни на нее и скажи, все ли ту правильно?
Ранно всмотрелся в карту, кивнул.
— Похоже, что да.
Ослау коснулся карты указательным пальцем.
— Вот передовая линия наших войск. Вот холм, занятый неприятелем. Пунктиром показана линия атаки отряда Рорика. Вот здесь, дальше к востоку, открытая равнина, куда тебе приказали ехать в разведку. Когда ты возвращался из шатра Таллимунди, тебе пришлось пересечь передовую линию наших войск.
— Так оно и было.
— Ты проехал в нескольких ярдах от отряда Рорика.
— Да.
— Ты видел Рорика?
— Нет.
— Тебе не пришло в голову, что он понятия не имеет о приказе, который должен получить от Таллимунди. Ты же не мог не понимать, что, сообщи ты ему об этом, у него было бы время выложить принцу свои аргументы и изменить направление атаки.
— Я получил от принца необходимые указания. И отправился выполнять приказ Рорика.
Оратор возвысил голос, задавая следующий вопрос.
— А ты не подумал, что с получением Рориком приказа об атаке ситуация изменилась?
— В каком смысле?
— Рорик мог решить, что в данной ситуации он не мог посылать в разведку столь много людей. Он мог бы подумать, что ты и твои люди понадобятся ему в этой атаке на холм.
— В армии приказ отдается с тем, чтобы его выполняли незамедлительно.
Последовала долгая пауза. Ослау поднял карту.
— Равнинный участок, на который тебя послали в разведку, имеет двенадцать миль в ширину и шесть в длину. В котором часу ты уехал?
— Около шести. Точнее сказать не могу.
— А когда вернулся?
Ранно замялся.
— Не помню.
— После полудня?
— Да.
— Часа в четыре дня?
— Я же сказал, не помню.
Ослау картинно бросил карту на стол.
— Ты отсутствовал примерно девять часов. Когда ты вернулся, битва уже заканчивалась. А большинство твоих товарищей полегло на склоне холма.
Ранно оперся руками о стол. Его лицо перекосило от ярости.
— Господин мой Ослау! — взревел он. — Кого здесь судят, Николана или меня? Я отвергаю эти гнусные намеки. И далее отказываюсь отвечать на твои вопросы!
Ослау нисколько не смутился.
— Ты забываешь, что мой долг — докопаться до правды, допрашивая свидетелей с той и другой стороны, чтобы члены Ферма могли вынести справедливый приговор. Я также обязан подводить итог допросу каждого из свидетелей. Так вот, исходя из твоих ответов, я могу заявить следующее: ни один из других командиров отряда Рорика не уехал бы в разведку на равнину, где и слыхом не слыхивали о неприятеле, первоначально не предложив остающимся помощи. Тем более зная, в какую атаку их посылают.
Ты выдвинул обвинение. Николан находится здесь, чтобы ответить на него. На за долгие годы мне не раз приходилось становиться свидетелем того, как в ходе разбирательства открывались факты, радикально меняющие ход слушаний. Ты должен полностью осознавать, что мотивы и действия обвинителя должны быть рассмотрены не менее тщательно, чем мотивы и действия обвиняемого. Роль обвинителя не только трудна но и, случается, опасна. Он имеет право обвинять лишь в том случае, если его репутация абсолютно безупречна.
А потому, можно сказать, что суд идет и над тобой. Разница лишь в одном. Для тебя на карту поставлена твоя честь, для Николана — жизнь.
Ранно выиграл первую схватку, но из второй вышел изрядно потрепанным.

Ранно вернулся на свое кресло и сразу стало ясно, что он решил изменить тактику. Ранее он шел напролом, но привело это лишь к тому, что его гордость изрядно потоптали ногами.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54