В десять вечера избирательные участки закрыли. А в три ночи был закончен подсчет бюллетеней и стало известно, что более половины принявших участие в голосовании людей высказались в пользу Алексея Большакова.
Сразу после этого в ярко освещенных комнатах и коридорах химического института, арендованных Союзом молодых российских предпринимателей, произошло массовое выражение восторга и любви. Все обнимались, хлопали друг друга по плечам и, копируя героев плохих американских боевиков, энергично восклицали: "Мы сделали это!!" Налицо была именно та дурацкая радость единения, которую проявляют футбольные или хоккейные болельщики после победы своей любимой команды - восторг и счастье испытывают все, а деньги и призы получают игроки и тренеры.
Новоиспеченный депутат Государственной думы устроил в помещении своего избирательного штаба импровизированный митинг. Как и пристало истинному политику, Большаков уже забыл, что говорил всего несколько часов назад о каждом жителе района, достигшем восемнадцатилетнего возраста, и его ближайших родственниках. Теперь он уже всем сердцем любил этих людей. Из его пламенной речи следовало, что у каждого россиянина на генетическом уровне заложено чувство справедливости, что наши соотечественники сердцем и прочими внутренними органами чуют, кто им - друг, а кто - враг, и обмануть их невозможно.
Ребров отметил про себя, что никогда еще в обычно блестящих выступлениях его шефа не содержалось так много глупой патетики и пошлой сентиментальности. Тем не менее Виктор с удивлением чувствовал, как волнение перехватывает ему горло, а глаза застилает постыдная для взрослого мужчины пелена.
После окончания тронной речи Алексея беспризорное дитя войны Левон втащил в комнату ящик шампанского и принялся тут же раскупоривать бутылки и разливать пенящийся напиток по заранее заготовленным пластиковым стаканчикам. Помощник по всем вопросам положительно чувствовал себя одним из главных победителей, поэтому не жалел шампанского, купленного на деньги союза.
Празднование исторической победы продолжалось до утра. Разъезжались по домам уже часов в восемь, когда хмурые, невыспавшиеся москвичи спешили на работу, еще не зная о тех замечательных переменах, которые произошли в составе нижней палаты российского парламента, и открывавшихся в связи с этим блестящих перспективах для всей страны.
Но уже к концу дня никаких следов сентиментальности и расхлябанности в поведении Большакова не осталось и в помине. Он выглядел собранным, энергичным, а поздравления вдруг обнаружившихся у него многочисленных друзей принимал с видом человека, нисколько не сомневавшегося в победе. Он был полностью готов для нового рывка в своей карьере.
2
Через неделю, когда результаты довыборов в Госдуму были официально утверждены Центризбиркомом, депутат Большаков устроил небольшой прием в ресторане гостиницы "Савой". Он пригласил старых друзей, нескольких важных и нужных людей, а также тех, кто давал деньги на его предвыборную кампанию. Собственно говоря, и сам прием был организован за счет пожертвований банкиров, вдохновленных победой своего кандидата.
Ресторан в гостинице "Савой" был небольшим, но, возможно, одним из самых роскошных в Москве. Его оформили в стиле барокко, стены и потолок украсили богатыми росписями, а многочисленные рельефные виньетки покрыли настоящим сусальным золотом. И, как отметил про себя Ребров, новоиспеченный слуга народа чувствовал себя в этой обстановке вызывающей роскоши очень естественно.
Большаков вместе с главным идеологом и организатором его избирательной кампании Ринатом Садировым встречал прибывающую на прием публику еще у входа в ресторан. Выслушав обычные в таких случаях поздравления, он направлял всех к находившемуся поблизости официанту с подносом, на котором стояли бокалы с шампанским. И уже вооружившись спиртным, гости продвигались дальше.
Когда в ресторане появился Ребров, Алексей надел дружелюбную улыбку и похлопал его по плечу:
- Проходи-проходи, не мешай приличным людям поздравлять депутата. К тому же ты здесь не гость, а хозяин.
- Слава богу, ты напомнил, что это все мое, - кивнул Виктор в сторону роскошного зала. - А то я все вспоминаю, куда потратил свое наследство.
Он взял бокал шампанского и пошел искать Игоря Стрельника. Еще три дня назад Садиров спросил Реброва, кого он считает нужным пригласить на вечеринку в честь славной победы предводителя всех подрастающих российских буржуев, и Виктор назвал фамилию своего друга.
- Он что, один из наших спонсоров? Или как-то помогал тебе? подозрительно прищурился Ринат, словно работник собеса, распределяющий бесплатные талоны на обед.
- Бери больше. Если бы не его уроки жизни, я бы, возможно, никогда не оказался в команде Большакова. Так что он - практически наша судьба! глубокомысленно заметил тогда Ребров.
Игоря в ресторане еще не было. Виктор сделал пару кругов по залу и остановился поболтать с каким-то шапочным знакомым, имя и фамилию которого никак не мог вспомнить. Он столкнулся с ним нос к носу, обходя небольшую группу людей, и, так как деваться уже было некуда, поздоровался с немного преувеличенным радушием. Было видно, что его собеседник также безуспешно ломает голову: где же они могли встречаться? Впрочем, вполне обычная ситуация для подобных приемов.
- Как дела? - бодро взял инициативу на себя Ребров, с одной стороны, пытаясь не показать свою забывчивость, а с другой - все же прояснить, с кем это он беседует.
- Да как они могут быть?! - с наигранным оптимизмом воскликнул знакомый. - Вы же знаете, что сейчас творится с курсом рубля на валютной бирже.
"Если его интересует валютный курс рубля, то, скорее всего, этот парень из какого-то частного банка. Наверное, наш спонсор", - подумал Виктор и задал еще один уточняющий вопрос:
- А вы сейчас активно работаете на валютном рынке?
- Да, валютные интервенции в последнее время мы делаем постоянно.
"Если речь о валютных интервенциях, значит, он из Центробанка!" облегченно вздохнул про себя Ребров и хотел уже спросить, где сейчас обосновался их бывший руководитель пресс-службы, как собеседник произнес:
- Чтобы свести концы с концами в бюджете, мы продаем валюту из последнего кредита МВФ и полученные рубли бросаем на погашение долгов по зарплате учителям, врачам...
"Слава богу, что не успел ничего спросить про Центробанк! обрадовался Виктор. - Раз он говорит о бюджетных долгах, значит, это какой-то чиновник из Министерства финансов. Хотя..."
- А что у вас нового? - перешел в атаку на Реброва не банкир, не чиновник Центробанка и, возможно, не чиновник Минфина.
- Все прекрасно. Как видите, празднуем победу нашего шефа на выборах в Думу.
Теперь уже глазки забегали у этого типа. Видимо, он помнил Виктора как журналиста и теперь мучительно пытался сообразить, с кем все-таки имеет дело.
К счастью обоих, на горизонте обозначилась Маша Момот.
- Простите, - неопределенно кивнул в ее сторону Ребров.
- Конечно, конечно, - обрадовался тот. - Звоните, если что-то будет надо.
- Обязательно! - поклялся Виктор, хотя так и не догадался, кому он может позвонить, куда и по какому телефону.
Ребров не видел Машу уже несколько месяцев, и за это время в ее внешности произошло множество вызывающих вопросы перемен. Она изменила прическу, цвет волос, но главное, на ней был строгий деловой костюм.
- Что с тобой случилось? - спросил Виктор, когда они расцеловались, оба довольные этой неожиданной встречей.
- Что ты имеешь в виду?
- Длину твоей юбки. Ты вступила в монашеский орден?
- Как раз наоборот! - решительно опровергла Маша явно бредовую, по ее мнению, мысль. - Сейчас я работаю на московскую мэрию. Как ты понимаешь, это - далеко не монастырь, но положение обязывает выглядеть синим чулком.
Ребров был искренне поражен.
- Господи, когда же ты успела перейти в мэрию?! - воскликнул он, разводя руками.
- Месяца два назад. Если точно, - помялась она, - я не состою в аппарате мэрии. Я в одной интересной структуре, которая на нее работает.
- А как же газета?
- Как ты мог подумать?! - оскорбилась Маша. - Я ее, конечно, не бросила. Это - святое! Хотя там сейчас на хозяйстве чаще бывает мой заместитель. Ты помнишь его? Такой наглый, но классный мужик. - У Виктора в памяти сразу возник язвительный и плешивый "журналистский волк" в грязных ботинках со стоптанными каблуками. - А я как редактор одной из московских газет, - с удовольствием подчеркнула Маша свой статус, - вошла в комиссию по возвращению исторических названий столичным улицам и площадям, которые были переименованы в годы советской власти.
- И зачем тебе это надо? - Виктор никак не мог прийти в себя.
По лицу Маши было видно, что ей приходится объяснять элементарные вещи:
- Знаешь, я окончательно поняла, что без власти, без денег хороший издательский дом на ноги не поставишь. Можно, конечно, выпрашивать на какую-нибудь газетку жалкие копейки, как я сейчас делаю. Но это несерьезно... Надо самой пробиваться во властные структуры. Теперь у меня есть цель - попасть в московскую мэрию. Буду врастать туда всеми возможными способами, в том числе и через комиссию по возвращению исконных названий городским улицам... Ну и, конечно, буду развивать свой бизнес...
- А какой у тебя бизнес? - подозрительно спросил окончательно запутавшийся Ребров. - Ты имеешь в виду газету?
- Нет! - решительно замотала она головой. - Теперь я еще - совладелица небольшого предприятия. На паях. Вместе с двумя моими знакомыми из московского правительства, - ну с теми, которые помогли мне с газетой. Мы создали акционерное общество на базе разорившегося заводика по производству металлоизделий. Идея, конечно, была моя. Теперь у него полно заказов, и мы даже начинаем расширять производство.
- И что выпускает твое предприятие?
- Таблички для домов. С новыми названиями улиц...
Момот явно рассчитывала, что ее слова произведут на Виктора впечатление, и не ошиблась.
- И у тебя... как бы это сказать... нет никаких проблем? - осторожно поинтересовался Ребров. - Получается, что ты сама переименовываешь улицы, а потом делаешь себе заказ и изготавливаешь новые таблички...
- Тут, конечно, присутствует деликатный момент, - согласилась она. Но, во-первых, решения о возвращении старых названий принимаю не я лично, а авторитетная комиссия. А, во-вторых, никто не знает, что мы являемся совладельцами завода - наши доли оформлены на других лиц. Моя, например, записана на мою парализованную сестру. Естественно, это - секрет... Могила?
- Ты еще спрашиваешь?! - заверил ее Виктор.
- Кстати, ты даже не подозреваешь, насколько это выгодно! - с такой же горячностью рассказывала Маша о своих новых делах, как когда-то о планах выпуска газеты. - В Москве - тысячи улиц. Некоторые из них тянутся многие километры. Ты представляешь, сколько нужно изготовить таких табличек? А когда уже практически все сделано, улицы или заново переименовывают, или городские дизайнеры разрабатывают какой-нибудь более современный вид указательных знаков, и все начинается сначала.
3
Маша еще что-то говорила о своем удивительном бизнесе, но Виктор уже не слышал ее. Его словно ударили по затылку чем-то тяжелым: в ресторан неспешной походкой, с подчеркнутой скромностью, как человек, который не нуждается в дешевых внешних эффектах, вошел президент банка "Московский кредит" Владимир Шелест, пропуская впереди себя Анну Игнатьеву.
Впрочем, не только Ребров, многие обратили внимание на возникшую в дверях пару. Шелеста, как одного из российских "олигархов", знали практически все присутствующие. А Анна была просто потрясающе красивой женщиной. И их появление давало возможность вволю поупражняться в остроумии, обменяться сплетнями - главному занятию на таких приемах.
К новым гостям тут же подлетел Алексей Большаков. Мягким, расслабленным движением Шелест протянул ему ладонь для рукопожатия и, видимо, стал говорить какие-то поздравления, так как Большаков расплылся в улыбке. А потом, вероятно, последовала шутка, потому что новоявленный депутат Государственной думы разразился бодрым смехом. Чтобы показать, как ему смешно, он запрокинул голову и изогнул назад свое толстое туловище, словно собираясь сделать мостик.
- Ты меня не слушаешь?! - дернула Виктора за рукав Маша.
- Что? Да, это очень интересно... - пытаясь собраться с мыслями, сказал он.
- Ну-ну, - недоверчиво пробубнила она и спросила: - А чем ты занимаешься сегодня вечером? Можно было бы смыться с этого приема и наговориться вдоволь, послушать где-нибудь музыку...
- Сегодня? - переспросил Ребров. - Сегодня у меня еще куча дел. С Большаковым не соскучишься.
- Да, кстати, - легонько хлопнула себя по лбу Маша, - я тебя тоже поздравляю. Кто-кто, а я-то знаю, сколько ты сделал, чтобы раскрутить эту тушу. Ну, хорошо, еще поговорим! - Она помахала рукой на прощание.
Оставшись один, Ребров пошарил глазами по залу и увидел, что Анна и Шелест с бокалами шампанского в руках стоят в довольно большой компании у окна. Там же находился и появившийся Стрельник, который что-то оживленно рассказывал, привлекая всеобщее внимание.
Виктору очень захотелось сказать Анне пару слов. Но было бы глупо присоединиться к этой компании сейчас. Стоило, конечно, немного подождать. Чтобы не торчать столбом посреди ресторана, он решил взять себе чего-нибудь поесть.
Но, видимо, в этот вечер ему судьбой было начертано если и не исповедовать всех своих знакомых, то хотя бы переброситься парой слов с каждым из них. У стола с рыбными закусками он увидел Хрусталева, державшего в одной руке тарелку с водруженной на нее рюмкой водки, а в другой - вилку.
В глубокой задумчивости Роман изучал палитру разложенных перед ним блюд и в этот момент был похож на художника, выбирающего краску для последнего мазка, которым он должен был обозначить на облаке луч закатного солнца. Мучения творца, видимо, продолжались уже давно, и было ясно, что выбор будет сделан между насыщенным розовым цветом слабосоленой семги или совсем уже бледно-розовыми, но с красной искоркой оттенками раковых шеек.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56