- Хорошо, - уже почти дружелюбно буркнул Роман, явно желая подбодрить подчиненного. - Давай посмотрим, как будут развиваться события.
4
Коллектив в "Народной трибуне", или просто "Трибуне", как называли свою газету сотрудники редакции, был и в самом деле очень специфическим. Здесь на каждом шагу встречались живые легенды журналистики, и порой было удивительно, как сильно отличается человек от того образа, который складывается у читателей на основе его публикаций.
Скажем, Виктор Ребров был поражен тем, что известный всей стране фельетонист Николай Тавровский, язвительный и беспощадный в своих материалах, в жизни оказался человеком мягким, доброжелательным. Он старался никогда и никому не мешать и даже по коридорам, словно мышь, пробирался вдоль стен, а при встрече с коллегами всегда здоровался первым, церемонно раскланиваясь еще издали.
Зато пожилая дама по фамилии Португальская, писавшая громадные слезливые очерки на семейно-бытовые темы и каждой своей строчкой надрывно призывавшая людей быть внимательнее и добрее друг к другу, оказалась вздорной бабой с гипертрофированным самомнением. Она царственно передвигалась по редакции, никого не замечая вокруг, и, когда Виктор здоровался с ней, с оторопью, не узнавая, смотрела на него так, словно он говорил ей что-то неприличное или даже хватал ее за толстый, расплющенный за написанием бесконечных материалов зад.
С опаской косясь на встречавшихся коллег, Ребров возвратился от Хрусталева в свою комнату и попытался заняться каким-нибудь делом, но у него опять зазвонил телефон. Это был журналист из "Труда", он хотел узнать побольше о президенте компании "Русская нефть" и о том, что могло стать причиной самоубийства.
Хотя в этом не было никакой необходимости, Виктор начал чуть ли не оправдываться, все больше погрязая в деталях, что самого его раздражало. Во время телефонного разговора он ловил ироничные взгляды Стрельника и, повесив трубку, вызывающе спросил:
- Ты уже знаешь?
- Все уже знают, старик, - лаконично заметил Игорь.
- И что ты об этом думаешь?
- Я думаю, что, как человек честный, ты тоже должен застрелиться.
Чувствовалось, что эта тема мало волнует Стрельника - во время разговора он продолжал барабанить по клавишам компьютера, сочиняя свой очередной материал. Его работоспособность всегда восхищала Реброва: в любом состоянии Игорь мог за полчаса состряпать двухстраничную заметку в номер или за ночь, после очередной командировки, - статью на половину газетной полосы. И это всегда было остро, свежо.
Ирония Стрельника немного охладила Виктора, хотя теперь телефон на его столе звонил почти непрерывно. Это были коллеги не только из других газет, но и из двух телекомпаний, желавшие взять у него интервью. И чем больше было звонков, тем грубее и короче становились ответы Реброва. В конце концов это надоело даже Игорю.
- Чувствую, надо ограничить доступ почитателей к твоему телу. Пойдем в буфет, выпьем кофе, - предложил он.
Буфет в редакции "Трибуны" был не просто местом, где ее сотрудники могли что-нибудь попить или перекусить, но и своеобразным клубом. Здесь можно было встретить кого угодно - от скромных героев газетных публикаций до скандальных политиков, крупных бизнесменов, иностранных дипломатов и бывших диссидентов. Здесь обменивались самыми последними новостями, непроверенными слухами, откровенными сплетнями и даже государственными секретами. Журналисты из других изданий приходили сюда, чтобы в бесконечном трепе найти новые темы, проверить на коллегах актуальность будущих материалов и точность, весомость предполагаемой аргументации. В редакционном буфете шлифовались характеристики персонажей, находились нетрадиционные объяснения многим явлениям, здесь вчерашних титанов с помощью двух-трех изящных пассов превращали в ничтожество, чтобы на следующий день опять возвысить до небес.
У стойки буфета томилась небольшая очередь. Перед Ребровым и Стрельником оказался спортивный репортер "Трибуны" Мухамадиев.
- Салют санитару экономических джунглей! - жизнерадостно приветствовал он Виктора.
- Да пошел ты, - огрызнулся Ребров.
- Сердишься, значит, совесть у тебя не чиста. Теперь тебе по ночам будет сниться, как ты вкладываешь в руку несчастному бизнесмену пистолет. Ха-ха-ха, - заржал Мухамадиев.
- Все это - бред собачий. Не переживай, - сказал Игорь, когда, взяв по чашке кофе, они сели за свободный столик в углу буфета.
- Ничего себе, не переживай! Сегодня главный выпытывал у Хрусталева: заплатил ли мне кто-то за статью? А теперь этот идиот пристает со своими шутками...
- Нашел на кого обращать внимание. Ты же знаешь, что для Мухамадиева самая большая драма, это когда нападающий "Спартака" с трех метров бьет мимо ворот. А смерть человека для него - всего лишь повод для доброй журналистской шутки.
Виктор потер пальцами виски:
- Я не могу понять только одного: почему это случилось именно со мной?!
- А что должны говорить себе люди, когда им на голову падает цветочный горшок? Если, конечно, они остаются в живых.
- В нашей газете ежедневно появляются десятки материалов, в которых нет разве что обвинений в каннибализме, - продолжал горячиться Ребров. Однако стреляется герой именно моего материала, на подготовку которого я потратил целый месяц рабского труда...
Стрельник оживился:
- А вот в этом как раз и заключается твоя главная проблема. Ты работаешь в крупной газете уже полгода и до сих пор не понял, что гораздо безопаснее обвинять кого-то в каннибализме - больше шума, внимания и меньше последствий, - чем в действительно серьезных преступлениях... И вообще, ты копаешь факты для своих материалов, как рудокоп. Ты посмотри, у тебя все лицо, все руки в грязи... А журналистика - это искусство. Статьи можно лепить из любых подручных материалов и даже из воздуха. Кстати, в связи с этим я вспомнил один случай...
Стрельник знал массу журналистских баек и был прекрасным рассказчиком. Его очередная история вначале немного развлекла Виктора, но затем он стал все больше и больше прислушиваться к тому, о чем говорили за соседним столом, в большой журналистской компании. Особенно выделялся резкий голос Португальской.
- Это какой-то кошмар! - с пафосом говорила она. - Я чуть с ума не сошла, когда узнала, что после публикации в нашей газете застрелился человек. Ничего подобного не было за все те тридцать пять лет, которые я работаю в "Трибуне". Я теперь не смогу смотреть людям в глаза! Как сотрудник редакции я тоже чувствую вину... И кто конкретно написал эту, в прямом смысле слова, убийственную статью?
- Плюнь ты на нее, - Стрельник попытался остановить Реброва.
Однако было уже поздно.
- Это я написал, как вы говорите, убийственную статью, - громко произнес Виктор. - Да-да, это я. Вы сейчас смотрите на меня. Кстати, я работаю в газете уже полгода, и с вами мы встречаемся практически каждый день. Но вам, конечно, очень трудно запомнить своего коллегу, когда так болит сердце за все человечество.
- Теперь-то я вас уже точно запомню, - брезгливо разглядывая Реброва, сказала Португальская.
- Но на всякий случай я вам подарю свою фотографию. С дружеской надписью, - пообещал Виктор.
В свою комнату они возвращались молча. Наконец в лифте Игорь не выдержал.
- Ты проявил потрясающее остроумие, - съязвил он. - Теперь можешь быть уверен, что эта старая стерва будет тебе мелочно и долго мстить. А ее слово - не последнее в редакции, особенно когда оценивается качество материалов. Она может раздолбать на летучке любую твою статью!
- А ты, конечно, переживаешь, что, когда я сцепился с Португальской, ты был со мной. Господи, что о тебе могут подумать?! - картинно воздел руки Виктор.
Стрельник встал в позу, вполне подходящую для того, чтобы объявить о начале третьей мировой войны.
- Между прочим, она - очень известный человек. В отличие от тебя, у нее есть имя. В конце концов, она хорошо знает моих родителей, множество раз бывала у нас дома...
Вернувшись к себе, они оба попытались работать, однако телефон у Реброва снова стал звонить практически непрерывно. Всем было любопытно, почему же все-таки застрелился крупный бизнесмен. Виктор изощрялся в грубости, а Игорь время от времени бросал на него осуждающие взгляды из-за компьютера и слегка покачивал головой.
- Знаешь, на кого ты похож? - наконец спросил Ребров. - На гнусного, мерзопакостного учителя женской гимназии, который внушает своим воспитанницам всяческие добродетели, а сам является гнусным извращенцем и подсматривает за ними в душевой. Кстати, я уверен, заметка, что ты сейчас пишешь, - очередная гнусная инсинуация.
Он встал, взял свой портфель и пошел к двери.
- Журналист хренов! - крикнул ему вслед Стрельник. - Ты в двух предложениях три раза употребил слово "гнусный". Даже не можешь найти приличных эпитетов.
5
Жил Ребров вместе с женой в небольшой двухкомнатной квартирке в Бибирево - типичном спальном районе Москвы. Впрочем, слово "вместе" в данном случае не очень подходило, так как последние несколько месяцев они только сосуществовали под одной крышей.
Супруга Реброва - женщина энергичная, эмоциональная, которой очень не подходило кроткое имя Лиза, - положила немало сил на то, чтобы доказать свое превосходство над мужем. Она всячески подчеркивала, что сделала большое одолжение, пустив его, человека сугубо периферийного, в свою московскую квартиру. В первые месяцы их супружеской жизни подобные генеральские замашки были не так ярко выражены и казались разновидностью грубоватого интеллигентского юмора, однако вскоре они стали просто невыносимы.
Виктор начал серьезно подумывать об уходе, тем более что в последнее время Лиза повадилась регулярно исчезать по вечерам. Это не могло быть связано с ее работой - врача-терапевта престижной мидовской поликлиники. Чтобы после таких отлучек ничего не объяснять, жена использовала свой коронный прием - вообще прекращала разговаривать с Виктором, делая вид, что она на что-то смертельно обижена.
В этот вечер ее опять не было дома. Виктор поджарил себе яичницу и, ковыряя в тарелке, стал смотреть семичасовой выпуск новостей.
Программа, естественно, открылась сюжетом о самоубийстве президента "Русской нефти". Этакое главное событие дня. Впрочем, конкретной информации было не много - прокуратура пока отмалчивалась, - поэтому на экране долго показывали сначала здание самой компании, а потом громадный загородный дом Андрея Лукина, во дворе которого стояли милицейские машины и ходили какие-то люди в форме.
Корреспондент сообщил, что президент "Русской нефти" застрелился из принадлежавшего ему пистолета "ТТ". Самоубийство произошло ночью на даче, куда Лукин приехал один - без семьи и без охраны, что было ему не свойственно. В сюжете делалось предположение, что, возможно, это свидетельствует об интимной встрече или о переговорах с какими-то близкими деловыми партнерами. Впрочем, в доме не было обнаружено недавнего присутствия посторонних, а тем более следов борьбы. Не оставил Лукин и предсмертной записки, объяснявшей причины его трагического решения.
- Существует и еще одна версия случившегося, - сказал корреспондент. Его снимали теперь на фоне редакции "Народной трибуны" с газетой в руках. Буквально накануне была опубликована большая статья о компании "Русская нефть", где утверждалось, что Лукин и стоявшие за ним люди получали гигантские деньги, шедшие раньше в доход государства. Так вот, следователи пока не исключают, что эта публикация как раз и могла стать причиной самоубийства. К сожалению, автор статьи не захотел встретиться с нами, зато вот какой комментарий дали по этому поводу представители "Русской нефти".
На экране пошли кадры короткого интервью с одним из чиновников компании. Он заявил, что, без всякого сомнения, именно публикация в "Народной трибуне" подтолкнула Лукина к самоубийству. По его мнению, статья искажала реальные факты и вообще являлась спланированной акцией каких-то преступных групп, которые ни много ни мало хотят затормозить развитие рыночных реформ в России, - он не собирался мелочиться. В связи с этим, заметил чиновник, компания намерена привлечь журналиста к уголовной ответственности, а также заставить газету компенсировать громадный моральный и материальный ущерб. Впрочем, оговорился он, окончательное решение по этому вопросу будет принято на Совете директоров.
Словно мазохист, Ребров целый вечер переключал телевизор с канала на канал и смотрел выпуски новостей: все они начинались практически одним и тем же - сюжетом о самоубийстве главы компании "Русская нефть". В десять часов, когда началась большая информационная программа по каналу НТВ, пришла жена.
Открыв дверь своим ключом, Лиза бросила сумку на пол в прихожей, скинула туфли и босиком прошла в спальню. Всем своим видом она как бы говорила, что смертельно обижена и не собирается ни с кем в этой квартире разговаривать. За ней последовал шлейф запахов каких-то лекарств, вина и дорогих духов, которые Ребров ей не покупал.
Переодевшись в халат, Лиза уже направилась было в ванную комнату, но остановилась за спиной сидевшего в кресле Виктора - НТВ передавало свою интерпретацию главного события дня. К этому часу корреспондентам удалось раздобыть несколько фотографий Лукина, сделанных во время деловых встреч за рубежом, а также с десяток его семейных снимков, демонстрировавших, каким он был прекрасным мужем и отцом.
В отличие от других каналов, показывавших громадный загородный дом Лукина только снаружи, НТВ удалось достать пленку, снятую кем-то на месте самоубийства. Сначала камера прошлась по просторной гостиной. В эту комнатку очень органично вписывались овальный обеденный стол персон этак на двадцать и несколько пальм. А потом оператор задержался на кресле, в котором пришедшая рано утром уборщица обнаружила тело президента "Русской нефти". Рядом на полу мелом были обведены контуры пистолета.
Наконец, НТВ оказалось единственным каналом, сумевшим взять интервью у вице-премьера Владимира Шелеста, курировавшего в правительстве нефтяные отрасли.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56