В тот день она оставила свой дом. Села на метро, вышла на площади Сан-Бабила, добралась пешком до улицы Багутта и вошла в дом своего любовника.
Он ее ждал.
– Сейчас или никогда, – сказала Ирена, повторяя его слова.
– А твой муж знает? – спросил он.
– Узнает, когда увидит, что я не вернулась домой. Если бы я ему прямо обо всем сказала, меня бы, наверное, здесь не было.
3
Работы на вилле в Чезенатико шли полным ходом. Вместе с водопроводчиками и электриками в доме работали каменщики: они вскрывали стены, чтобы заменить старые свинцовые трубы новыми пластиковыми, и вновь заделывали дыры. Плотники на чердаке меняли расшатанные старые балки, чернорабочие выбрасывали мусор из окон и грузили его в пикап. Почти вся мебель была упакована и сложена на веранде. Салон чиппендейл бабушки Диомиры Пенелопа отослала краснодеревщику в Сант-Арканджело для реставрации.
Она все-таки решила своими силами привести в порядок бабушкин дом, прекрасно понимая, что у Ирены никогда руки до ремонта не дойдут. Сама же она была глубоко привязана к старому дому, хранившему столько дорогих сердцу воспоминаний. И наконец, практическая работа помогала ей преодолеть одиночество. Приятно было ездить в Чезену на поиски нужных обоев, плитки, оборудования для ванных комнат. Ей хотелось сохранить налет стиля «модерн», и она с радостным удивлением открыла для себя существование ремесленных мастерских, восстанавливающих эмаль на старинных чугунных ваннах и монументальных батареях парового отопления. В пригороде Форли она нашла фабрику по производству керамической плитки с рисунками в стиле belle epoque. Пенелопе приятно было сознавать, что она вернет вилле первоначальный облик. Она по-прежнему ночевала в «Гранд-отеле», а днем бродила по пляжу, ездила в близлежащие города за покупками, наблюдала за ходом работ, обедала и ужинала вместе с профессором Бриганти. Еду им доставляли из ресторана «Пино». Профессор ел, как птичка, но твердо настоял, что будет оплачивать половину стоимости еды.
Обедали они в самой изысканной обстановке: в саду у Бриганти, за мраморным столиком в беседке, увитой дикими розами. Мелкие розочки цвета слоновой кости высыпали на ползучих стеблях целыми гроздьями и цвели с апреля по ноябрь. Не приходилось даже мыть посуду, потому что официант забирал тарелки с собой, когда приносил кофе.
Чаще всего эти трапезы проходили в дружеском молчании, но иногда между хозяином и его гостьей возникали откровенные разговоры.
– Сегодня моему младшему исполняется шесть лет, – после долгого молчания сказала Пенелопа. – А кажется, он родился только вчера. – Она вздохнула, в ее темных глазах блеснули слезы. – Утром я ему позвонила. Перед тем, как он отправился в детский сад.
Этот разговор оказался трудным. У нее сжалось сердце, когда сын холодно поздоровался с ней.
– Я тебе позвонила, чтобы узнать, как ты, и поздравить с днем рождения.
– Спасибо, – ответил Лука.
– Что ты делаешь? – спросила Пенелопа. Ей очень хотелось в эту минуту ощутить его рядом с собой, обнять, поцеловать, прижать к себе.
– Смотрю на облака, – был ответ.
– Какие у вас облака? Здесь, в Чезенатико, тепло и солнце светит, – сказала она, пытаясь понять, говорит ли Лука о реальных облаках или о своем настроении. – Я тебя очень люблю, – добавила Пенелопа.
В этот момент из глубины комнаты послышался голос Лючии:
– Кто звонит?
– Ты плохая, – торопливо сказал Лука и повесил трубку.
На мгновение Пенелопа решила, что малыш так отозвался о сестре, но сразу поняла, что бесполезно обманывать себя: слово «плохая» было обращено к ней. Одним словом, он дал ей понять, что нельзя так бросать своих детей, что он тоже ее любит и тоскует без нее.
Продолжая сжимать в руке смолкнувшую трубку, Пенелопа отчаянно разрыдалась. Она не сомневалась: Лука не расскажет Лючии, что разговаривал с ней. Он был скрытным ребенком и давно уже научился не делиться ни с кем своими детскими тайнами.
В своем гостиничном номере Пенелопа взяла из бара-холодильника жестянку кока-колы. Она терпеть не могла кока-колу, но это был любимый напиток ее малыша. Открыв банку, она отпила большой глоток и прошептала: «С днем рождения тебя, мой маленький. Твоя плохая мама тебя поздравляет и очень-очень любит».
Профессор робко протянул руку и накрыл ладонью ее пальцы.
– Лука понял, что ты хотела ему сказать. Я уверен, что это пошло ему на пользу.
– Сеньор Бриганти, я росла у вас на глазах. Какой я была в детстве? – вдруг спросила старика Пенелопа.
– Такой же, как твои дети. Молчаливой, задумчивой, упрямой бунтаркой. Мне ты запомнилась такой. У тебя бывали проблески большого веселья. Я слышал, как ты распевала во все горло у себя в саду. И еще ты была очень любопытна. Но ты не производила впечатления счастливого ребенка. Как-то раз я подарил тебе блокнот, чтобы ты записывала свои мысли, помнишь, девочка моя?
– Представляете, я недавно его нашла. Он был спрятан в шкафу у бабушки вместе с другими трогательными вещами. Между прочим, там лежало и брачное свидетельство моей матери, – вполголоса проговорила Пенелопа.
Профессор молчал.
– Вы ведь помните мою мать еще маленькой. Какой она была? – продолжала Пенелопа, следуя за ходом своих мыслей.
– Ирена столкнулась с большой помехой в своем развитии. Кажется, в спорте это называется «гандикап». Напрасно люди считают, что красота всегда дает преимущество. Иногда она создает огромные трудности. В юности все восхищались твоей матерью, и в конце концов она поверила, что красота – ее главное достояние, козырная карта, на которую только и можно делать ставку. Не будь к ней чересчур сурова. И к себе тоже, – рассудительно заметил старый профессор.
– Я наделала множество глупостей и обвиняю в этом свою мать. Мои дети винят меня за то, что чувствуют себя несчастными, хотя и не говорят вслух. Эта история стара, как мир, – задумчиво проговорила Пенелопа. – А ведь моя нынешняя жизнь в точности такая же, какой она была в детстве: краткие проблески веселья и много печали. Наверное, всегда так будет. Моя мать в этом отношении счастливее меня.
– Как знать!
– Она сосредоточена на себе. Все остальное скатывается с нее как с гуся вода. Ее участие в жизни других сводится к сплетням, ей никто по-настоящему не дорог и не нужен, – Пенелопа говорила с убежденностью человека, выражающего давно обдуманное, даже выстраданное мнение.
– Может быть, это всего лишь способ самозащиты? И вообще, лишь ей одной известно, что она чувствует на самом деле.
– Однажды, еще в детстве, я застала ее в слезах. Она сказала, что плачет из-за меня, потому что я ее не люблю. Я тогда повела себя, как упрямая и злая дура. А на самом деле я ее обожала, я восхищалась ею. Она всегда была для меня недостижимым образцом. У нее никогда даже домработницы не было! Она все делала сама, но с таким видом, будто она знатная дама, понятия не имеющая о презренных мелочах повседневного быта. Я так и не смогла стать такой, как она. Я ворчливая, раздражительная неудачница, вечно попадающая впросак. Вылитый портрет бабушки Диомиры.
Профессор улыбнулся. В этот момент появился официант из ресторана и поставил на стол кипящий кофейник, чашки и сахарницу. Потом убрал посуду. А в саду у Пенелопы вновь зазвучали голоса рабочих.
– Должен тебе сказать, – вновь заговорил профессор, – что я тоже иногда бывал слишком строг со студентами, которых больше всего любил. Именно поэтому я старался быть требовательным к ним. Потом они сами благодарили меня за это, – объяснил он, стараясь ее утешить.
– Вот и я того же желаю своим детям. И Андреа тоже. Конечно, ему было со мной нелегко, я это признаю. Но и он меня очень разочаровал, – призналась Пенелопа.
– Вы оба еще молоды, – покачал головой старый профессор, – у вас еще есть время понять, стоит ли вам оставаться вместе. Но никогда не забывай, дорогая, что надо уважать чувства твоих детей, они имеют на это право. У меня было много детей, одолженных мне на время: это мои ученики. Каждый со своей историей, со своим характером. И все они нуждались в уважении. Я всеми силами старался укоренить в них это чувство. Но я был всего лишь их учителем, а не отцом. Мне было гораздо легче исполнять свой долг, чем тебе и твоему мужу.
– Я затем и оставила Андреа одного, чтобы он начал наконец становиться отцом, – уточнила Пенелопа.
– Он им станет, не сомневайся. Не так он глуп, чтобы потерять трех замечательных детей и такую прекрасную жену.
Пенелопа молчала, задумавшись. И вдруг она сказала:
– Восемь лет назад у меня был любовник. Я еще раз перелезла через забор. Это было страшно и удивительно.
– Хочешь об этом поговорить? – участливо спросил синьор Бриганти.
– Похоже, мне это необходимо, – ответила Пенелопа.

ИСТОРИЯ МОРТИМЕРА
1
В Сан-Ремо начинался песенный фестиваль, ход которого Андреа Донелли, как всегда, освещал для своей газеты. Он уезжал на две недели, и его общение с семьей на это время сводилось к редким телефонным разговорам.
Утром он позвонил Пенелопе из редакции.
– Пепе, приготовь мне сумку. Я уезжаю ровно в час.
– Все уже готово, – ответила она.
Всякий раз, когда Андреа предстояло отправиться в командировку, Пенелопа укладывала в его дорожную сумку сменное белье, рубашки, брюки, не забывала положить хотя бы один свитер и запасной пиджак. Когда ситуация того требовала, она укладывала еще и смокинг. Она любовно заворачивала вещи в веленевую бумагу, чтобы они не мялись, и стала в этом деле прямо-таки профессионалом. Но, как ни старалась Пенелопа собрать мужа в дорогу наилучшим образом, иногда ей случалось что-нибудь забыть, и тогда Андреа устраивал ей выговор по телефону. Вместо того, чтобы послать его к черту, она рассыпалась в извинениях, чувствуя себя виноватой за то, что подвела его и дала повод огорчиться. Порой Андреа звонил ей с дороги, даже не проверив содержимое сумки, и спрашивал: «Ты положила диктофон?» или «Надеюсь, ты не забыла, как всегда, бабочку для смокинга?» В таких случаях Пенелопа кипела от бессильного возмущения: ведь она уже не могла ничего исправить. Ей хотелось напомнить мужу, что она не его секретарша и не горничная, что ей осточертело заниматься его багажом и пусть он сам укладывает свои трижды проклятые вещи. Но она знала, что криком ничего не добьется: глотка у него была куда крепче, чем у нее. Поэтому, памятуя, что худой мир лучше доброй ссоры, Пенелопа терпеливо отвечала на обидные вопросы.
Однажды ее муж отправился на машине в Базель и позвонил ей прямо с границы, когда обнаружил, что забыл дома паспорт. Ей пришлось проделать весь путь до погранзаставы в Кьяссо, чтобы привезти ему документ. Вместо благодарности он обрушил на нее град упреков.
В самом начале их брака, пакуя ему багаж, Пенелопа засовывала по разным углам и карманам коротенькие любовные записочки, но бросила это занятие, как только поняла, что некоторые худшие привычки у мужа возникли как раз из-за ее угодливости. Именно она покупала ему обувь и носки, она ходила на собрания жильцов, она отвечала на деловые телефонные звонки (Андреа не хотел, чтобы его беспокоили дома), она вела коммунальные платежи и составляла финансовые отчеты по командировкам мужа, причем концы с концами у нее никогда не сходились, потому что Андреа постоянно терял квитанции и счета.
В конце концов то, что до появления детей казалось Пенелопе приятной обязанностью, стало тяжким бременем, рабством, от которого она мечтала освободиться. Но она опасалась реакции мужа, заранее зная, что все закончится грандиозным скандалом. И она, стиснув зубы, продолжала исполнять осточертевшие ей обязанности. В конце концов Андреа был не худшим из мужей. Среди ее знакомых попадались мужчины, которые пили, часто теряли работу, били жен и детей. Сравнивать своего мужа с более высокими образцами она не решалась.
Вот и в то утро она собрала для Андреа все необходимое для двухнедельного пребывания в Сан-Ремо.
– Не забудь запасные батарейки для диктофона. Со мной едет Москати, – с гордостью объявил Андреа по телефону. – Сваргань мне что-нибудь поесть по-быстрому. Я оставлю машину в переулке, а ты потом загони ее в гараж. Ладно?
– Слушаюсь, шеф, – ответила Пенелопа, пытаясь обратить бесцеремонность мужа в шутку.
В то утро Даниэле не пошел в школу, у него поднялась температура. Пенелопа уже успела позвонить педиатру, и он обещал заехать около полудня, чтобы осмотреть мальчика. Теперь ей предстояло «сварганить» на скорую руку обед для мужа, причем она знала, что даже в спешке он не удовлетворится простым сандвичем с ветчиной. Пенелопа встала у плиты, спрашивая себя, кто же появится первым: Андреа или доктор?
Даниэле уснул. К счастью, в морозильнике нашлась порция рыбного филе. Пенелопа выложила на сковородку томатное пюре, быстро прожарила, потом уменьшила огонь и опустила сверху замороженную рыбу. Позже к ней предстояло добавить соли, специй и оливкового масла. Пенелопа тем временем занялась приготовлением спагетти. Пока вода закипала, она успела вымыть салат, натереть сыр и быстро накрыть на стол. Кроме того она выжала свежий томатный сок для Даниэле, зная, что, когда он проснется, обязательно захочет пить.
В дверь позвонили. Доктор пришел раньше назначенного времени.
Пенелопа проводила его в комнату сына. Даниэле проснулся и захныкал: он боялся врачей. Ответив на вопросы доктора, Пенелопа побежала в кухню за чистой ложкой, чтобы можно было посмотреть горло. Ей пришлось держать вырывающегося мальчика. Наконец она выслушала приговор: ветрянка.
– В это время года многие болеют ветрянкой, – утешил ее врач. – Держите его в постели, в тепле, давайте жидкую пищу и побольше витаминов, обильное питье, следите, чтобы он не расчесывал кожу. Если температура поднимется, дайте детский аспирин, других лекарств не нужно. – Уже на пороге доктор спросил: – У вас есть еще дети?
– Старшая дочь. Она пошла в школу, – ответила Пенелопа.
– Прекрасно! Если она еще не переболела ветрянкой, обязательно заразится от брата, – бодро предупредил доктор.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46