Партнеры снова переглянулись. Брюнет глядел на них поверх очков на кончике носа и чем-то неуловимо напоминал одного известного телеобозревателя с НТВ. Петрухин крякнул и сказал:
— Видишь ли, в чем дело, Виктор… Четырнадцатого апреля твой партнер и нормальный мужик Леша Горбач звонил со своей трубы нашему Матвееву.
— Да ты что?
— И разговаривал с ним около минуты.
— Шестьдесят восемь секунд, — уточнил Купцов.
Брюнет снял очки, швырнул их на бумаги. Вид у него был озабоченный.
— Может, ошибка? — спросил он.
Купцов и Петрухин промолчали. Ошибки и совершенно невероятные совпадения бывают. И даже чаще, чем можно предположить… Но никто из троих собравшихся в кабинете мужчин в совпадение не верил. Даже если предположить, что Горбач ошибся номером и из сотен тысяч питерских телефонов совершенно случайно попал на телефон кузнеца Смирнова… Даже если поверить в это, как объяснить более чем минутную продолжительность разговора?
— Сейчас я позвоню Горбачу, — сказал
Голубков.
— Погоди, успеешь, — сказал Петрухин. — Расскажи-ка лучше, что за человек этот Леша. Какие у него отношения были с покойным Тищенко и Строговым?
Брюнет рассказал. По его словам было совершенно непонятно, как Горбач мог быть связан с Матвеевым. Да и с Нокаутом у Леши отношения были на уровне «привет-привет», «как дела?», «все нормально»… Со Строговым? Да вроде выпивали они в общей компании, не более того.
— И тем не менее именно Леша Горбач позвонил Матвееву за день до того, как у Матвеева появились какие-то деньги, — подвел итог Купцов. — И разговаривал с ним больше минуты. Пожалуй, Виктор Альбертович, вы должны познакомить нас с господином Горбачом. Я думаю, что общение Игоря Строгова и Алексея Горбача выходило за рамки совместной выпивки и посещения бани.
Брюнет задумался.

***

Петрухин:
Наше знакомство с Алексеем Григорьевичем Горбачем состоялось под вечер. За это время я успел навести о нем справочки. Ничего интересного не обнаружил: тридцать семь лет. Питерский. Прописан вместе с женой и сыном в Пушкине. Один из двух учредителей ООО «Металл-АГ»… не судим… не привлекался. Имеет автомобиль «форд-скорпио» выпуска девяносто пятого года, на котором дважды нарушал ПДЦ. Вот и все. Разумеется, эта информация не отражала ни личность, ни образ жизни бизнесмена Горбача. Ни хрена она не отражала.
Брюнет с Купцовым уехали в прокуратуру, а я остался в офисе. Я посетил кабинет покойного Тищенко. Его еще не отремонтировали, на стене и на полу остались следы картечи и не очень симпатичные бурые пятна. Брюнет сказал, что никто из сотрудников не хочет въезжать в этот кабинет… Впечатлительные, однако, сотруднички у господина Голубкова.
Я сидел в кабинете, где завалили Нокаута, и пытался понять: что же здесь произошло? Кто стрелял первым — Строгов? Матвеев? Зачем потребовался второй выстрел? Ведь оба были сделаны в голову… если бы первый пришелся в грудь или в живот, то ничего странного во втором выстреле не было бы: добивали. Или сделали «контрольку». Но в Тищенко стреляли почти в упор. С расстояния в один-полтора метра. В голову. В прокуратуре Брюнету показывали фотографии, познакомили даже с заключением экспертизы… Никакой необходимости во втором выстреле не было. Но он прозвучал. Что же это означает?
Я просидел в кабинете Тищенко почти час, но ничего не придумал. Вот если бы я был экстрасенс… О! Если бы я был экстрасенс! Я бы закрыл глаза и, как в голливудских фильмах про маньяков, сразу бы все просек и разоблачил.
Но я не был экстрасенсом. Я запер кабинет с бурыми следами на стене и вернул ключ секретарше Леночке. Я даже потрепался с ней и рассказал, как раскрыл одно жу-у-уткое, ужасное убийство с помощью экстрасенса. Дурочка округляла свои, глазки и верила. Потом я вышел из офиса и покурил на набережной. Нева сверкала, и по ней бойко шел прогулочный теплоходик. Ветер доносил до меня отдельные слова экскурсовода. Но ним я догадался, что экскурсовод рассказывает туристам на теплоходе про «Кресты». Я тоже могу кое-что рассказать про «Кресты». Мой рассказ будет здорово отличаться от того, что знает про СИЗО 45/1 экскурсовод. Но я ничего не рассказал туристам. Теплоход прошел вверх, к Большеохтинскому мосту, а я стоял и думал: что же произошло в офисе «Магистрали» двадцать третьего апреля, когда туда пришли решительный парень с крепким хребтом и мягкотелый заместитель Брюнета?
Решительный парень с крепким хребтом и укороченным помповым ружьем под полой длинного пальто… И мягкотелый интеллигент Игорь Строгов. Сладкая парочка.
Решительный. С ружьем. И опытом какой-то войны.
И — мягкотелый бизнесмен.
Я стоял, курил, щурился на блестящую под майским солнцем Неву.
Не знаю почему, но мне вспомнилась история про другого решительного парня. Дело было лет пять назад в ресторане гостиницы «Пулковская». Гуляла там одна серьезная компания. Я их почти всех знаю. А во главе стола сидел Паша Борщ — авторитет. Гуляли ребята хорошо, с размахом. Что-то они отмечали-обмывали, но что именно, я вспомнить не могу. Да и вообще я эту историю знаю с чужих слов. Агент мой мне ее рассказал. Он-то как раз в
«Пуле» был в тот вечер… Так вот, братаны гуляли, а за одним из столиков сидел парень с подругой. И Паша Борщ на его подругу глаз положил. И предложил ей к своей крутой компании присоединиться. Но парнишка вдруг к британскому столу подошел и говорит Борщу: так, мол, и так, брат, девушка со мной, и, мол, ты ведешь себя некрасиво. Борщ ему: «Тебя, бычок, никто не спрашивает. Вали отсюда. У меня одни шнурки дороже стоят, чем твоя тачка…» Пальцы, короче, веером. Парнишка, ни слова не говоря, достал шило и ткнул Пашу в горло. Посреди ресторана! На глазах у полутора десятка братанов! Поднялся шухер. Парень под шумок вместе с подругой исчез, и никто из крутых не посмел его задержать!… Борща увезли на «скорой», и, надо сразу сказать, ничего с ним не сделалось, остался живой.
Только голос немного у него после ранения изменился. Ну вот, парнишка исчез, Борща увезли. А братаны немного очухались и давай орать: «Порвем! Зароем! В бочку с бетоном посадим!» Кстати сказать — могли бы. Но тут подошел к их столику Татарин и говорит: «Я этого парнишечку знаю. Он из Альметьевска. Характерный парень. И у него, братаны, не только шило, но и ППШ есть». Сказал Татарин такие слова, хлопнул коньяку и от британского стола отошел. А братаны за столом враз притихли, задумались… Чем та история кончилась? А ничем. Никто этого парня искать и ставить на ножи не стал. Хотя найти его труда не составляло. Но не стали. Потому что увидели: характерный парень. Крутой. С крепким хребтом… А ведь Паша Борщ не из слабаков был. Не чета Игорьку Строгову.
Не знаю, почему я эту историю вспомнил. Не знаю. Но факт налицо — вспомнил.
Потом из прокуратуры вернулись Купец с Брюнетом. Брюнет был очень довольный. И Ленька тоже… Что ж? Дело-то, в конце концов, мы красиво сработали. Для Брюнета оно как бы уже сдано в архив.
А для нас с Ленькой нет. Нам нужно встретиться с Сашей Трубниковым-Матвеевым. Но сначала — с Горбачом.

***

Алексей Горбач появился в офисе «Магистрали» под вечер. Персонал уже разошелся, уже ушла секретарша Леночка. Дважды в кабинет Брюнета заглядывал Игорь Строгов, но оба раза, увидев Купцова с Петрухиным, молча выходил. Потом и он ушел. Петрухин видел в окно, как мрачный Игорь Васильевич сел в свой БМВ и отвалил.
В ожидании Горбача пили пиво, веселый Брюнет травил анекдоты и байки из своей жизни. Мужик он был с чувством юмора и получалось у него хорошо и к месту.
Петрухин тоже задвинул пару баек, а потом к чему-то вспомнил и рассказал историю про ранение Паши Борща в «Пуле». Голубков кивнул, сказал:
— Было такое дело. Я ведь тоже в тот вечер в «Пуле» был. Не в Борщевой компании, но был. Парнишку этого помню. Парнишка — точно — характерный. Это сразу видно. А ты почему, Дима, эту историю-то вспомнил? Их обоих — и Борща, и Татарина — давно уж и в живых нет…
— Не знаю, — ответил Петрухин. — Вспомнил… пересеклось как-то в связи с Трубниковым-Матвеевым.
Купцов, внимательно посмотрев на напарника, промолчал. Кажется, он хотел что-то спросить, но ничего не спросил.
Без пяти восемь приехал Горбач. О его приходе доложил по селектору Черный — в тот день было его дежурство.
— Пусть проходит, — ответил Голубков. — Ждем.
Алексей Горбач оказался классическим отечественным бизнесменом средней руки. По крайней мере — внешне. Он вошел, с порога весело поприветствовал собравшихся, поставил свой «дипломат» у двери и подошел к Брюнету:
— Ну, зачем звал, боярин? Пивком угостить?
— Пивком? Угощу… Вот, кстати, познакомься… — Голубков представил Купцова и Петрухина, не называя их фамилий и не объяснив, с какой целью они здесь находятся. Все сказали: «Очень приятно». Потом Брюнет придвинул Горбачу бутылку пива.
— Да я же за рулем, Виктор… какое пиво?
— Нам больше достанется. Как жизнь, Алексей?
— Все хоккей… а у тебя?
Брюнет повертел высокий пивной бокал, оставляющий мокрый след на столешнице, и ответил:
— Тоже все хоккей. Хотя еще вчера было совсем хулево. Прессовали меня менты. Харламыч в газетках статьи про меня тискал… не читал?
— Как же. Читал. Крепко тебе подгадил Игорек. А сейчас что — разобрались?
— Почти. Почти, Леша, разобрались. Вот ребята, — Брюнет кивнул в сторону партнеров, — помогли, вычислили убийцу.
Горбач посмотрел на Петрухина с Купцовым, спросил:
— И кто же этот шустрый дядя? Брюнет отхлебнул пива, подмигнул Горбачу и ответил:
— Да ты его знаешь.
— Да? А кто?
— Саня Матвеев, — равнодушно, буднично сказал Брюнет. Горбач молчал две или три секунды. В кабинете было очень тихо.
— А кто такой Саня Матвеев? — спросил Горбач.
Брюнет посмотрел на Петрухина, на Купцова, на Горбача.
— Да вспомни, Леша. Крутой такой мэн. Ты же ему звонил как-то.
— Что-то я не врубаюсь… Что за Саша Матвеев? Он откуда?
Брюнет встал, прошелся по кабинету, остановился за спиной у Горбача. Тишина в кабинете стала напряженной, нехорошей.
— Леша, — негромко произнес Брюнет, и Горбач обернулся к нему, неловко выгибаясь. — Леша, ты меня знаешь?
— Виктор, я не понимаю…
— Точно! Не понимаешь! Но ничего, сейчас тебе объяснят, — произнес Голубков и, обращаясь к Купцову, добавил:
— Леонид Николаич, прошу вас.
Купцов улыбнулся, взял со стола папку с копиями «дела» и вытащил последнюю распечатку GSM.
— Алексей Григорич, — сказал он, — я допускаю, что вы не в курсе относительно роли Александра Матвеева в убийстве Нокаута.
— Да я не знаю никакого Матвеева!
— Я допускаю, — повторил Купцов, — что вы не в курсе. Именно поэтому мы не передали пока вот эту бумажку, — он тряхнул в воздухе листом распечатки, — в прокуратуру… Но отрицать, чтобы звонили Александру Матвееву, бессмысленно.
— Я не знаю никакого Александра Матвеева и никогда в жизни ему не звонил, — уверенно произнес Горбач.
— Хорошо, — сказал Купцов. — Телефон номер 933-… -… принадлежит вам?
— Мне. Показать телефон?
— Не надо. Верю. Вы один им пользуетесь?
— Да, один. У жены есть свой… да в чем дело?
— Четырнадцатого апреля вы никому свой телефон не передавали?
— Виктор, — сказал, повернувшись к Брюнету, Горбач, — я не понимаю…
— Отвечай на вопросы Леонида Николаевича, — ответил Брюнет.
— Четырнадцатого апреля, — повторил Купцов, — вы никому свой телефон не отдавали?
— Я уже сказал: нет, не отдавал. Ни четырнадцатого, ни тринадцатого, ни пятнадцатого… Ни хера себе приколы!
— Хорошо. Никому не отдавали. Тогда объясните, пожалуйста, почему вы отказываетесь от звонка на телефон номер… -… -…? Этот звонок сделан с вашей трубы четырнадцатого апреля в двадцать один час пятьдесят семь минут. Продолжительность разговора составила шестьдесят восемь секунд.
Купцов положил на стол перед Горбачом распечатку. Три номера, принадлежащие Анжеликиным «миллионерам», были вычеркнуты. Номер горбачевской трубы обведен в рамку. Покосившись на Брюнета, Горбач взял в руки распечатку, внимательно изучил ее.
— А что это за телефон? — спросил он у Купцова.
— Этот телефон установлен по адресу Четвертая линия, дом…, квартира тридцать один. На четырнадцатое апреля там проживал Александр Матвеев. Возможно, он вам известен под другой фамилией?
— Да не знаю я никакого Александра Матвеева!
— Взгляните на этот рисунок, — сказал Купцов и положил на стол ксерокопию композиционного портрета Трубникова, подправленного рукой Льва Борисовича. — Не знаете?
— Нет, не знаю, — произнес Горбач, мельком взглянув на изображение. В голосе его прозвучала некоторая нотка неуверенности.
— Не знаете, но все же позвонили? — спросил Петрухин.
— Да не звонил я никому!
— Слушай, Леша, — начал было Брюнет, глядя на Горбача с прищуром, но Петрухин перебил:
— Подожди, Виктор… Алексей, вот это, — Петрухин постучал пальцем по распечатке, — документ. Он неопровержимо свидетельствует, что звонок четырнадцатого числа был. Зачем отрицать очевидное? Глупо.
— А что было четырнадцатого? — спросил Горбач.
— Не знаю. Мы ждем, что вы нам расскажете.
— Черт! — сказал Горбач. — Почти месяц прошел… я же не помню, что было четырнадцатого.
— Была пятница, — подсказал Купцов. — Вечер. Почти десять вечера. Вы позвонили Матвееву, которого вы не знаете… по просьбе Игоря Строгова звонили?
— Да не звонил я!
Брюнет покачал головой, сказал зло:
— Слушай, Леша. Мы ведь можем и по-другому начать разговаривать. Купцов миролюбиво заметил:
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25