– Я могу помочь тебе, может помочь и Аким.
Несколько мгновений Иблис безмолвно смотрел, как над горизонтом выкатывается на небосклон золотистый шар солнца, заливая светом порабощенную Землю. Теперь рассказ о неудачном восстании казался ему не предостережением, но знаком надежды. Если восстание хорошо организовать, то оно может закончиться успешно, если им правильно руководить и грамотно спланировать. Кроме того, для восстания нужен подходящий вождь.
Иблис, который всю жизнь имел только одно желание – устроиться поудобнее и извлекать максимум комфорта из своего высокого положения доверенного человека при машинах, вдруг ощутил в груди закипающий гнев. Откровение Экло посеяло в его душе возмущение. Монах Аким разделял эту страсть, и это было видно даже в его затуманенных семутой глазах.
– Нет ничего невозможного, – повторил Экло.
Пораженный до глубины души Иблис извлек руку из емкости и принялся внимательно рассматривать свои пальцы. Великан-монах взял емкость с мозгом когитора и запечатал ее. Прижав к груди драгоценный цилиндр, он сошел вниз с вышки и пешком направился горы, оставив Иблиса в полном смятении после посещения гостей, смутивших его душу и разум.
* * *
Вера в «интеллектуальную» машину порождает заблуждение и невежество. Множатся и накапливаются непроверенные допущения. Люди перестают задавать ключевые вопросы, Я не понимал моих заблуждений и моих ошибок, а когда я понял, было слишком поздно. Мы не могли ничего поделать.
Барбаросса. Анатомия восстания
Эразм очень хотел, чтобы всемирный разум посвящал больше времени изучению человеческих эмоций. В конце концов, синхронизированный мир имеет доступ к огромному архиву записей, в которых сконцентрирован тысячелетний опыт изучения человеческой психики. Если Омниус сделает сравнительно небольшое усилие, то сможет понять подавленное состояние, в каком пребывал сейчас независимый робот.
– Твоя проблема, Омниус, – сказал робот экрану, вделанному в стену дальней комнаты земной виллы Эразма, – состоит в том, что ты рассчитываешь на точные и специфичные ответы на вопросы о системах, которые в основе своей отличаются неопределенностью. Ты хочешь получить большое количество подопытных экземпляров – все они должны быть людьми – и хочешь, чтобы все они вели себя одинаково и предсказуемым образом, как ведут себя твои роботы-охранники.
Эразм расхаживал перед экраном до тех пор, пока к нему не подлетели две наблюдательные камеры и не начали рассматривать его с двух сторон.
– Я дал тебе задание разработать детальную и воспроизводимую модель, которая могла бы объяснить и точно предсказать человеческое поведение в различных условиях и обстоятельствах. Как можно использовать поведение человека в наших целях? Я рассчитываю, что ты сможешь составить объяснение так, чтобы я остался им удовлетворен. – Тон Омниуса превратился в зловещий высокотональный свист. – Я продолжаю терпеть твои нескончаемые опыты в надежде, что когда-нибудь получу ответы на интересующие меня вопросы. Ты пытался сделать это достаточно долго. Но вместо того чтобы добиваться конкретных результатов, ты, как дитя, играешь со своими банальностями, попусту растрачивая ресурсы.
– Я служу очень важной цели. Без моих усилий понять суть хретгиров ты испытывал бы весьма сильную растерянность. В человеческом просторечии я давно известен как твой «адвокат дьявола».
– Некоторые люди называют дьяволом тебя самого, – отпарировал Омниус. – Я проанализировал всю совокупность твоих длительных экспериментов и по необходимости прихожу к выводу о том, что твои открытия не дадут нам ничего нового в наших знаниях о людях. Их непредсказуемость именно такова – она сама непредсказуема. Люди нуждаются в усовершенствовании. Они создают беспорядок…
– Они создали нас, Омниус. Ты полагаешь, что мы совершенны?
– А ты полагаешь, что соперничество с людьми сделает нас более совершенными?
Хотя всемирный разум оставался равнодушным к таким сугубо человеческим проявлениям эмоций, Эразм придал своей маске хмурое выражение.
– Да, я так думаю, – произнес робот после некоторого размышления. – Мы можем стать лучше, чем люди, и лучше, чем нынешние машины.
Наблюдательные камеры последовали за Эразмом, который прошел по роскошной комнате на балкон, возвышавшийся несколькими этажами выше вымощенный плазом площадки, выходившей воротами на сетку улиц города. Величественные и затейливо украшенные фонтаны и горгульи имитировали убранство вилл Золотого Века, когда на Земле процветали живопись и скульптура. Ни один робот так не ценил красоту, как Эразм. В это облачное утро ремесленники и художники украшали резьбой окна, делали новые ниши в фасаде, чтобы установить там новые статуи и вазоны с цветами, за которыми так хорошо ухаживала Серена Батлер.
С высокого балкона Эразм посмотрел на обучаемых, понятливых людей. Некоторые рабы подняли головы, увидели хозяина и снова склонились над работой, стараясь как можно прилежней ее выполнять, словно боясь наказания или – еще больше – что робот выберет их для своих бесчеловечных экспериментов.
Тем временем Эразм продолжил свою беседу со всемирным разумом.
– Я уверен все же, что многие мои опыты заинтриговали тебя, Омниус, ну хотя бы немного, не так ли?
– Ты наперед знаешь ответ.
– Да, опыт по проверке лояльности твоих человеческих подданных проходит просто прекрасно. Я отправил тайные послания некоторым доверенным кандидатам, я не скажу, скольким именно, предлагая им присоединиться к организации восстания против тебя, – сказал Эразм.
– Сейчас не происходит никакой организации или подготовки восстания против меня.
– Конечно же, нет. И если доверенные люди полностью верны тебе, то они никогда не воспользуются моим предложением. Они его просто проигнорируют. С другой стороны, если они искренне лояльны твоему правлению, то немедленно донесут о получении подстрекательских посланий. Нельзя ли спросить, может быть, ты уже получил такие доносы?
Омниус довольно долго раздумывал, прежде чем ответить:
– Я снова просмотрю записи сообщений.
Эразм снова окинул взглядом старательных художников, трудившихся на площади, а потом пересек помещения верхнего этажа и вышел на противоположный конец дома, откуда открывался жалкий вид на огороженный забором комплекс селекционного квартала рабов, откуда он черпал материал для своих экспериментов и испытаний.
В давние времена, много лет назад, Эразм провел очередной опыт. Он на протяжении жизни нескольких поколений содержал семейства рабов так же, как содержат животных, чтобы посмотреть, что после этого станет с их «человеческим духом». Не было ничего удивительного в том, что через одно-два поколения эти рабы утратили всякое подобие цивилизованного поведения, забыли о морали, семейном долге и человеческом достоинстве.
– Когда мы прививаем людям кастовую систему, чтобы приучить их к порядку Синхронизированного Мира, то тем самым ты пытаешься сделать их более управляемыми и больше похожими на машины, – сказал Эразм, глядя на грязную шумную толпу в бараках и во дворах. – В то время как кастовая система позволяет разделить людей на несколько изолированных категорий. Мы хотим получить модель человеческого поведения в условиях, когда людям позволено видеть, насколько отличаются друг от друга разные представители человеческой расы. В натуре человека стремиться к обладанию тем, чего в данный момент нет в его распоряжении. Человек всегда стремится к тому, чего у него нет. Он всегда хочет стяжать себе награду, которую может получить другой человек, обойдя последнего в вечной гонке. Он склонен завидовать более удачливым собратьям.
Эразм настроил свои оптические сенсоры на вид любимого им океана, расстилавшегося за грязными бараками. Вид сине-белых волн, крутящихся у кромки пологого берега, действовал на Эразма благотворно. Зеркальное лицо сложилось так, чтобы робот мог лучше видеть чаек, паривших в небе. Эти образы соответствовали запрограммированной в нем эстетике больше, нежели вид грязных бараков с рабами.
– Твои наиболее привилегированные доверенные люди, – продолжал говорить Эразм, – такие, как, например, нынешний сын Агамемнона, занимают наивысшую ступень в иерархии себе подобных. Это наши самые надежные питомцы, занимающие промежуточное положение между чувствующими биологическими объектами и мыслящими машинами. Из этого источника мы черпаем кандидатов, из которых изготовляем неокимеков.
Камеры наблюдения принялись кружить в непосредственной близости от полированной головы независимого робота. В этих летающих предметах прозвучал голос Омниуса:
– Все это мне хорошо известно.
Эразм снова заговорил, сделав вид, что не слышал реплики всемирного разума.
– Каста, расположенная ниже доверенных людей, состоит из цивилизованных и образованных людей, квалифицированных мыслителей и созидателей, таких, как архитекторы, строящие вечные памятники титанам. Мы возлагаем на них решение сложных задач, таких, какие выполняют на моей вилле художники и ремесленники. Ниже их находятся мои рабы – повара, ландшафтные дизайнеры.
Робот еще раз посмотрел на безобразные бараки и понял, что такое отталкивающее уродство побуждает его отправиться в сад побродить между тщательно ухоженными растениями. Серена Батлер совершила подлинное чудо, вырастив дивные по красоте цветы и диковинные растения. У нее было потрясающее интуитивное понимание садоводства.
– Можно допустить, что все эти жалкие создания в бараках пригодны лишь для того, чтобы давать потомство и служить моделями в острых медицинских опытах.
В каком-то смысле Эразм чувствовал, что похож на Серену. Ему часто приходилось заниматься привоями и подрезаниями во имя усовершенствования человеческой породы в его собственном саду.
– Поспешу добавить, – сказал независимый робот, – что человеческий род как целое имеет для нас непреходящую ценность. Его нельзя ничем заменить.
– Я уже выслушивал твои аргументы на эту тему. – Омниус наслаждался новым видом – наблюдательные камеры взмыли вверх, обеспечивая лучший обзор. – Хотя все, что ты перечислил, с успехом могут выполнять и машины, я тем не менее принял верность человечества и, более того, даровал некоторым его представителям существенные привилегии.
– Твои аргументы не кажутся мне… – Эразм промолчал, слово, которое он готов был произнести, выражало тягчайшее оскорбление компьютера. Эразм хотел сказать, что аргументы Омниуса не кажутся ему логичными.
– Все люди с их странным влечением к религиозным убеждениям, – снова заговорил Омниус, – и вере в необъяснимые и неразумные вещи, должны молиться, чтобы твои эксперименты доказали мою правоту относительно их природы, но не твою правоту. Ибо если ты окажешься прав, Эразм, то людей ждут очень печальные последствия, которые коснутся всех представителей человеческой расы.
* * *
Религия, которую часто считают силой, разделяющей людей, способна также удерживать вместе то, что в противном случае рассыпалось бы на составные части.
Ливия Батлер. Запись в личном дневнике
Исанские грязевые плантации располагались в широком лимане, где русло реки, расширившись, превратилось в смесь ила и воды. Без рубашки, голый по пояс, мальчик Исмаил каждый день стоял в этой жидкой грязи, едва сохраняя равновесие. Каждый вечер он тщательно мыл стертые в кровь ладони и смазывал их мазью, запасы которой быстро подходили к концу.
Надсмотрщики не проявляли никакого сочувствия к страданиям рабов. Один из них схватил Исмаила за руку, повернул к себе ладонь, осмотрел кровавые мозоли и сказал:
– Ничего, иди работать, от работы мозоль скоро затвердеет.
Исмаил вернулся на работу, отметив, что рука надсмотрщика гораздо мягче, чем его собственная.
Когда сезон работ на плантации панцирных рыб закончится, рабовладельцы найдут для рабов иное занятие, возможно, их отправят на север, на поля, где после уборки тростника осталась сочная обильная трава, которую надо скосить и добыть из нее сладкий сок.
Некоторые дзенсунниты ворчали, что если их отправят на сельскохозяйственные работы, то ночью они сбегут и спрячутся в глуши. Но Исмаил не видел никакой возможности уцелеть на Поритрине, не зная ни местных съедобных растений, ни хищников. Это на Хармонтепе он знал все уголки родной природы. Любой беглец неизбежно оказался бы среди враждебной природы без оружия и инструментов, а в случае поимки его ждало бы жестокое наказание.
Некоторые рабы с грязевых плантаций начали петь, но народные песни имели особенности на разных планетах, слова песен были разными у разных буддисламических сект. Исмаил работал так, что каждый вечер болели все мышцы и кости, а в глазах рябило от яркого солнца, отражавшегося в стоячей грязной воде. Бесконечные переходы от бассейнов с семенем рыб до посевных площадок и обратно. Наверное, Исмаил уже высеял до миллиона зародышей раковин, и, нет сомнения, ему придется высеять еще миллион.
Услышав три коротких свистка, Исмаил поднял голову. Свистел толстый надсмотрщик с лягушачьими губами на обрюзгшем лице. Он стоял на высокой платформе, ему было удобно и сухо. Свистки удивили Исмаила, так как еще не настало время короткого утреннего перерыва.
Прищурив глаза, надсмотрщик оглядел рабов, словно выбирая кого-то из них. Взгляд его остановился на нескольких самых молодых рабах, в число которых попал и Исмаил. Надсмотрщик приказал им выйти на берег и собраться в одном месте.
– Почиститесь, вы назначены на другие работы.
Исмаил почувствовал, как холодная лапа сжала его сердце. Хотя работать в грязи было страшно тяжело, рядом были рабы с Хармонтепа и он чувствовал, что пока не утеряна его связь с родной планетой, с милым дедушкой.
Некоторые «избранные» выли в голос. Двое рабов, которых не отобрали, схватили своих товарищей, не давая им идти. Похожий на лягушку надсмотрщик разразился бранью и сделал угрожающий жест.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96