Практически он стремился заполучить поддержку папы в основании нового Магдебургского архиепископства, предназначенного для «духовного наступления» на славян. Эта версия преследовала цель положить конец извечным «ученым» спорам вокруг вопросов «итальянской» и «восточной» политики, и примирить навсегда ее сторонников и противников. Следовательно, эта «принципиально новая» точка зрения была прямо продиктована соображениями «унификации науки» в фашистском государстве. Доказывать ее несостоятельность нет необходимости. В дальнейшем мы еще коснемся вопроса о «последствиях» итальянской политики германских императоров.
Каковы же на самом деле причины немецких вторжений в Италию, и что означало создание «Священной Римской империи»?
Ответить на эти вопросы можно только на основе конкретного анализа внутреннего положения Германского государства и изучения обстановки в Италии.
О внутреннем положении в Германии, весьма способствовавшем внешним захватам германских феодалов, мы уже говорили выше. Обстановка в Италии как нельзя лучше благоприятствовала вторжениям и захватам. Феодальная раздробленность в этой стране была хотя и не такой классической, как во Франции, но внутреннего единства здесь имелось еще меньше, чем в монархии Капетингов X – XI вв. Северная и Средняя Италия раздирались постоянными столкновениями крупных феодальных владетелей. Положение в Италии особенно осложнялось наличием папской столицы и папской области. Папство всей своей политикой как внутри Италии, так и в Европе в целом, постоянно подогревало и возбуждало смуты и давало поводы для вмешательства в итальянские дела извне. Для немецких феодалов и их королей походы в Италию представлялись самым выгодным предприятием. Там они могли, по крайней мере первое время, почти безнаказанно грабить и добывать то, чего не хватало им в Германии. Походы в Италию представлялись в X – XI вв. значительно более легким делом, чем рискованные предприятия против славян.
Приходится ли удивляться тому, что немецкие феодалы во главе со своими королями предпочитали «итальянскую политику» «восточной политике»?
Вторжения немецких феодалов в Италию облегчались еще и тем обстоятельством, что там у них не было конкурентов и соперников. В самой Италии внутреннее сопротивление было в X в. весьма слабым. Оно возрастало по мере развития североитальянских городов и только в XII – XIII вв. превратилось в такую мощную силу, о которую вдребезги разбилась «итальянская политика» германских императоров.
Следует ли отрицать всякое реальное значение «каролингской традиции», «императорской идеи» и т. п.?
Для германских королей, как впрочем и для всяких других, повышение своего титула представлялось отнюдь не пустым делом. К этому коронованные лица всячески стремились. Поскольку на Западе традиция признавала только одного императора, а именно того, кто обладает Римом, то покорение Рима было необходимой ступенью для получения императорского титула. Но несомненно, что о таких вещах могли думать и на деле осуществлять их только те короли, которые располагали достаточной властью и поддержкой собственных феодалов. Французским, например, королям X – XI вв. это было не под силу.
У Оттона I возможности для этого имелись. Жаждавшие добычи германские феодалы готовы были поддержать его.
В подтверждение выдвинутых здесь соображений остановимся кратко на событиях, предшествовавших и сопутствовавших походам Оттона I в Италию. Северная и отчасти Средняя Италия не переставали подвергаться нашествиям из Германии и Бургундии со времени распада Каролингской империи. Эти вторжения носили такой же характер, как и те, которые начал с 951 г. проводить Оттон I: они предпринимались с целью грабежа богатых областей Северной Италии и заодно с целью получения ломбардской и римской корон для их предводителей. Известно, что в Италию ходили походами Людовик Немецкий, Карл Лысый, сыновья Людовика Немецкого (Карл III – последний из «настоящих» Каролингов владел императорской короной в 881 – 887 гг.), германский король Арнульф (был императором с 891 по 899 гг.; «императором» величался даже Людовик Дитя). Долгое время итальянской короной владели бургундские короли (Ламберт, Рудольф II, Гуго).
Пример был настолько заразителен, что за итальянские походы начали приниматься отдельные южногерманские герцоги. Бурхард II Швабский вместе со своим братом Рудольфом II Бургундским вторглись в Северную Италию в 926 г. (Бурхард там и погиб). Баварский герцог Арнульф предпринял поход в Италию в 934 г., Генрих (I) – в 950 г. Мог ли германский король стоять в стороне и безучастно созерцать как его герцоги захватывают богатую добычу?
Видукинд сообщает, что уже Генрих I намеревался совершить поход в Италию, но ему помешала внезапная смерть.
Походы Оттона I в 951 и 961 гг. являются в свете этих событий совершенно «логичным» предприятием, тем более что оба раза он получал официальные приглашения – первый раз от пленной королевы, второй раз от изгнанного римлянами папы. Оба похода оказались весьма успешными и воодушевили немцев на продолжение «итальянской политики».
Организация каждого похода в Италию преследовала, помимо возможных политических целей, и цели прямой наживы. Для участвовавших в походах немецких феодалов эти цели были определяющими. Каждый ожидал получить долю захваченной добычи. Эта добыча составлялась как из «законных» взносов населения городов и областей, так и из военных контрибуций. При занятии городов, даже не оказывавших активного сопротивления, брался выкуп. Вот одно из многих свидетельств: в 1136 – 1137 гг. Лотарь III предпринял с благословления папы Иннокентия II большой поход в Италию. Немцы в союзе с папой двинулись на юг против норманнского герцога Рожера. Они захватывали один за другим города и брали с них огромные выкупы. По рассказу Саксонского анналиста, командовавший одной из экспедиций баварский герцог Генрих Гордый (Вельф) взыскал с города Витербо контрибуцию в 3000 тал., с города Капуи – 4000 тал. При дележе добычи, взятой в Витербо, произошел раздор между папой Иннокентием II и герцогом Вельфом. Папа претендовал на добычу, утверждая, что она взята с принадлежащего ему города, герцог утверждал, что она должна принадлежать ему по праву войны. Политический союз между папой и немцами из-за дележа добычи распался.
Следствием захвата Северной Италии и Рима было образование «Священной Римской империи». Этой новой государственной формы, закреплявшей внешнеполитические захваты германских королей, им не приходилось самостоятельно изобретать; она была унаследована от каролингского времени. При существовавшей внутренней и внешнеполитической обстановке она как нельзя лучше выражала политические устремления ее создателей. Господство над Римом давало им возможность использовать папство в качестве политического союзника и орудия своего влияния. Но из этого вовсе не следует, что создание «Священной Римской империи» было продиктовано потребностями организации и функционирования германского феодального государства, как это хочет представить современная буржуазная немецкая историография. Это был результат успешной захватнической политики.
В немецкой буржуазной историографии вокруг проблемы «Священной Римской империи» идут давнишние споры. Частично мы уже касались их выше. Общей характерной чертой взглядов немецких буржуазных историков на «Священную Римскую империю» является их субъективизм и тенденциозность. Эти историки усматривают мотивы создания империи в возвышенных государственных и религиозных идеях, которыми будто бы руководствовались ее основатели. Они искренно верят, что созданная германскими королями вследствие их грабительских захватов в Италии империя, была действительно Римской мировой империей, возвышавшейся над всеми западными католическими государствами. Следует сказать, что в пышном наименовании средневековой Германской империи скрывалось не только дипломатическое бахвальство, но и реальный политический смысл. Рим ассоциировался с политическим превосходством на Западе и с верховным церковным руководством над католическим миром. Иное дело, что реально «римский император» не имел никакой власти над суверенными монархиями Запада. Но зато он мог заявлять свои «императорские» притязания на господство над теми соседними государствами, которые были не в состоянии защитить свой суверенитет. Таким образом, титул римского императора служил в известном смысле орудием внешнеполитической экспансии. Еще большее значение вкладывалось в понятие «священной» (христианско-католической) империи. В нем выражалось притязание на высшую власть над католической иерархией, на господство над всем католическим миром. Выше мы уже говорили, что нельзя усматривать главную причину немецкой экспансии в Италию в церковной политике королей саксонской династии. Однако захват Рима и установление фактического господства над папством создали необходимые предпосылки для использования папства в качестве орудия политики германских королей. В этом собственно и заключался реальный смысл «Священной империи».
Чтобы понять существо взаимоотношений, сложившихся между светской и церковной властью в рамках «Священной Римской империи», необходимо сперва рассмотреть отношения между церковью и государством в феодальном обществе того времени вообще.
В феодальном обществе церковь и государство были связаны органически. Их связь определялась тем обстоятельством, что оба эти учреждения служили, по существу, одним и тем же интересам. Государство было призвано охранять экономическое и политическое господство эксплуататорского класса феодальных землевладельцев, применяя для этого средства физического насилия; церковь служила тем же целям с помощью методов религиозного воздействия. Само собой разумеется, что церковь не могла бы осуществить свои задачи, если бы народ ей не верил, если бы он не был религиозен. Религиозность была для средневекового общества столь же имманентным явлением, как и хозяйственный примитивизм или крепостничество. Следует, однако, сказать, что церковь для укрепления господства над массами не отказывалась и от методов физического насилия (подавление ересей). При этом проявлялось полное единство действий церковной и светской власти: в нужных случаях на помощь духовной иерархии приходил аппарат государства, так же, как и наоборот, церковное воздействие применялось там, где светская власть оказывалась неспособной справиться со своими задачами. И это, конечно, составляло главное во взаимоотношениях церкви с государством.
Единство государства с церковью обеспечивалось тем, что оба эти учреждения находились во власти одних и тех же общественных классов. Высшая церковная иерархия почти сплошь состояла из представителей семейств крупных феодальных землевладельцев, а главные церковные должности занимались обычно членами королевского семейства и представителями высшей аристократии. Между государством и церковью существовала тесная экономическая связь. Церковное землевладение создавалось в значительной степени из крупных королевских дарений. Епископства и аббатства рассматривались как имперские и королевские лены; король был верховным собственником значительной доли их земельных владений. В то же время церковное землевладение являлось составной частью всего феодального землевладения; его субъектами были не одни церковные иерархи, но и многие светские феодалы, от короля и до мелких рыцарей и министериалов включительно.
Но наиболее наглядно связь между светской властью и церковью проявлялась в институте «частной церкви». Немецкие историки считают «частную церковь», как и некоторые другие феодальные институты, специфически германским явлением. Но это совершенно не верно. «Частная церковь» существовала во всех европейских странах; она являлась составной частью всякой феодальной церковной организации. В широком смысле понятие «частной церкви» применимо ко всем церквам и монастырям той эпохи. Всякая церковь имела своих основателей, крупных дарителей и совладельцев, располагавших полным или частичным правом собственности на ее имущество. В качестве господ «частной церкви» (Eigenkirchenherren) выступали отдельные частные светские землевладельцы, епископы, аббаты и пробсты, основавшие на своих наследственных землях церкви и монастыри, и, наконец, король, как собственник земли имперских и фамильных королевских церковных учреждений.
«Частная церковь» имела свое целевое назначение; она служила своеобразной формой «вспомещения земельной собственности». Отведенная ей земля не уходила из рук основателя и продолжала приносить ему известный доход. В то же время «частная церковь» служила феодальному господину как идеологическая и политическая сила. Она дополняла аппарат его вотчинной власти и помогала обуздывать крепостное население вотчины. Клирики этой церкви назначались господином часто из его же людей; десятина, собираемая в вотчине, поступала в пользу этой церкви, т. е. в пользу ее господина.
Таким образом, «частная церковь» была той формой церковной организации, которая позволяла феодальным землевладельцам максимально подчинить себе церковь и сделать ее орудием своего политического господства. В этом со всей наглядностью проявлялось социальное назначение церкви, как учреждения, призванного служить господствующему эксплуататорскому классу в деле порабощения эксплуатируемых масс.
Но в отношениях между государственной властью и церковью имели место и противоречия; нередко они переходили в открытые столкновения. Об этих столкновениях оставлен глубокий след в сознании современников, о чем так живо свидетельствует полемическая литература того времени. Эта полемика оказала свое влияние на буржуазную историографию, которая при характеристике взаимоотношений церкви с государством обращает главное внимание не на то, что их объединяло, а на то, что их разделяло.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35