– Верити, подумай, что ты делаешь. Так не должно быть. Мы вместе познали наслаждение, которое было чудом.«Наслаждение». Слово поразило ее как удар кинжала, а внутри словно развязался какой-то узел, вызвав полные восторга воспоминания о слиянии их тел. Множество знакомых ощущений словно сговорились уничтожить ее. Чистота его запаха, манящий жар его тела, его проклятая колдовская красота.– Под этим подразумевается то, что дается по доброй воле, – сквозь зубы сказала она, – Вы знаете, это никогда не было добровольным.– Я знаю, что это всегда было добровольным. – От угрозы, прозвучавшей в его тихом голосе, но отнюдь не от отвращения, по ее телу пробежала дрожь.О, как Верити хотелось чувствовать одно лишь отвращение.– Никогда.Прости ее, Господи, за ложь.Он нахмурил брови, и она была настолько глупа, что увидела не гнев, а печаль на его лице.– Ладно, если я вынужден взять тебя как вор, то я буду вором.Он раздвинул ее ноги и грубым толчком вошел в нее.Не было никаких ласк. Верити напряглась, но ее предательское тело уже было готово принять его.Он с силой вошел в нее и издал стон, горечью поражения отозвавшийся в ее сердце. Долгие минуты она лежала придавленная им. Весь мир сжался до величины мужчины, лежавшего на ней. Его вес давил на нее, не давая и пошевельнуться.Казалось, он вечно будет в судорогах лежать на ней, но Кайлмор снова издал стон и скатился с нее.Вот и все. Он овладел ею быстро, небрежно, безвозвратно. Она снова была любовницей герцога Кайлмора, и ей хотелось умереть.Долго, почти целую вечность Верити не могла свободно вздохнуть. Ей необходимо вымыться. Медленно, словно старуха, она встала с кровати.Он достаточно пришел в себя, чтобы заметить ее движения, и, протянув руку, схватил ее.– Куда это ты идешь? – Он приподнялся на локте и посмотрел на нее. – Если ты убежишь из долины, то умрешь в горах. Это суровая страна, и люди, не знающие ее, здесь не выживают.Она думала, что теперь он будет торжествовать и злорадствовать. Ведь он потратил столько сил на то, чтобы снова положить ее в свою постель. Но герцог говорил безжизненно, голосом, лишенным каких-либо чувств.– Я не собираюсь бежать, – уныло сказала она, бездумно натягивая на себя остатки рубашки, как будто была девушкой, которую лишили невинности.Смешная мысль, мрачно подумала Верити. Но ей не хотелось смеяться. Ей хотелось плакать так, как плакала она, когда впервые продала себя.Дрожащими руками она зажгла свечу и вышла из комнаты. Глава 10 Нетвердыми шагами Верити спустилась вниз и добралась до кухни. Огонь, разведенный в печи, давал достаточно света, и Верити, наполнив котелок, согрела воду. Разорванная рубашка плохо защищала от ночного холода, но Верити настолько оцепенела, что почти не чувствовала холода. Между ног она ощущала оставшееся там мокрое, липкое семя Кайлмора.Ощущение было необычным. Никогда прежде герцог не делал этого. В Лондоне они пользовались презервативами, или она удовлетворяла его каким-нибудь другим способом. Старая куртизанка, с которой Верити познакомилась в Париже, научила ее всем хитростям своей профессии.Но в эту ночь Кайлмора не волновало, что Верити могла зачать незаконнорожденного ребенка. Может быть, это было частью ее наказания. Герцог хотел оставить ей что-то, что постоянно напоминало бы ей о нем.Она машинально налила теплую воду в таз и начала мыться. Простая обыденность ее занятия извлекла душу из страшного ада. Но ей было невыносимо вспоминать тот момент, когда он овладел ее телом.Дрожащими руками, Верити вытерлась обрывками рубашки и бросила их в огонь. Чтобы прикрыть голое тело, Верити вытащила из кипы только что выстиранного белья мужскую рубашку, по всей вероятности принадлежавшую Хэмишу. Выплеснула грязную воду и зажгла свечу, а затем отправилась на поиски ночлега. Еще утром она заметила комнату на верхнем этаже, там стояла грубо сколоченная кровать.Медленно, с усилием, хотя Кайлмор не причинил ей никакой боли, она поднялась по лестнице. Верити было страшно, но страх был какой-то странный, неопределенный, как и те смутные чувства, владевшие ею, когда она уходила от герцога. Может быть, он поджидает ее наверху, у лестницы, чтобы снова силой затащить в свою постель. Но к счастью, она добралась до скромной комнатки, никого не встретив.Верити натянула одеяло на свое дрожащее тело. Только теперь, укрывшись в мнимой безопасности на этой узкой кровати, она дала волю слезам и захлебнулась громкими душераздирающими рыданиями, вырывавшимися из ее горла. Рыданиями слишком громкими и слишком горестными, чтобы заглушить их подушкой.Он так хладнокровно овладел ею, с таким равнодушием, как будто она была его собственностью. Когда она была его любовницей, он никогда не обращался с нею так грубо. Тогда он хотел, чтобы она разделяла с ним наслаждение.Но в эту ночь он как будто ненавидел ее.Она чувствовала презрение в каждом его жесте. И невзирая на это, ее предательское тело трепетало, откликаясь на его страсть, и это не было притворством опытной Сорайи, а только откликом одинокой души Верити.
Кайлмор пошевелился и, просыпаясь, удивленно что-то проворчал. Он лежал один в постели Верити, и в воздухе еще стоял запах их слившихся тел.Это, конечно, было ему знакомо.Менее знакомыми были чувство вины и сожаления, прятавшиеся в мрачной пустоте его груди, там, где у большинства людей находилось сердце.Сбежав, Сорайя увезла с собой единственный источник его счастья. Он был в отчаянии и хотел вернуть его, как ребенок, потерявший любимую игрушку.Теперь он получил назад любимую игрушку, но ему по-прежнему хотелось плакать.Его гнев после ее исчезновения. Три месяца мучительного воздержания. Ее оскорбления. Все это могло бы объяснить то, что он только что сделал с ней.Со стоном он сел в постели. Набросился на нее как дикий зверь. Он просто не владел собой. Никогда еще он не обращался так с женщиной.Он с содроганием вспомнил, как излил в нее свое семя. В тот момент ему хотелось, чтобы она захлебнулась в его семени, хотелось заполнить ее так, чтобы в ее хрупком теле не оставалось никаких следов, кроме его собственных.Совесть содрогалась от содеянного, а непокорная плоть торжествовала, впервые узнав, какое наслаждение полностью, не сдерживаясь, овладеть женщиной. Всегда он был осторожен, не желая плодить ублюдков, обреченных страдать от проклятой крови рода Кинмерри. Но в те безумные секунды, когда он изливал все свои несчастья в Верити, в эти несколько секунд ни единая мысль о последствиях не остановила его. Во всем мире оставались лишь он и эта женщина, и его тело требовало ее согласно всем законам природы.Это было восхитительно.Но сейчас Кайлмору было плохо и грустно, он устал от этой игры.Герцог хрипло усмехнулся. Игра только началась. Он уже не мог отказаться от нее. Его желания не допустят этого, как бы ни возражал хороший человек, скрывавшийся где-то в самой глубине его души.К чему приведет его безумное желание обладать этой женщиной? Сейчас Кайл мора это мало беспокоило.Он без труда отыскал Верити, лишь удивившись, что из всех помещений она выбрала его комнату. Но вероятно, она этого не знала. Отведенная ей комната была больше по размерам и лучше обставлена, как и полагалось для хозяйской спальни.Он поднял свечу и посмотрел на смятую подушку и лицо спящей Верити. Даже в колеблющемся свете он заметил на ее щеках следы слез. Жалость и вина слились внутри него в одну мутную черную массу. За все время этого тяжелого испытания она ни разу не заплакала, а сегодня он заставил ее плакать.Как она должна ненавидеть его. За грубость. За слепую похоть. За то, что не смел справиться с собой. Любой достойный мужчина отпустил бы ее.Отпустить ее? Если бы он мог. Даже мысль, что она покинула его постель, вызывала у него желание что-нибудь сломать.Он задул свечу, медленно наклонился и, сдвинув в сторону одеяло, поднял Верити на руки. Грубый хлопок под его руками оказался мужской рубашкой, которую она где-то нашла. Верити издала слабый жалобный звук, от которого у него перевернулось сердце.И тут она проснулась.– Нет! – закричала она, вырываясь. – Отпустите меня! Не трогайте меня, вы, дьявол!Он еще крепче сжал ее.– Никогда. – Он знал, что в этом слове заключено его проклятие.– Оставьте меня в покое, – прошептала она, затихая в его руках. – Это все, чего я прошу.– Я не могу. – Он услышал грусть в собственном голосе. – А теперь тише.Подняв ее еще выше, он понес свою пленницу к постели.В ранний предрассветный час Кайлмор проснулся от того, что его плоть требовала удовлетворения.Добрый человек, хороший человек оставил бы свою любовницу в покое, дал бы ей выспаться, отдохнуть. Но теперь она должна знать, что не может ожидать ни доброты, ни хорошего обращения от своего холодного любовника.Хотя слово «холодный» в данный момент совершенно не подходило ему.Он пошевелился и потревожил Верити, спавшую беспокойным сном. Они оба плохо спали в эту ночь. В этом доме они никогда не обретут покоя.Даже во сне она не хотела, чтобы он прикасался к ней. На мгновение у него в памяти промелькнул тот странный момент, когда по пути на север она проснулась в его объятиях. В тот короткий миг мир спокойно вращался на своей оси, а затем все снова исказилось. С этого мгновения все шло не так, как надо.Ему не следовало поддаваться глупому оптимизму, рассчитывая, что постель все вернет на свои места. Но после того, что Кайлмор сделал с нею в этой комнате ночью, он чувствовал себя как никогда растерянным и сбившимся с пути.Но это не должно помешать ему прямо сейчас овладеть ею.Он отбросил простыни и, положив руки на плечи Верити, ощутил их хрупкость. Она лежала голой, укладывая ее в постель, он сорвал с нее ветхую рубашку, и теперь сладкий аромат кожи манил его.Даже в темноте ее кожа была такой белой, что он мог видеть изящные изгибы ее спины, талии и роскошных бедер. Желание все разгоралось и становилось невыносимым. Он сжал ее плечи.– Нет, – инстинктивно произнесла она, не поворачиваясь к нему и сжимаясь в комок на краю кровати.– Да, – твердо сказал он, поворачивая ее на спину и еще сильнее ощущая ее запах.Ему он всегда казался запахом рая. И герцог, не раздумывая, устремился в этот рай.Удивительно, но он не ощутил ее сопротивления. Он наклонился над нею, упираясь на локти.– Обними меня.Ее руки упрямо лежали вдоль тела.А, теперь он понял ее игру. Она хотела, чтобы ее молчаливая покорность пристыдила его. Глупая женщина. Пора бы ей уже поумнеть.Все же он не сразу вошел в нее. Хотя прикосновение ее гладких как шелк бедер и дразнящий жар, исходящий из нее, были тяжелым испытанием для его самообладания.Но он не хотел снова вести себя как бесчувственный дикарь. Он уже был им накануне. И довел ее до слез.Он обидел ее, и вопреки трем месяцам, во время которых думал только о мести, Кайлмор горько сожалел об этом. Воспоминание о слезах, орошавших ее бледные щеки, заставило его с нежностью коснуться ее груди.Ее кожа была прохладной и гладкой. Он осторожно касался пальцами восхитительной округлости ее груди, затем губами обхватил ее сосок, который мгновенно приподнялся и отвердел от этого прикосновения.Торжествуя, он узнавал так хорошо знакомые ему признаки – казалось, Сорайя не была безвозвратно потеряна для него. У нее был вкус спелой малины, и он объедался этой летней сладостью, облизывая, упиваясь, прислушиваясь, как учащается ее дыхание с каждой его безжалостной лаской.Он знал, что она не хочет отвечать, но не может справиться с собой.Не в силах остановиться после стольких месяцев воздержания и вчерашней ночи, не принесшей удовлетворения, герцогу страшно хотелось выбросить из памяти свою жесткость. Что-то в его душе требовало, чтобы он лелеял ее, такую маленькую, смелую и прекрасную.Он не мог оторваться от ее грудей, вновь познавая их вкус и сладость. Медленными движениями он гладил ее живот, пока у нее вырвался вздох наслаждения, она беспокойно зашевелилась под ним. Он достиг такой степени возбуждения, что даже прикосновение простыни угрожало потерей остатков самообладания.Он больше не мог ждать. Победный звон слился со страстью, бурлившей в его крови, создавая оглушительную симфонию желаний. Горячая и влажная, она была готова принять его. Ему хотелось убедиться, что она все так же восхитительна внутри, как и прежде.Но самообладание таяло. Он должен овладеть ею сейчас же или сойдет с ума.Она не прекратила свое сопротивление ему, это он понял всем своим нутром. Но сейчас он властвовал над ее телом, и она не могла хотя бы физически не уступить ему.Со стоном, вырвавшимся, казалось, из самой глубины его тела, он вошел в нее, ощутив как, сопротивляясь, напряглись ее мышцы, а затем расслабились и приняли его. Никакое иное ощущение не могло сравниться с этим. Никогда не сможет. Он еще крепче сжал ее, как будто бросая вызов судьбе, пожелавшей отнять ее у него.На своей груди он чувствовал ее отвердевшие соски. Ом уже проник так глубоко, что мог бы достать до ее сердца.Он ожидал, что она выгнется навстречу ему, она всегда так делала. За исключением прошлой ночи.Но Верити лежала неподвижно и страдальчески, прерывисто дышала. Он поднял голову, пытаясь в темноте разглядеть ее лицо, и уловил блеск ее глаз, пристально смотревших в потолок. Он не ошибался, чувствуя напряжение в этом худеньком неподвижном теле, лежавшем под ним.Ее воля устоит перед всеми его попытками пробудить чувства. Как он мог преодолеть барьеры, воздвигнутые ее умом в этот момент величайшей интимной близости?Он начал совершать медленные ритмичные движения, которые всегда возбуждали ее. Он вкладывал все свое искусство, чтобы соблазнить ее, заставить уступить. Он год был ее любовником и знал, как доставить ей удовольствие.Он хотел ее так сильно, что сдерживать себя было для него страшной мукой. Жажда удовлетворения угрожала переломить ему позвоночник, испепелить мозг, вырвать каждый нерв из его тела.Но Кайлмор держался. Сжав зубы, он обуздывал себя, чтобы она хотя бы в этом уступила ему.Однако никакие старания изменить позу или ласку не могли заставить ее принять участие в этом стремлении к экстазу.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38