Но проблема не относилась ни к недвижимости, ни к финансам: если членам Аудиенции и потребовалось занять дом Кортеса, то лишь для того, чтобы выжить его из столицы Новой Испании, удалить от власти и не позволить препятствовать функционированию административной машины, насаждаемой Испанией.
Кортес все понял и примирился с мыслью оставить Мехико. Его выбор пал на Куэрнаваку, где для него был построен дворец по образцу замка Диего Колумба в Санто-Доминго. Своего рода дворец вице-короля, но парапет с бойницами на крыше напоминал, что это дом главнокомандующего. Кортес поселил Хуану в Куэрнаваке, сам изредка наезжал в Мехико, но никогда не останавливался там надолго. Мудрость, пришедшая с годами, – ему было уже сорок пять, – подсказывала жить ближе к природе, искать покоя в кругу семьи и друзей среди великолепия тропического леса, в царстве вечной весны. Он ни в чем не нуждался и был счастлив жить в Мексике, на земле, которую любил всем сердцем.
Но у членов Аудиенции был свой взгляд на вещи. Не довольствуясь устранением Кортеса с политической арены, они вознамерились лишить его поместий и доходов. С этой целью они начали подсчет пресловутых двадцати трех тысяч вассалов, которые были пожалованы конкистадору Карлом V «в знак доброго расположения и милости в полное и вечное владение». Учет вассалов, предпринятый с мая 1531 года, был не абсурдным бюрократизмом, как это иногда представляют, а самым настоящим покусительством на маркграфство Кортеса. И почему губернатор потребовал от короля даровать ему такую внушительную территорию? Конечно же с целью вывести ее из-под прямого подчинения короне. Он требовал себе право гражданского и уголовного суда над своими вассалами – жителями этих земель, чтобы иметь возможность развивать в своих владениях формы социальной и экономической организации, о которых не переставал мечтать. По замыслу Кортеса, его маркграфство должно было стать государством в государстве, и статус частной собственности, распространенный на поместья и крепостных, позволял ему основать, хотя и в меньшем масштабе, ту независимую Мексику, которую он не сумел создать на всей территории Новой Испании. Очевидно, что его тайные планы не укрылись ни от короля, ни от его советников. Но ответный удар был нанесен не сразу. Первый раунд выиграл Кортес. Он привел веские аргументы и в полной мере воспользовался поддержкой своих покровителей. Но стоило маркизу отбыть в Новую Испанию, двор немедленно приступил к процедуре изъятия всех пожалованных ему имений и поискам средств скрытого противодействия Кортесу. Корону и Эрнана по-прежнему разделял железный занавес. Но на этот раз конкистадор уже был не в силах продолжить борьбу. Он предпочел бы отступить.
При создании маркграфства дворцовые службы занесли в реестр двадцать два индейских города – пуэблос. К каждому пуэбло приписывалась тысяча «вассалов». Вместе с Мехико, к которому придавалась дополнительная тысяча вассалов, пришли к дутой цифре в двадцать три тысячи. Естественно, эти расчеты были полностью лишены здравого смысла. По королевской дарственной от 6 июля 1529 года под юрисдикцию Кортеса переходило не меньше двух миллионов человек. В демографических масштабах Мексики что могли значить какие-то «двадцать три тысячи вассалов»? Вопрос о том, кого считать вассалом – всех жителей пожалованной губернатору территории, по мнению членов Аудиенции, или только глав семейств, плативших подати, как предлагал Кортес, – был надуманной проблемой. Если взять только глав семей в одном Куэрнаваке, их уже насчитали бы много больше двадцати трех тысяч. Сам подсчет индейцев на землях, пожалованных Кортесу, говорил о том, что корона хотела отнять у него левой рукой то, что сама подарила правой.
Нельзя отрицать того, что отношение новых членов Аудиенции к индейцам изменилось в лучшую сторону. Новое правительство Новой Испании с готовностью оказывало помощь и поддержку францисканцам в их миссионерской деятельности и защите коренного населения. Тем не менее неприкрытое преследование Кортеса стало генеральной линией политики, проводимой четверкой правителей, а затем и председателем Себастьяном Рамиресом де Фуенлеалем с самого дня его приезда в Мехико 31 сентября 1531 года. Эта политика приносила свои печальные плоды. Меры по удалению Кортеса были крайне враждебно восприняты индейскими вождями, для которых все испанцы разделились на две категории – друзья Кортеса, значит, и их друзья, и враги Кортеса, следовательно, и их враги. Корона решила уничтожить эту необъяснимую власть конкистадора над индейцами, его солидарность с мексиканским народом. Мысль о возможности союза Кортеса с пятнадцатью миллионами туземцев внушала страх испанскому королю.
Члены Аудиенции не пошли до конца в своей политике и удовольствовались временным компромиссом. В ожидании результатов своих демаршей они подтвердили юрисдикцию Кортеса на землях Куэрнаваки, Тегуантепека, Веракруса и Тукстлы. Из владений маркиза были исключены долина Толуки и южный берег озера Мехико. В отношении Оахаки, номинально считавшейся сердцем маркграфства, поскольку оно называлось по имени этого города, Аудиенция проявила все свое коварство. В самом центре частного владения Кортеса был основан испанский город, получивший название Антеквера. Теоретически это был отличный способ отторгнуть у Кортеса его собственность, но чиновники недооценили воинственность конкистадора. После многих перепалок Кортес согласился примириться с существованием анклава Антекверы в обмен на признание его юрисдикции над пуэблос Куилапа, Оахака, Этла и Тлапакойя – «четырьмя городами маркиза».
Немного времени спустя, в марте 1532 года, началось дело о десятине. Знаменитая булла Климента VII о госпитале Младенца-Иисуса прекращала действие королевского патроната в Индиях. Члены Аудиенции активизировались, и король потребовал от Кортеса передать им оригинал буллы и все копии, чтобы устранить это покушение на монополию короны. Развязанная против него политико-административно-юридическая война ясно давала понять Эрнану, что ему самое время уносить ноги.
Калифорнийский мираж
Кортес, превращенный легендой в воителя, на самом деле был скорее предпринимателем. О его сельскохозяйственных опытах можно было бы написать целый агрономический трактат. Поместья Кортеса находились в разных климатических зонах, что давало ему великолепную возможность определить наилучшие условия для выращивания культур, доставленных из Европы или с островов. Сахарный тростник, завезенный с Канарских островов и уже прижившийся на Антильских, отлично рос под Куэрнавакой и Веракрусом. Виноград превосходно чувствовал себя на горном плато, при условии соблюдения соответствующей высоты лозы. В окрестностях Куэрнаваки и Оахаки разводили шелковичных червей, которых Кортес привез с собой из Испании. С 1532 года Кортес исследовал низины, на которых произрастала исконно месоамериканская культура – хлопок. Маркиз интересовался также животноводством, особенно разведением крупного рогатого скота и лошадей, сбором и обработкой овечьей шерсти, лесоразработкой. И конечно же главной слабостью Кортеса были все традиционные индейские продукты, такие как какао, большим любителем которого он был, табак или ваниль – нежная орхидея с согретых тропическим солнцем земель Веракруса.
Но больше всего его привлекали морские исследования. В 1532–1535 годах Кортес снарядил три экспедиции в Тихий океан. Первая флотилия вышла из порта Акапулько 30 июня 1532 года; два шлюпа под началом еще одного кузена конкистадора, Диего Хуртадо де Мендоса, который в 1524 году руководил морской экспедицией к Лас-Гибуэрас, предпринятой для поимки Кристобаля де Олида. Следуя указаниям Кортеса, Хуртадо взял курс на север и исследовал побережья Мичоакана, Колимы, Халиско и Наярита. Но на пути к тогда еще неизвестной Калифорнии, вскоре после открытия островов Трес-Мариас, из-за нехватки продовольствия взбунтовалась команда. Хуртадо продолжил плавание на одном корабле, второй, мятежный, лег на обратный курс. Этот раскол, ставший следствием излишне поспешной подготовки, оказался для экспедиции фатальным. Корабль Хуртадо исчез без следа, и о его судьбе ничего не известно, бунтовщики же потерпели крушение в заливе Бандерас – современное название Пуэрто-Вальярта. Высадившихся на берег почти всех перебили местные индейцы. Только троим удалось спастись – одного взяли в плен люди Гусмана, а двое добрались до города Колима, контролируемого Кортесом. Десятка два мятежников предпочли высадиться в районе Кулиакана, откуда пешком двинулись на юг. Через сорок пять дней уцелевших захватили в плен солдаты все того же Гусмана. Экспедиция завершилась полным провалом.
В октябре 1532 года Хуана родила Кортесу сына. Их второй ребенок Каталина, родившийся в прошлом году, скончался в младенчестве. Эрнандо окрестил сына Мартином в честь отца. Так же звали и его первого сына-метиса от Малинче. Интересно отметить, что троим первым детям от Хуаны маркиз дал те же имена, что и детям-метисам: Мартин, Луис и Каталина. И эта тенденция получит продолжение: четвертый ребенок Хуаны, девочка, родившаяся в 1534 году, будет наречена Марией, как и одна из дочек-метисок, а для пятого ребенка от испанки, еще одной дочери, Кортес снова использует любимое имя Каталина. Только шестой и последний ребенок (дочка, родившаяся в Куэрнаваке около 1537 года) получит имя матери – Хуана.
Спустя месяц после рождения Мартина конкистадор решил перебраться на постоянное жительство в Тегуантепек. Он хотел лично следить за строительством кораблей, которые он намеревался послать в помощь Хуртадо. Он приказал соорудить для себя на берегу моря шалаш и полгода каждый вечер засыпал под убаюкивающий шум волн Тихого океана. Но Кортес отправился на побережье не загорать в гамаке. Он с головой ушел в работу. Эрнандо реорганизовал снабжение своего предприятия, обеспечив доставку необходимых материалов по воде. Товары доставлялись в Коацакоалько, грузились на пироги, на которых следовали вверх по реке. Там, за добрую сотню километров, лодки разгружались, и носильщики на своих спинах доставляли материалы в Тегуантепек. Изгнанный из Мехико, Кортес вступил во владение своей землей в восточной части Центрального плато, заняв свободные и, главное, стратегически важные пространства вдали от неусыпного ока Аудиенции.
В июне 1533 года два корабля, построенные в Тегуантепеке под надзором Кортеса, вышли в море. Маркиз не отказал себе в удовольствии опробовать свои детища, которыми гордился и один из которых был водоизмещением в семьдесят брутто-тонн, а другой – в девяносто. Кортес проинспектировал морскую верфь в Акапулько, где велись работы над еще двумя судами, затем взял курс на Колиму и бросил якорь в Сантьяго в заливе Манзанилло. Отсюда 30 октября отправилась в путь вторая экспедиция. Капитаны кораблей получили разные приказы: Эрнандо де Грихальва должен был плыть в западном направлении, где, по слухам, находились таинственные жемчужные острова, тогда как Диего Бесерре де Мендоса (родственнику супруги Кортеса) поручалось двигаться на север в поисках следов шлюпа Хуртадо. Грихальва благополучно исследовал западное направление, открыв острова Ревилья-Хихедо, и в канун Рождества высадился на вулканическом острове Санто-Томас (в настоящее время Сокорро). Но скалистый берег был труднодоступен, и после охоты на птиц, не встречавшихся до того с человеком и ставших легкой добычей, он вернулся в Акапулько, а затем прибыл в Тегуантепек. За время похода не было обнаружено ни жемчуга, ни живой души.
Бесерре не так повезло: северные экспедиции преследовал какой-то злой рок. История повторилась: посреди залива Бандерас команда взбунтовалась, только на сей раз причиной стала алчность. Испанцы не смогли договориться о разделе еще незахваченной добычи и принялись убивать друг друга, грезя о золотых слитках. Бесерра был убит шкипером, неким Хименесом. Захватив власть на корабле, он приказал высадить на побережье Халиско двух францисканцев, поддерживавших Бесерру, и взял курс на север. Хименес намеревался объявить своей собственностью все острова, которые бы ему довелось открыть. Он достиг Калифорнии, которую принял за Жемчужный остров, и высадился в чудесной бухте (Ла-Пас). Оставшихся на борту моряков перебили индейцы, сам мятежный шкипер также пал под их стрелами; уцелевшие члены экипажа, отбиваясь от наседавших дикарей, отступали вдоль мексиканского побережья. Корабль, оставленный на волю волн и ветров, в конце концов потерпел крушение в заливе Чаметлы и достался Гусману.
Кортес, как и всегда, не поддался унынию и решил лично возглавить следующую экспедицию. Эта новость привлекла многих добровольцев. К началу 1535 года маркизу удалось собрать триста человек команды и пятьдесят лошадей. Замысел этой третьей экспедиции был весьма оригинален: половина экспедиционного корпуса отбывала из Тегуантепека на трех кораблях, которые удалось подготовить к плаванию; вторая половина под командованием Кортеса и его верного помощника Андреса де Тапиа двигалась на запад по суше. Бросив вызов Гусману, Кортес без боя пересек территорию, находившуюся под контролем бывшего председателя Аудиенции, и 15 апреля вышел к Чаметле к северу от Наярита. Разграбленный корабль Бесерры восстановлению не подлежал, но корабли из Тегуантепека прибыли к месту встречи в назначенный срок. Они были слишком малы, чтобы принять на борт всех солдат, лошадей, пушки и снаряжение, поэтому им предстояло совершить челночные рейсы. На корабли погрузилась часть войска под началом Кортеса, а оставшиеся на берегу солдаты Тапии стали лагерем в ожидании второго захода. Но второго захода они, однако, так и не дождались.
Если до Калифорнии переход прошел без каких-либо сюрпризов, то обратный путь к Чаметле стал настоящим кошмаром. Поднявшаяся буря разметала корабли.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45