Савичев зажмурился:
– Бей. Ничего она мне не сказала. Как только вы ушли, она тоже ушла.
– Но я все равно скоро умру-у! – Игорь побежал по тропинке, спотыкаясь о торчащие из земли корни деревьев. – Я то-оже умру! – крикнул он. – И ты-ы будешь виноват!
Саша побежал следом.
– Подожди! Игорь! Она мне ничего не сказала! Честное слово!
Савичев споткнулся и чуть не упал, а впереди споткнулся Игорь. Александр подбежал к другу. Тот лежал на животе и не шевелился.
– Она ничего не сказала! Ты не умрешь! – ефрейтор протянул руки, чтобы помочь Игорю подняться, но тот захрипел, из груди его послышался слабый стон.
Александр попытался перевернуть друга на спину, но голова лежащего на земле парня не двигалась, она словно приросла к мокрой земле.
– Игорь! – ефрейтор испугался. – Игорь! Хватит! Она правда ничего мне не сказала!
По дорожке потекло что-то темное. Кровь! Савичев с усилием рванул Игоря на себя и тот безвольно перевернулся на бок. В землю, в том месте, куда упал Игорь, был вбит острый алюминиевый колышек – разметка для ограды. С серого металлического штыря капала кровь. Лицо лежащего молодого человека было залито красным; единственный глаз был открыт, но уже ничего не видел.
– Игорь! – закричал ефрейтор. – Игорь! – крик тонул в шелесте листьев, исчезая среди крестов и памятников, уходя под землю. – Не умирай!
Он оглянулся в поисках людей, но увидел лишь высокий деревянный крест могилы, для ограды которой и был вбит алюминиевый колышек.
«Цыганова Лидия Матвеевна», – гласила надпись.
– Нет! Игорь! Не умирай!
Александр опустился на сырую землю и прижал друга к себе.
* * *
Когда сторож вернулся из города, чтобы закрыть кладбищенские ворота на ночь, увидел припаркованный у входа жигуленок. Поздних посетителей нужно было выпроводить. Сторож прошелся по главным дорожкам, и, никого не обнаружив, свернул на второстепенную. У одной из могил он увидел парня с разбитой губой, который сидел рядом с чем-то темным и качался из стороны в сторону.
– Эй, ты домой собираешься? Темнеет уже! Не боишься ночью на кладбище-то?
Молодой человек посмотрел на сторожа невидящими глазами и лег на землю.
– Эй! Парень! Тебе плохо?!
Сторож побежал к юноше, но замер на полпути. С земли на него смотрело мертвое окровавленное лицо другого молодого человека. Парень с разбитой губой лежал на земле, обнимал покойника и царапал руку открывалкой для пива.
– Кровь! Нужна кровь! Иначе я умру! – шептал он, заливаясь слезами.
Ночь с 11 на 12 мая
Когда Виктор и Антон вышли из ординаторской, Плеханов увидел, что на полу в коридоре в позе эмбриона лежит Олег Павлович – тот самый недавно поступивший пациент, с которым Ольга Николаевна познакомила дежурного пару часов назад. Над ним, склонившись, стоял огромный загорелый мужчина.
– Вставай! – бубнил он, несильно пиная «эмбриона» носком тапка. – Вставай!
Виктор ахнул. Пациент увидел людей в белых халатах, попятился, потом отвернулся и побежал в свою комнату.
Антон смотрел на лежащего человека, открыв рот. «Эмбрион» не шевелился.
– Что он с ним сделал?!
– Не волнуйся. – Виктор подошел к Олегу Павловичу и попытался его поднять. – Помоги. Нужно отнести его в палату.
Поза человека была неудобной, мышцы напряжены до предела, нести его было тяжело. Молодые люди положили больного на кровать.
– Он всегда так лежит? – спросил Антон.
Плеханов кивнул и шепотом добавил:
– Говорят, он притворяется.
Эколог хмыкнул.
– Не завидую. А второй кто? Который убежал?
– Матвеев. Нужно его привязать.
– В каком смысле? – удивился парень.
– Если человек перестает контролировать свое поведение или нарушает правила клиники, его приходится привязывать к кровати. С Иваном Борисовичем такое бывает. Пойдем. Я вас познакомлю.
* * *
Матвеев притворялся спящим. Он лежал на спине, грудь его равномерно вздымалась, из носа отчетливо слышался тонкий свист.
– Настоящий человек-гора, – шепнул Антон, останавливаясь в дверях.
Тусклый свет лампочек давал недостаточно света, чтобы рассмотреть лицо лежащего на кровати человека, однако было видно, что у Матвеева смуглая кожа, дряблые щеки, покрытые редкой темной порослью и мясистый угреватый нос.
Виктор молча взял ремни и начал пристегивать пациента.
– Эй! Ты чего делаешь?!
Матвеев проворно схватил Виктора за руку. Плеханов вырвался:
– Нечего было вытаскивать его в коридор!
– Кого? Я что? Я ничего! Я спал!
– Так я тебе и поверил! А ну, протяни руки! – Виктор знал, что в подобных случаях нужно отринуть вежливость и брать силой и властным голосом.
Матвеев вдохнул. Плеханов испугался, что тот начнет кричать, но Иван Борисович молча выдохнул и позволил себя пристегнуть.
– Ну и козел же ты! – печально констатировал пациент. – Мне надо было проверить, вдруг он притворяется.
– И как? Проверил?
Матвеев довольно улыбнулся.
– Псих он.
– Иван Борисович, – Виктор поманил Антона подойти ближе. – Это наш новый сотрудник. Будет помогать мне с дежурством.
Медведеподобный мужик с мясистым носом и недельной щетиной, оскалился и громогласно посоветовал Антону:
– А ты спроси у него, куда старого дежурного дели! Спроси-спроси!
– Пойдем, – Виктор потянул Антона за рукав. – Не обращай внимания. Никуда мы дежурного не дели. Заболел. Если послезавтра не придет, будут искать замену.
– Козел он был! – крикнул Иван Борисович. – И ты козел!
Молодые люди вышли из палаты Матвеева, и Виктор вопросительно посмотрел на эколога.
– Ты не против, что я тебя как сотрудника представил?
– Нет, – лицо Антона расцвело от широкой улыбки. – Это даже хорошо! Может, уважать меня будут! А какой диагноз у этого дядьки?
– Геннадий Андреевич поставил диагноз «шизофрения», только честно тебе скажу, думается мне, этот бугай абсолютно здоров!
Брови молодого человека медленно поползли вверх.
– Да ты не удивляйся! – махнул рукой Плеханов. – В психушках такое часто встречается. Договариваются с заведующим и лежат себе. Матвеев, думаю, именно такой. Либо уголовник, либо от жены прячется, либо с криминалом связался. Да мало ли какие причины могут быть. Только ты никому не говори!
– Ладно. А тут все такие?
– Какие?
– Ненормальные!
Виктор засмеялся.
– Пойдем, покажу.
* * *
– Вставай, Саша! – прошептал голос. – Земля требует крови!
Савичев вздрогнул и открыл глаза. Судя по темноте за окном, до утра было далеко.
– Мне нужно острое! Очень нужно! Острое!
Александр Алексеевич осмотрелся, но в его палате давно не было ничего острого. Всю обстановку составляли две скрипучие кровати с металлическими пластинами вместо панцирной сетки, пыльная тумбочка со сменой белья и пластиковая вешалка для одежды – разрезать ей руку было невозможно. Савичев вздохнул. Может, в других палатах что-нибудь найдется? К эпилептику вчера приходила сестра, но она вряд ли принесла нож. А вот открывалку – могла. Эпилептик любит консервы.
Савичев осторожно открыл дверь и выглянул в коридор. Дежурного на месте не было…
* * *
Пациенты жили в палатах, располагавшихся по левую сторону коридора. С правой стороны протекала крыша, и помещения пришлось закрыть. Первые две комнаты пустовали. В третьей на кровати сидел невысокий грустный человек неопределенного возраста. Глаза его были закрыты, он тихо мычал, раскачиваясь из стороны в сторону. Больничная пижама была надета наизнанку, на коленях лежал грязный носовой платок. Мужчина вздрагивал, поводил плечами и наклонял голову на бок, будто стараясь рассмотреть нечто скрытое под платком. На скрип открывающейся двери человек не отреагировал.
– Семенов Павел Петрович, – Плеханов подошел к пациенту и погладил его по голове. – Тихий, замкнутый, чрезвычайно спокойный. Он еще никогда никому не доставлял неприятностей. Правда, Павел Петрович?
Мужчина постучал по тумбочке.
– Антон, – представился эколог.
Семенов поднял голову. Глаза его загорелись, он вскочил, обошел вокруг испуганно взирающего на него молодого человека, и начал ощупывать его с ног до головы.
– Все нормально, – успокоил Виктор Антона. – Это такой ритуал.
Павел Петрович достал из кармана джинсов парня в белом халате водительские права и пристально посмотрел на фотографию.
– Где-то я вас уже видел, молодой человек, – задумчиво сказал он и водворил права на место. – Определенно видел.
– Может, по телевизору? Мы часто выступаем!
Но Семенов уже вернулся на кровать и снова начал раскачиваться.
– Какой у него диагноз? – тихо спросил Антон, когда они вышли в коридор.
Виктор улыбнулся.
– Врачебную тайну открыть требуешь? Мания у него. Один в квартире жил, от одиночества с ума сошел. Наткнулся однажды на статью о приметах, прочел все книги, которые сумел найти по этой теме, и теперь шагу не делает без оберегающих действий. По дереву стучит, лишь бы не сглазили, в одной тапочке никогда не ходит, все время что-то новое придумывает. Посмотри завтра утром, как он с кровати встает. Сначала двадцать минут с открытыми глазами лежит – от трехсот в обратном порядке считает, одеяло обязательно левой рукой откидывает, левую ногу на пол ставит. Потом уж правую. И снова сидит, считает. Потом одеяло в валик скатывает, на тумбочку кладет. По стене рукой проводит, потом по лицу. В общем, у него целая система. Уж не помню, что в каком порядке он делает, только уходит на этот «оберег» около двух часов. Представляешь? И злится очень, если ему кто-нибудь мешает. А если собьется, то обязательно сначала начинает. А так, он тихий. К другим не пристает, не дерется, в общем, никакого беспокойства не доставляет. А он тебя действительно только по телевизору видел? – Виктор с любопытством посмотрел на смутившегося эколога.
– Не только. Не хотел тебе говорить. Думал, он меня не вспомнит. – Антон почесал затылок. – Павел Петрович преподавателем работал, «Уголовное право» у нас вел. Умный мужик был. Два раза меня на экзамене заваливал. – Антон помолчал. – Сын у него года два назад погиб, вот он из университета и уволился.
– Как погиб?
– Несчастный случай. Он акробатом в цирке работал. С высоты упал и разбился.
Виктор помолчал.
– Понятно теперь, почему с ума сошел.
Они прошли мимо четвертой палаты, где лежал «эмбрион», и мимо пятой, где ворчал Матвеев.
Шестая комната поразила Антона. Аккуратно застеленная кровать, тумбочка, накрытая салфеткой, никаких бумажек на полу, разбросанных вещей – чистота и порядок. У окна стоял худой печальный юноша с острым носом и огромными, на выкате, глазами. Пижама его была выглажена, не было складок даже на локтях и коленях, словно он никогда не садился.
– Пятьдесят девять, – констатировал пациент.
Виктор подошел к нему и шепнул:
– Знакомьтесь, Сергей Сергеевич, это Антон. Будет помогать мне с дежурством.
– Восемнадцать.
– Очень приятно, – Антон опасливо протянул руку, и молодой человек мягко ее пожал. – А что вы считаете?
– Он все считает! – крикнул из-за стенки Матвеев. – Счетчик, хренов! Рыба пучеглазая!
Пациент вжал голову в плечи, присел, закрыв уши руками. Плеханов похлопал его по плечу.
– Не бойтесь. Иван Борисович сегодня наказан.
Человек-счетчик вздохнул и шмыгнул носом.
– А я все не сплю, – тихо произнес он. – Уже сто тридцать восемь ночей подряд. Вон, и под глазами круги. А этот не унимается, зарезать хочет.
В дальнем конце коридора послышался грохот.
– Виктор Евгеньевич! – крикнул кто-то. – Скорее!
– Это эпилептик! – Плеханов побежал, Антон поспешил следом.
В последней по левую сторону коридора палате на полу лежал человек. Он извивался всем телом, выгибаясь дугой, его трясло. Изо рта текла слюна.
– Скорее! – Виктор вытащил из кармана деревянную палочку и попытался засунуть ее в рот эпилептику. Человек корчился, бился головой об пол, стучал ногами и вертелся. Подойти к нему не было никакой возможности.
Антон стоял, не зная, чем может помочь и что вообще следует делать в таких случаях. Из книжек он помнил: главная опасность для эпилептика – прикусить язык или подавиться им, но с началом приступа сделать было ничего нельзя.
– Не стой столбом, – Виктор сердито посмотрел на молодого человека, – дай подушку, чтобы он себе макушку не разбил!
Антон схватил с кровати подушку, сунул ее под голову изгибающемуся человеку.
– Придержи его!
Эколог опустился на колени, попытался удержать голову эпилептика на подушке. Тот дергался и извивался с необыкновенной силой, Антон взмок. Наконец судороги ослабли и прекратились.
– Теперь он будет спать, – сказал Виктор. – Молодец, ты здорово помог.
– Как же ты один с ним справляешься?!
– Я ему помогаю!
Антон обернулся. В суматохе он не заметил еще одного пациента, а тот все время находился в палате. Невысокий, пожилой, приятной наружности человек с любопытством разглядывал новичка.
– Вы новый доктор? Очень приятно! Очень, очень приятно. Новый доктор!
– Он не доктор, – сказал Виктор, но мужчина в пижаме уже протянул Антону руку.
Парень ответил на рукопожатие. Человек показался ему вполне здоровым: внимательные умные глаза, аккуратно причесанные волосы, оживленные движения.
– Савичев Александр Алексеевич, – представился мужчина, – очень приятно.
– Антон.
– Заглядывайте в гости. Моя комната под номером семь. Счастливый номер. Никаких сквозняков, сплошные удовольствия и манная каша утром. Заглядывайте обязательно. Седьмая палата. Заглядывайте в гости.
Антон попытался выдернуть руку из цепкой хватки пожилого человека, но тот не отпускал.
– Цыганка, правда, приходит, но она больше по моей части. Если все время причесываться, ветра не будет. Цыганка, да, по моей части. Ветра нет. Нет ветра.
Виктор осторожно взял мужчину за плечи, тот сразу присмирел и сгорбился. Плеханов подозрительно прищурился.
– Александр Алексеевич, что вы здесь делали?
Савичев покраснел.
– Я не хотел его пугать, честное слово! Он сам упал! Я ничего не делал! Правда-правда! Ничего не делал.
– Я верю. Но больше сюда не ходите.
Пациент приложил ладонь к груди.
– Не приду! Клянусь! Только и вы исполните обещание. Выгоните цыганку!
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39