– Как бы ты поступил на его месте? – допытывался Виктор у Максима, когда рассказал ему о краткой беседе на кафедре.
– Не знаю, – Куликов пожал плечами и отвернулся.
Вот и Виктор не знал.
– У меня своих неприятностей полно, о чужих думать некогда, – пробормотал Макс.
– Что случилось?
– Да ну! – Куликов махнул рукой. – Паршиво все.
– Рассказывай. Юрский все равно опаздывает.
Молодые люди отошли в дальний угол аудитории, подальше от возмущающихся поведением Владимира Александровича студентов.
– Стекло у машины разбили и м-магнитолу, которую я для отца покупал, вытащили, – выдохнул Макс.
– Вот уроды!
– С-самое обидное – я знаю, кто это сделал, а д-доказать не могу.
– И кто это такой сообразительный?
– Вадим с первого этажа. Я т-тебе про него рассказывал – владелец стоянки.
– В милицию обращался?
– Конечно – нужно было акт составить, и все т-такое прочее. Страховая компания оплатит замену стекла.
– А магнитолу?
– Магнитолы они н-не страхуют.
Виктор нахмурился.
– А почему Вадима подозреваешь?
– У отца с ним конфликт. Н-негласный, естественно. Понимаешь, Вадим заинтересован, чтобы все машины н-нашего дома ставили к нему на импровизированную стоянку. С каждой машины по тридцать рублей за ночь – чем не бизнес? А отец отказывается. Какая, говорит, разница: у п-подъезда наша «Лада» стоит, никому не нужная, там будет стоять, тоже никому не нужна будет. Музыку Вадим по ночам больше н-не слушает, наверное, спит. Зачем ему напрягаться, да машины сторожить? Ведь и так никто н-не полезет, знают про охрану. К тому же, кроме Вадима, стекла в машинах разбивать больше н-некому.
Виктор кивнул.
– Ну, короче, отец отказывается машину к Вадиму ставить. Позавчера Вадим на стекло бумажку прицепил, п-приглашаем, мол, на стоянку. Подтекст понимаешь?
– Да, – Плеханов подумал, что действия Вадима пусть и не подпадают ни под какую категорию, но явно пахнут угрозами.
– Отец, конечно, проигнорировал, а этой ночью у нас вытащили магнитолу.
– Ты в милиции про это рассказал?
– Да. А толку? Знаешь, что мне там сказали? За ложные показания и клевету статья предусмотрена!
– Ну, ничего себе! – Виктор сжал кулаки. – Похоже, в нашей стране ничего никому доказать нельзя. Проще подонком быть и деньги зарабатывать, грабя честных людей!
– Вот! – на лице Максима невольно расцвела торжествующая улыбка. – Я т-тебе это давно говорю! Убедился?! Хорошо не на собственном опыте, а на моем.
– Вадима надо наказать.
– Как? Хочешь ему морду набить? А толку? Через день тебя в п-подворотне встретят двое неизвестных с ножами.
– Нет, – Плеханов почесал подбородок. – Надо действовать по-другому. Хитростью.
Виктор буквально почувствовал, как воодушевился Макс.
– А заявление на него написать получится? Доказательства будут?
– Будут, – заверил Плеханов. – И «бизнес» его накроется медным тазом. Если не умеет вести себя по-человечески, будет бит своим же оружием. Только сначала мне нужно поговорить с твоим отцом. Он не будет против, если я вечером к нему загляну?
* * *
– Предлагаю сходить на кафедру и узнать, приехал ли Юрский! – важно, словно президент какого-нибудь закрытого клуба, произнес Губенко.
Большинство студентов, не выдержав томительного ожидания, постепенно разошлись: кто-то отправился на улицу, насыщать легкие никотином, кто-то – в туалет, кто-то просто проветриться. В аудитории осталось лишь несколько человек, перед которыми и решил выступить не слишком умный, но чересчур активный Александр Губенко – тот самый молодой человек, который на зачете затруднился назвать характерные признаки парафренного синдрома.
– Подожди. Только двадцать минут прошло. Может, у него снова автобус сломался, – возразил Макс и тихонько шепнул Виктору: – Отвлеки как-нибудь их внимание, – он показал рукой на оттопыренный карман белого халата, в котором угадывались очертания чего-то прямоугольного и довольно тяжелого.
Наступил удобный момент вернуть Славиной украденный Гаршиным телефон. Девушка вышла в коридор, оставив ярко-синий пакет с тетрадями на парте. Сумку она предусмотрительно забрала с собой. «Обжегшись на молоке, и на воду дуют, – подумал Виктор. – Надеюсь, она не успела купить себе новый мобильник».
Он поднялся, отошел подальше от своего места и встал так, чтобы сидящие в аудитории студенты, повернувшись к нему, оказались спиной к парте, на которой лежал ярко-синий пакет с тетрадями.
– Народ, – объявил он, – по-моему, вы уже смирились с превращением Юрского в вымогателя. Прошу прощения за резкие слова, – добавил он, – рановато вы ставите на нем крест.
– Мы уже говорили об этом, – вызывающим тоном ответил Губенко.
– И до чего договорились? – Виктор повысил голос. К нему обернулись все, кто сидел в аудитории. – Вам обязательно надо разрушить человеку жизнь? Испортить карьеру?
Краем глаза Плеханов заметил, как Максим быстро подошел к пакету Славиной.
– Ты предлагаешь платить всякому, кто потребует деньги? – спросил Губенко.
– У него умирает сын, – Виктор не хотел раскрывать тайну Юрского, но не мог допустить, чтобы на него пошли жаловаться. – Парень почти не ходит. Деньги нужны на дорогостоящую операцию за рубежом.
В аудитории воцарилось молчание. Те немногие, кто сидел в этот момент за партами, точно так же, как и Виктор, очутились перед дилеммой.
– Я разговаривал с ним. – Владимиру Александровичу очень плохо.
– Я все равно не буду платить, – категорически заявил Губенко. – Пусть кто угодно у него умирает, от меня он ни копейки не получит. Тоже мне, герой! Выдумал: деньги за экзамен требовать! Вот если бы он сразу сказал, мол, деньги на операцию нужны.
– Вот ты, лично, сколько бы дал? – возмутился Куликов. Он подошел к Виктору и кивнул головой, показывая, что все прошло удачно – телефон там, где ему положено быть.
– Рублей сто или сто пятьдесят, – ответил Губенко. – Но ведь нас много! Целый институт!
– Из целого института сдадут деньги человек пятьдесят.
– В любом случае, – подвел итог Виктор, – я все рассказал. – Решать вам, но я бы не стал торопиться с жалобой. Уверен, Владимир Александрович уже жалеет о сделанном и откажется от денег.
– Как же! – Губенко тряхнул светлыми волосами, – Не откажется! У него же сын умирает!
– А ты и работы его лишить хочешь, – огрызнулся Макс. – Давай, иди, жалуйся!
Разговор, а точнее, начинающаяся ссора превратилась бы в скандал, если бы в аудиторию шумной толпой не вернулись студенты. Позади них, прихрамывая, шел тот, кого они все так долго и с таким нетерпением ждали.
Владимир Александрович показался Виктору еще более печальным. Теперь на полном лице его читалась не просто боль, а обреченность. Выглядел он, будто не спал целую ночь.
– Попрошу остаться десять человек, – обратился Юрский к аудитории. – Остальные, пожалуйста, выйдите в коридор. Билеты несложные, но требуют развернутых ответов. На подготовку – полчаса.
Виктор и Максим переглянулись.
– Да, кстати, – Юрский устало потер глаза. В аудитории мгновенно воцарилась тишина, затихли даже те, кто говорил шепотом. – Шпаргалки прошу сразу убрать. Списывать я не позволю.
Куликов улыбнулся.
– Он передумал! – шепнул Максим другу. – Я знал, ему можно верить!
* * *
Ни Виктор, ни Максим не оказались в числе десятки первых, готовых к сдаче экзамена. Они вместе с остальными студентами вышли в коридор.
– Я же говорил! – глаза Куликова сверкали, – Я же говорил – он передумает!
Губенко морщил нос и отворачивался.
– Теперь предлагаю создать комитет по сбору денег, – казалось, Макса заинтересовала история сына Юрского, и он был готов в лепешку расшибиться, только бы помочь человеку. – Пусть каждый сдаст, сколько сможет. Пусть даже десятку.
– Ага, – улыбнулся Виктор, – ты шапочку специальную себе сделай, и нарукавник. И большой поднос.
– А что, – воодушевился Максим. – Так я буду заметнее.
– Так ты будешь похож на послушника, просящего подаяние на ремонт церкви. Только у тебя будет не черная ряса, а белый халат.
Молодые люди рассмеялись. В это время из аудитории вышел первый сдавший экзамен – худой парень в круглых очках, очень подходивших к образу «отличника-очкарика».
– Ну как, – к нему тут же подбежали несколько студентов. – Сдал?
– Сдал.
– Деньги требовал? – после одобрительных возгласов и хлопков по плечам спросил кто-то негромким голосом.
– Юрский? Деньги? Нет. С ума сошли?
Плеханов понял, что студент-очкарик не был на той лекции, где Юрский предупреждал о деньгах, но это сути дела не меняло: Владимир Александрович отменил свою просьбу, удачно сделав вид, будто «забыл» о незаконном требовании.
– Ну вот! – раздался за спиной расстроенный голос Губенко. – Я к экзамену не готовился.
– Надеялся, сдашь деньги, и тебе оценку поставят? – съехидничал Макс. – Не ты ли первый хотел идти жаловаться?
Губенко покраснел и отвернулся.
– Я, пожалуй, в следующий раз приду. Когда выучу.
Между тем дверь снова открылась и в коридор буквально выбежала Славина – высокая темноволосая девушка.
– Ну как, – хором спросили Виктор и Максим. – Сдала?
– Сдала. Пять. Мальчики! – глаза девушки горели, а щеки были пунцовей редиски. – Я нашла свой сотовый! Мне его кто-то подбросил! Я только сейчас заметила!
Виктор постарался не опустить глаза в пол, но все же моргнул, а Куликов и вовсе покраснел.
– Правда, симку вытащили, но это ерунда. Главное, телефон вернулся!
Она рассмеялась и побежала к стайке девчонок, стоящих в стороне от молодых людей.
– Представляете! – едва не кричала она, – мне телефон вернули!
Виктор и Максим переглянулись и улыбнулись.
– Хорошо, что все хорошо закончилось, – довольно произнес Макс.
– Боюсь, все только начинается, – Виктор оглянулся. – Ты заметил, Гаршин с того дня, как мы увидели его у ларька, в институте не появлялся?
* * *
Виктор зашел в аудиторию одним из последних. Юрский узнал его, но ничего не сказал. На лице преподавателя читалась лишь усталость и боль. Плеханову было жаль Владимира Александровича, но сейчас он ничем не мог помочь ему. Они оба молчали, предпочитая делать вид, что того разговора на кафедре никогда не было. Юрскому так было удобно, а Виктор не возражал. В конце концов, Владимир Александрович поступил честно, а теперь, когда Плеханов знал о смертельно больном сыне преподавателя, еще больше зауважал Юрского. По сути, Владимир Александрович добровольно отказался от денег, которые мог бы получить.
Юрский поставил Виктору честно заработанную четверку, и они разошлись довольные друг другом.
Одной проблемой у Плеханова стало меньше, и он надеялся, что после разговора с Евгением Николаевичем – молодым милиционером, приезжавшим вместе с Громыко в «Кащенку» в ночь убийства, – на душе у него станет спокойнее.
Виктор нашел на улице телефон-автомат и позвонил в милицию.
– Старший лейтенант Сомов.
– Евгений Николаевич, это Плеханов.
– Здравствуйте, Виктор! – в голосе оперативника послышались теплые нотки. Милиционер по-прежнему выделял каждую букву «о». – Я кок раз о вас вспоминал. Сегодня после обеда обещали принести результаты экспертизы. Хотите на них взглянуть?
– Да. Не слишком они торопятся.
Было слышно, как на другом конце провода тяжело вздохнули.
– Подозреваемый заперт в клинике, дело почти роскрыто. По крайней мере, так думоет Громыко.
– Евгений Николаевич, – Плеханов запнулся. – Майор ничего вам не говорил о ходе расследования?
– Нет. Нового пока ничего нет.
– У меня для вас новости. Можно я подъеду?
– Конечно, Виктор. Приезжайте!
* * *
В кабинете Сомов был один. Капитан, сидевший за соседним столом куда-то вышел, и они могли поговорить спокойно.
Виктор поздоровался со старшим лейтенантом и задумался. Сведений, которые он получил (и за последние сутки в том числе), было столько, что Плеханов решительно не знал с чего начать.
– Рассказывайте по порядку, – предложил милиционер. – Мойор Громыко не продвинулся в росследовании ни на шаг. Вчера днем он ездил в клинику, хотел поговорить с Щукиным, но ничего не добился. Ваш человек-счетчик – крепкий орешек; в убийстве не призноется, на вопросы отвечает путоно, в общем, я думаю, это тупиковая ветвь. Даже если убийца действительно «счетчик», добиться внятного ответа от него не удастся.
Виктор достал из кармана сложенный вчетверо лист из кулинарной книги, и протянул его Сомову.
– Как мы и договаривались, я был в регистратуре, посмотрел личные карточки пациентов и выписал даты их поступления в клинику. Во втором отделении можно подозревать любого. Единственный, кого бы я исключил из списка – эпилептик. Он лежал в «Кащенке» восемь лет назад, следовательно его появление в больнице вполне закономерно, к тому же, он не агрессивен. Человека-счетчика, равно как и Олега Павловича с его мнимой болезнью я бы исключать не стал.
– А Мотвеев?
– Матвеев – отдельная история. – Виктор приготовился рассказывать. – Во-первых, он буйный. Врачи считают его не опасным, но я думаю, он может убить человека. Только ему нужна веская причина.
– И вы эту причину ношли?
– Матвеев работал в цирке укротителем. Два года назад он стал инициатором несчастного случая, в котором погиб акробат – сын убитого. Покойный ныне Павел Петрович не оставил Ивана Борисовича безнаказанным; с помощью его ассистентки подсыпал укротителю в кофе седативное средство. В результате, Матвеева чуть не задушил удав. Иван Борисович оказался в больнице со сломанными ребрами и ключицами; из-за алкоголизма его бросила жена, и Матвеев сошел с ума.
Сомов поднялся и прошелся по кабинету.
– Откуда у вас такие сведения?
– Антон разговаривал с санитаркой, а они обычно все про всех знают.
– Значит, укротитель мог отомстить Семенову?
– Да. Могло произойти совпадение: Семенов попадает в ту же клинику с Матвеевым и бывшему укротителю остается лишь воспользоваться «счастливым случаем». Но у меня еще одна версия, и куда более правдоподобная. Только она не касается бывшего укротителя.
Виктор рассказал Евгению Николаевичу о том, как понял причину припадка эпилептика в ночь убийства, о том, как увидел на руках заведующего вторым отделением следы уколов, и о беседе с Федором.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39