https://wodolei.ru/brands/Omoikiri/
! Разве справедливо, что половину отведенного судьбой срока Матвеев валялся пьяным или мучался похмельем, а Славик учился, тренировался, совершенствовал тело и дух?! Кому было угодно, чтобы на земле стало одним талантливым человеком меньше?! Кому нужно было отдавать хрупкие нити жизни в руки алкоголика?!
Семенов поднялся с пола, вышел в коридор и закрыл за собой дверь. В квартире было холодно, будто со смертью Славика из помещения ушло тепло, ушел свет, ушла жизнь.
За две недели Павел Петрович сумел проглотить несколько сваренных вкрутую яиц и выпить весь кофе в доме. Он практически не спал, размышляя над несправедливостью жизни. Если бы его жена не умерла во время родов, если бы сейчас была рядом, горе не казалось бы Семенову такой непреодолимой пропастью, но Тани не было. Теперь Славика больше не было.
На работу Семенов не ходил. В университете знали о несчастном случае и с пониманием отнеслись к прогулам, но Павел Петрович твердо решил: с преподаванием покончено навсегда. Зачем дарить бесценные крохи знаний чужим детям, если его единственный ребенок мертв? Зачем смотреть в блестящие глаза студентов, если его сын никогда не сможет засмеяться? Зачем сравнивать их со Славиком и отмечать: «в их возрасте его сын точно был бы лучше»? Зачем тихо плакать, закрывшись на кафедре? Зачем носить с собой носовой платок, пудрить опухшие веки? Зачем?
На похоронах он не плакал. Не мог. Находился в ступоре и практически не осознавал, что происходит вокруг. Краем уха ловил сочувственные слова, искал в толпе убийцу. Но не находил. Матвеев не пришел. Но, может, оно к лучшему. Видеть его рядом с могилой сына было бы невыносимо.
Павел Петрович до сих пор слышал голос какой-то женщины, объясняющей своей подруге обстоятельства произошедшего:
«Глупо погиб паренек. Представляешь, акробатом был, талантливый такой! Под самым куполом кувыркался. А страховка – трос металлический – к поясу прицеплена. А трос внизу люди держали. Вот один алкоголик и пролил на конец троса водку, упал, зацепился за проводку и один провод в лужу попал. Ток по страховке пошел, парни от неожиданности трос из рук выпустили, а ток до мальчика под куполом дошел. Он и упал. И шею свернул. Мгновенно умер. Бедный паренек! А алкоголик тот до сих пор в цирке укротителем работает. Представляешь?! Несчастный случай, говорят! Никто не виноват».
Семенов пошел на кухню, зажег газовую плиту, налил в чайник воды, автоматически достал из стола две ложки (одну для себя, другую для сына) и заплакал, когда увидел их, лежащими на столе одна напротив другой. У него никого больше не было. Никого.
* * *
– В Москве шестнадцать часов. Вы слушаете «Городское радио».
Семенов подпрыгнул на стуле и пролил чай на клеенку стола. В четыре часа автоматически включался приемник. В это время, если в цирке была репетиция или представление, Славик начинал собираться на работу. После гибели сына Павел Петрович отключил радио; сегодня приятный голос ди-джея нарушил тишину квартиры по особому случаю.
Семенов неспеша вытер стол, вымыл чашку и переоделся. Прежде, чем выйти за дверь, он открыл ящик тумбочки, достал оттуда небольшую коробку, открыл ее, вытащил сложенный вчетверо листок инструкции и снова внимательно ее прочитал.
"Natrii bromidum
Фармакологическая группа: Седативные средства…
Характеристика: Белый кристаллический порошок без запаха, обладает соленым вкусом, легко растворим в воде, этаноле…
Хорошо всасывается из желудочно-кишечного тракта…
Применение: Неврастения, невроз, истерия, повышенная раздражительность, бессонница, эпилепсия…
Передозировка: общая вялость, заторможенность, слабость, сонливость, замедление речи, ухудшение зрения, слуха, атаксия, апатия, ослабление памяти; брадикардия…
Способ применения и дозы…"
Удовлетворенно кивнув, Павел Петрович сорвал с пузырька этикетку, и положил лекарство в карман. Потом прошел в ванную, открыл дверцу шкафчика с зеркалом, висящим над раковиной, вытащил оттуда туалетные принадлежности и достал металлическую коробку из-под печенья. Внутри лежала толстая пачка денег. Эти деньги Павел Петрович собирал, чтобы окончательно расплатиться за телескоп, но теперь они были нужны для другого.
Подставив табуретку к шкафу в коридоре, он открыл антресоли и, пошарив рукой, вытащил старого плюшевого медведя. Поддев шов на животе игрушки, Семенов засунул пальцы внутрь и вытряхнул старую вату. На пол упал небольшой кулек. Доллары лежали в целлофановом пакете, свернутые в трубочку. Эти деньги они с сыном откладывали на черный день, обещая друг другу, что никогда не потратят их на ерунду. Черный день наступил две недели назад. Павел Петрович понял: тянуть дальше нельзя.
Положив деньги во внутренний карман пальто, он вышел на лестничную площадку, запер дверь квартиры и неожиданно для себя перекрестился. Вряд ли Бог, если Он существует, простит то, что собирается сделать Семенов, но Павел Петрович не может оставить Матвеева безнаказанным. Не может оставить его в живых. Славик лежит в могиле, а пьяница, виновный в его смерти, до сих пор кланяется публике. Этот человек должен умереть и Павел Петрович позаботится, чтобы это произошло.
* * *
Охранники сразу пропустили его через служебный вход. Отца трагически погибшего акробата знали все, поэтому Павел Петрович отправился прямиком в женскую гримерную. Разговаривать было проще с противоположным полом.
В гримерке сидела молоденькая девушка в платье цыганки. Кажется, ее звали Варей.
– Здравствуйте, – сказал Семенов. – Вы меня помните?
Варенька оглянулась и, скорбно улыбнувшись, указала на кресло.
– Присаживайтесь, Павел Петрович. Как у вас дела?
– Как могут быть дела у отца, потерявшего единственного сына? – Семенов вздохнул и опустил голову. – Я пришел забрать вещи Славика и решил попрощаться со всеми. Вот, к вам заглянул.
– Девочки сейчас на сцене. Первое отделение уже началось.
– Я знаю. Славик всегда выступал в первом отделении.
Цыганочка наморщила носик и быстро поморгала накрашенными ресницами, чтобы не заплакать.
– Вы больше не придете?
– Теперь я ненавижу цирк. Он забрал у меня сына. – Семенов наклонился и громким шепотом спросил: – Вы ведь знаете, кто виноват?
Варенька кивнула, но тут же, опомнившись, поспешила объяснить:
– Павел Петрович! Произошел несчастный случай!
– Несчастный случай? Но в несчастном случае кто-то виноват! А кто в нем виноват? Виноват пьяница! Если бы он не пришел в тот день в цирк, если бы не напился и не вылил водку… мой Славик до сих пор изображал бы человека-паука, радовал детишек и восхищал взрослых! – голос мужчины сорвался. – Помогите мне, Варвара! Умоляю вас! – Семенов встал на колени. – Я не могу так больше! Все напоминает о нем! Каждая вещь, каждый уголок пустой квартиры! Я ведь теперь совсем один!
Девушка подбежала к плачущему человеку и взяла его за локти.
– Не надо так, Павел Петрович! Вставайте!
– Помогите мне! Помогите успокоить сердце, помогите восстановить справедливость!
– Но как?! Славика не вернешь! У вас могут быть другие дети, – цыганочка осеклась.
– Другие дети? Девочка, мне уже сорок шесть! Славик был единственным ребенком, жена умерла при родах. О чем ты говоришь?! Я никогда не оправлюсь от потери, а если ты мне не поможешь, я покончу с собой! Брошусь с моста или вскрою вены! Нет мне житья на этом свете! – Павел Петрович снова опустился на колени и заплакал. – Я деньги принес. Много. Вот! Держи! – он лихорадочно совал доллары и рубли в руки растерявшейся девушки. – Только помоги! Все, что есть отдам!
Варенька отстранилась, но мужчина продолжал настаивать.
– Славик тебе только спасибо скажет. Там, на небесах, все видно, он тебе оттуда ручкой помашет! Помоги мне, Варвара! Вины на тебе никакой не будет, все на себя возьму! Да и вреда никакого не случится! Обещаю! Пожалуйста! И деньги бери! Пригодятся!
Цыганочка нерешительно посмотрела на доллары.
– А что нужно сделать?
Семенов поднялся с колен и отряхнул брюки.
– Матвеев сегодня выступает. Он выпивает перед выходом на сцену?
– Ни в коем случае! – девушка замахала руками. – Наоборот! Он пьет кофе, чтобы сосредоточиться. Если он расслабится, Гришка просто раздавит его! Водку он пьет, только когда у него нет выступлений или репетиций!
Павел Петрович разочаровано кивнул, но тут же оживился.
– А сегодня? Он кофе пил? Покажи мне, где здесь кофеварка?
– Что вы хотите сделать? – испуганно спросила девушка. – Я кофе ему сама варю, и сама отношу.
Мужчина закрыл лицо руками и плечи его затряслись.
– Наконец-то повезло! – тихо прошептал он. – Славик! Папа не оставит тебя! Варенька – ты мое спасение! Отнеси ему кофе! Прямо сейчас, пока он на сцену не вышел! Прошу тебя!
– Я это и собиралась сделать, когда вы пришли. Вон его чашка, на столике. А чем вам помочь?
Семенов снова хотел опуститься на колени, но девушка помотала головой.
– Отвернись, Варенька! Варварушка! Все, о чем прошу! Отвернись, а потом отнеси ему кофе, пусть выпьет!
Девушка посмотрела на пачку денег и нерешительно спросила:
– А с Иваном Борисовичем ничего плохого не случится?
– Ничего! Все будет хорошо! Славик тебе спасибо скажет! И деньги пригодятся! Сколько ты получаешь? Немного, наверное! Теперь купишь себе шубу из норки, или еще что-нибудь. Отвернись, Варенька!
Цыганочка прижала к груди деньги и отвернулась. В зеркало она видела, как Павел Петрович достал из кармана пальто какой-то пузырек, высыпал половину его содержимого в кофе и размешал.
– Я сахару положу. – Сказал Семенов. – Иван Борисович любит сладкий чай?
– Лучше не надо, – девушка с замиранием сердца наблюдала за отцом покойного акробата. – Сладкий он пить не будет.
– Ну и ладно. Все, Варенька! Можешь нести это укротителю, и пусть хотя бы глоток сделает! Пожалуйста!
– А с Иваном Борисовичем точно ничего плохого не будет? – наивно спросила девушка.
– Точно! – Семенов был готов пообещать что угодно. – Ступай!
Варя спрятала деньги в сумочку, взяла белую чашку с горячим крепким напитком и лошадиной дозой бромида натрия, и вышла.
Дело было сделано.
Ночь с 17 на 18 мая
Вот и у Матвеева появился мотив. Иван Борисович мог убить Семенова из-за того, что тот ему сделал. Побывать в объятьях удава… бр-р-р.
Плеханов поежился.
Маша сказала, что Варя приходила к Ивану Борисовичу в больницу и во всем призналась. Догадался ли Матвеев, кто был тем таинственным человеком, подсыпавшим в его кофе седативное? Наверняка. Если это так, то Матвеев – первый подозреваемый. Не считая, конечно, Щукина. Вот тебе и «тихий, спокойный человек», вот тебе и «не доставляет никому неприятностей»! Уже двое имеют мотивы для убийства. Да какие!
– Теперь-то можно? – Антон посмотрел на часы. – Уже почти три ночи.
Виктор очнулся от задумчивости.
– Пошли. Только быстро. Мне нужно вернуться на пост до того, как проснется кто-нибудь из больных.
Спустившись на первый этаж, молодые люди с удивлением обнаружили, что Федор до сих пор не спит.
– Вы чего тут делаете? – подозрительно спросил охранник, глядя на пакет с вещами в руке Антона.
Молодой человек натянуто улыбнулся и заискивающе сказал:
– Федечка! Выпусти! Нечего мне здесь делать! Сам же знаешь: ни за что в психушке заперли!
Охранник поднял глаза к потолку.
– Эта, ну, в принципе, я с тобой согласен.
Виктор понял: Федору нужны деньги и толкнул Антона в бок. Тот быстро уяснил ситуацию и протянул охраннику малиновую бумажку.
– Выпусти, Федь. Никто не узнает!
Дежурный посмотрел на пятисотрублевую купюру.
– Я ничего не видел. Книжку читал и, эта, заснул.
Кряхтя, кряжистый любитель книг по кулинарии поднялся со стула и ключом открыл дверь, отделяющую молодого эколога от свободы.
Антон легким шагом переступил порог.
– Счастливо вам! Охраняйте психов, а я пошел!
– Маше привет передай! – крикнул на прощание Плеханов, когда Антон уже почти скрылся в темноте.
– Передам, – донеслось в ответ.
Федор спрятал деньги в карман.
– А я-то, дурак, спать собрался! И проспал бы счастье! Нет, что ни говори, на дежурстве спать не положено! Пятьсот рублей за ночь! Вот счастье-то!
Виктор грустно улыбнулся охраннику и отправился на пост. После рассказа Антона, он твердо решил отправиться к Сомову, но сначала, ему предстоит сдать экзамен Юрскому.
18 мая, пятница
Юрский снова опаздывал. В аудитории, где должен был проходить экзамен, собралась почти вся группа. Студенты нервничали, вполголоса переговариваясь между собой, в воздухе чувствовалась напряженность. Виктор прислушался к разговорам, перебросился парой фраз с друзьями и пришел к выводу: если Владимир Александрович не откажется от своего требования, большинство студентов просто встанут и уйдут. Платить были согласны очень немногие, если не сказать, лишь некоторые.
Что делать дальше, никто пока не решил, но Плеханов понимал – дело может дойти до обращения в профсоюз, а это грозит Юрскому большими неприятностями. Казалось, студенты забыли о заслугах Владимира Александровича, о его репутации, о том, что преподаватель всегда был образцом для подражания. Вот так: стоит человеку оступиться, и он сразу превращается в монстра-вымогателя. Всегда честному и порядочному Юрскому больше не верили, как не верили в то, что он откажется от своих требований.
Виктору было грустно, ведь он знал истинную причину, по которой Владимиру Александровичу срочно понадобились деньги. С одной стороны Юрский все так же оставался честным и порядочным, ведь понять человека, всеми силами борющегося со смертью близкого человека, было можно. С другой стороны, сомнения в честности и порядочности Владимира Александровича все же появились: требовать деньги было нехорошо.
Сам Виктор придерживался позиции большинства: если Юрский будет настаивать на «оплате экзамена», он уйдет домой. Плеханов не даст денег за экзамен. Для больного сына уважаемого преподавателя он деньги найдет, но за экзамен платить не будет. То же посоветует Максу. Как бы то ни было, Владимир Александрович поступил очень некрасиво, вымогая у студентов деньги, пусть даже деньги нужны на операцию единственному смертельно больному сыну.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39
Семенов поднялся с пола, вышел в коридор и закрыл за собой дверь. В квартире было холодно, будто со смертью Славика из помещения ушло тепло, ушел свет, ушла жизнь.
За две недели Павел Петрович сумел проглотить несколько сваренных вкрутую яиц и выпить весь кофе в доме. Он практически не спал, размышляя над несправедливостью жизни. Если бы его жена не умерла во время родов, если бы сейчас была рядом, горе не казалось бы Семенову такой непреодолимой пропастью, но Тани не было. Теперь Славика больше не было.
На работу Семенов не ходил. В университете знали о несчастном случае и с пониманием отнеслись к прогулам, но Павел Петрович твердо решил: с преподаванием покончено навсегда. Зачем дарить бесценные крохи знаний чужим детям, если его единственный ребенок мертв? Зачем смотреть в блестящие глаза студентов, если его сын никогда не сможет засмеяться? Зачем сравнивать их со Славиком и отмечать: «в их возрасте его сын точно был бы лучше»? Зачем тихо плакать, закрывшись на кафедре? Зачем носить с собой носовой платок, пудрить опухшие веки? Зачем?
На похоронах он не плакал. Не мог. Находился в ступоре и практически не осознавал, что происходит вокруг. Краем уха ловил сочувственные слова, искал в толпе убийцу. Но не находил. Матвеев не пришел. Но, может, оно к лучшему. Видеть его рядом с могилой сына было бы невыносимо.
Павел Петрович до сих пор слышал голос какой-то женщины, объясняющей своей подруге обстоятельства произошедшего:
«Глупо погиб паренек. Представляешь, акробатом был, талантливый такой! Под самым куполом кувыркался. А страховка – трос металлический – к поясу прицеплена. А трос внизу люди держали. Вот один алкоголик и пролил на конец троса водку, упал, зацепился за проводку и один провод в лужу попал. Ток по страховке пошел, парни от неожиданности трос из рук выпустили, а ток до мальчика под куполом дошел. Он и упал. И шею свернул. Мгновенно умер. Бедный паренек! А алкоголик тот до сих пор в цирке укротителем работает. Представляешь?! Несчастный случай, говорят! Никто не виноват».
Семенов пошел на кухню, зажег газовую плиту, налил в чайник воды, автоматически достал из стола две ложки (одну для себя, другую для сына) и заплакал, когда увидел их, лежащими на столе одна напротив другой. У него никого больше не было. Никого.
* * *
– В Москве шестнадцать часов. Вы слушаете «Городское радио».
Семенов подпрыгнул на стуле и пролил чай на клеенку стола. В четыре часа автоматически включался приемник. В это время, если в цирке была репетиция или представление, Славик начинал собираться на работу. После гибели сына Павел Петрович отключил радио; сегодня приятный голос ди-джея нарушил тишину квартиры по особому случаю.
Семенов неспеша вытер стол, вымыл чашку и переоделся. Прежде, чем выйти за дверь, он открыл ящик тумбочки, достал оттуда небольшую коробку, открыл ее, вытащил сложенный вчетверо листок инструкции и снова внимательно ее прочитал.
"Natrii bromidum
Фармакологическая группа: Седативные средства…
Характеристика: Белый кристаллический порошок без запаха, обладает соленым вкусом, легко растворим в воде, этаноле…
Хорошо всасывается из желудочно-кишечного тракта…
Применение: Неврастения, невроз, истерия, повышенная раздражительность, бессонница, эпилепсия…
Передозировка: общая вялость, заторможенность, слабость, сонливость, замедление речи, ухудшение зрения, слуха, атаксия, апатия, ослабление памяти; брадикардия…
Способ применения и дозы…"
Удовлетворенно кивнув, Павел Петрович сорвал с пузырька этикетку, и положил лекарство в карман. Потом прошел в ванную, открыл дверцу шкафчика с зеркалом, висящим над раковиной, вытащил оттуда туалетные принадлежности и достал металлическую коробку из-под печенья. Внутри лежала толстая пачка денег. Эти деньги Павел Петрович собирал, чтобы окончательно расплатиться за телескоп, но теперь они были нужны для другого.
Подставив табуретку к шкафу в коридоре, он открыл антресоли и, пошарив рукой, вытащил старого плюшевого медведя. Поддев шов на животе игрушки, Семенов засунул пальцы внутрь и вытряхнул старую вату. На пол упал небольшой кулек. Доллары лежали в целлофановом пакете, свернутые в трубочку. Эти деньги они с сыном откладывали на черный день, обещая друг другу, что никогда не потратят их на ерунду. Черный день наступил две недели назад. Павел Петрович понял: тянуть дальше нельзя.
Положив деньги во внутренний карман пальто, он вышел на лестничную площадку, запер дверь квартиры и неожиданно для себя перекрестился. Вряд ли Бог, если Он существует, простит то, что собирается сделать Семенов, но Павел Петрович не может оставить Матвеева безнаказанным. Не может оставить его в живых. Славик лежит в могиле, а пьяница, виновный в его смерти, до сих пор кланяется публике. Этот человек должен умереть и Павел Петрович позаботится, чтобы это произошло.
* * *
Охранники сразу пропустили его через служебный вход. Отца трагически погибшего акробата знали все, поэтому Павел Петрович отправился прямиком в женскую гримерную. Разговаривать было проще с противоположным полом.
В гримерке сидела молоденькая девушка в платье цыганки. Кажется, ее звали Варей.
– Здравствуйте, – сказал Семенов. – Вы меня помните?
Варенька оглянулась и, скорбно улыбнувшись, указала на кресло.
– Присаживайтесь, Павел Петрович. Как у вас дела?
– Как могут быть дела у отца, потерявшего единственного сына? – Семенов вздохнул и опустил голову. – Я пришел забрать вещи Славика и решил попрощаться со всеми. Вот, к вам заглянул.
– Девочки сейчас на сцене. Первое отделение уже началось.
– Я знаю. Славик всегда выступал в первом отделении.
Цыганочка наморщила носик и быстро поморгала накрашенными ресницами, чтобы не заплакать.
– Вы больше не придете?
– Теперь я ненавижу цирк. Он забрал у меня сына. – Семенов наклонился и громким шепотом спросил: – Вы ведь знаете, кто виноват?
Варенька кивнула, но тут же, опомнившись, поспешила объяснить:
– Павел Петрович! Произошел несчастный случай!
– Несчастный случай? Но в несчастном случае кто-то виноват! А кто в нем виноват? Виноват пьяница! Если бы он не пришел в тот день в цирк, если бы не напился и не вылил водку… мой Славик до сих пор изображал бы человека-паука, радовал детишек и восхищал взрослых! – голос мужчины сорвался. – Помогите мне, Варвара! Умоляю вас! – Семенов встал на колени. – Я не могу так больше! Все напоминает о нем! Каждая вещь, каждый уголок пустой квартиры! Я ведь теперь совсем один!
Девушка подбежала к плачущему человеку и взяла его за локти.
– Не надо так, Павел Петрович! Вставайте!
– Помогите мне! Помогите успокоить сердце, помогите восстановить справедливость!
– Но как?! Славика не вернешь! У вас могут быть другие дети, – цыганочка осеклась.
– Другие дети? Девочка, мне уже сорок шесть! Славик был единственным ребенком, жена умерла при родах. О чем ты говоришь?! Я никогда не оправлюсь от потери, а если ты мне не поможешь, я покончу с собой! Брошусь с моста или вскрою вены! Нет мне житья на этом свете! – Павел Петрович снова опустился на колени и заплакал. – Я деньги принес. Много. Вот! Держи! – он лихорадочно совал доллары и рубли в руки растерявшейся девушки. – Только помоги! Все, что есть отдам!
Варенька отстранилась, но мужчина продолжал настаивать.
– Славик тебе только спасибо скажет. Там, на небесах, все видно, он тебе оттуда ручкой помашет! Помоги мне, Варвара! Вины на тебе никакой не будет, все на себя возьму! Да и вреда никакого не случится! Обещаю! Пожалуйста! И деньги бери! Пригодятся!
Цыганочка нерешительно посмотрела на доллары.
– А что нужно сделать?
Семенов поднялся с колен и отряхнул брюки.
– Матвеев сегодня выступает. Он выпивает перед выходом на сцену?
– Ни в коем случае! – девушка замахала руками. – Наоборот! Он пьет кофе, чтобы сосредоточиться. Если он расслабится, Гришка просто раздавит его! Водку он пьет, только когда у него нет выступлений или репетиций!
Павел Петрович разочаровано кивнул, но тут же оживился.
– А сегодня? Он кофе пил? Покажи мне, где здесь кофеварка?
– Что вы хотите сделать? – испуганно спросила девушка. – Я кофе ему сама варю, и сама отношу.
Мужчина закрыл лицо руками и плечи его затряслись.
– Наконец-то повезло! – тихо прошептал он. – Славик! Папа не оставит тебя! Варенька – ты мое спасение! Отнеси ему кофе! Прямо сейчас, пока он на сцену не вышел! Прошу тебя!
– Я это и собиралась сделать, когда вы пришли. Вон его чашка, на столике. А чем вам помочь?
Семенов снова хотел опуститься на колени, но девушка помотала головой.
– Отвернись, Варенька! Варварушка! Все, о чем прошу! Отвернись, а потом отнеси ему кофе, пусть выпьет!
Девушка посмотрела на пачку денег и нерешительно спросила:
– А с Иваном Борисовичем ничего плохого не случится?
– Ничего! Все будет хорошо! Славик тебе спасибо скажет! И деньги пригодятся! Сколько ты получаешь? Немного, наверное! Теперь купишь себе шубу из норки, или еще что-нибудь. Отвернись, Варенька!
Цыганочка прижала к груди деньги и отвернулась. В зеркало она видела, как Павел Петрович достал из кармана пальто какой-то пузырек, высыпал половину его содержимого в кофе и размешал.
– Я сахару положу. – Сказал Семенов. – Иван Борисович любит сладкий чай?
– Лучше не надо, – девушка с замиранием сердца наблюдала за отцом покойного акробата. – Сладкий он пить не будет.
– Ну и ладно. Все, Варенька! Можешь нести это укротителю, и пусть хотя бы глоток сделает! Пожалуйста!
– А с Иваном Борисовичем точно ничего плохого не будет? – наивно спросила девушка.
– Точно! – Семенов был готов пообещать что угодно. – Ступай!
Варя спрятала деньги в сумочку, взяла белую чашку с горячим крепким напитком и лошадиной дозой бромида натрия, и вышла.
Дело было сделано.
Ночь с 17 на 18 мая
Вот и у Матвеева появился мотив. Иван Борисович мог убить Семенова из-за того, что тот ему сделал. Побывать в объятьях удава… бр-р-р.
Плеханов поежился.
Маша сказала, что Варя приходила к Ивану Борисовичу в больницу и во всем призналась. Догадался ли Матвеев, кто был тем таинственным человеком, подсыпавшим в его кофе седативное? Наверняка. Если это так, то Матвеев – первый подозреваемый. Не считая, конечно, Щукина. Вот тебе и «тихий, спокойный человек», вот тебе и «не доставляет никому неприятностей»! Уже двое имеют мотивы для убийства. Да какие!
– Теперь-то можно? – Антон посмотрел на часы. – Уже почти три ночи.
Виктор очнулся от задумчивости.
– Пошли. Только быстро. Мне нужно вернуться на пост до того, как проснется кто-нибудь из больных.
Спустившись на первый этаж, молодые люди с удивлением обнаружили, что Федор до сих пор не спит.
– Вы чего тут делаете? – подозрительно спросил охранник, глядя на пакет с вещами в руке Антона.
Молодой человек натянуто улыбнулся и заискивающе сказал:
– Федечка! Выпусти! Нечего мне здесь делать! Сам же знаешь: ни за что в психушке заперли!
Охранник поднял глаза к потолку.
– Эта, ну, в принципе, я с тобой согласен.
Виктор понял: Федору нужны деньги и толкнул Антона в бок. Тот быстро уяснил ситуацию и протянул охраннику малиновую бумажку.
– Выпусти, Федь. Никто не узнает!
Дежурный посмотрел на пятисотрублевую купюру.
– Я ничего не видел. Книжку читал и, эта, заснул.
Кряхтя, кряжистый любитель книг по кулинарии поднялся со стула и ключом открыл дверь, отделяющую молодого эколога от свободы.
Антон легким шагом переступил порог.
– Счастливо вам! Охраняйте психов, а я пошел!
– Маше привет передай! – крикнул на прощание Плеханов, когда Антон уже почти скрылся в темноте.
– Передам, – донеслось в ответ.
Федор спрятал деньги в карман.
– А я-то, дурак, спать собрался! И проспал бы счастье! Нет, что ни говори, на дежурстве спать не положено! Пятьсот рублей за ночь! Вот счастье-то!
Виктор грустно улыбнулся охраннику и отправился на пост. После рассказа Антона, он твердо решил отправиться к Сомову, но сначала, ему предстоит сдать экзамен Юрскому.
18 мая, пятница
Юрский снова опаздывал. В аудитории, где должен был проходить экзамен, собралась почти вся группа. Студенты нервничали, вполголоса переговариваясь между собой, в воздухе чувствовалась напряженность. Виктор прислушался к разговорам, перебросился парой фраз с друзьями и пришел к выводу: если Владимир Александрович не откажется от своего требования, большинство студентов просто встанут и уйдут. Платить были согласны очень немногие, если не сказать, лишь некоторые.
Что делать дальше, никто пока не решил, но Плеханов понимал – дело может дойти до обращения в профсоюз, а это грозит Юрскому большими неприятностями. Казалось, студенты забыли о заслугах Владимира Александровича, о его репутации, о том, что преподаватель всегда был образцом для подражания. Вот так: стоит человеку оступиться, и он сразу превращается в монстра-вымогателя. Всегда честному и порядочному Юрскому больше не верили, как не верили в то, что он откажется от своих требований.
Виктору было грустно, ведь он знал истинную причину, по которой Владимиру Александровичу срочно понадобились деньги. С одной стороны Юрский все так же оставался честным и порядочным, ведь понять человека, всеми силами борющегося со смертью близкого человека, было можно. С другой стороны, сомнения в честности и порядочности Владимира Александровича все же появились: требовать деньги было нехорошо.
Сам Виктор придерживался позиции большинства: если Юрский будет настаивать на «оплате экзамена», он уйдет домой. Плеханов не даст денег за экзамен. Для больного сына уважаемого преподавателя он деньги найдет, но за экзамен платить не будет. То же посоветует Максу. Как бы то ни было, Владимир Александрович поступил очень некрасиво, вымогая у студентов деньги, пусть даже деньги нужны на операцию единственному смертельно больному сыну.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39