двор его лишь умножал тоску его, он видел при оном только счастливых любовников, и возлюбленная Алзана была одно его желание. Он оставил Киев и поехал с верным своим спутником Слотаном к тестю своему князю Котагеду, чтоб открыть наконец о несчастии своем, которое до тех пор от него скрывал Он достиг туда в самое нужное время, ибо нашел кровопролитное сражение пред самою сто лицею. Аланский князь Сарозий узнал, что князь Котагед лишился своего сына и от чувствуемой оттого печали впал в таковую слабость, что совсем не рачил о правлении своего государства. Сарозий хотел оным воспользоваться и, пришед во ста тысячах войска, уповал без затруднения покорить себе княжество обрское. Котагед потерял уже два сражения, и сие долженствовало решить судьбу обров, однако оные были разбиты и бежали. В сем обстоятельстве ветрел их Звенислав. Он остановил тех, коих мог, а в другую сторону послал Слотана ободрить и удержать бегущих воинов. Напирающие аланы вскоре почувствовали тяжесть ударов Самосека, и сам Сарозий омыл в крови своей свое властолюбие. Звенислав не щадил неприятелей, Слотан с ободрившимися обрами делал чудеса храбрости и не прежде остановился от преследования, как за пределами владения своего государя.
Радость Котагедова была неизобразима, когда узнал он, что избавлением своим должен храбрости своего зятя, коего равномерно считал погибшим, как и детей своих. Звенислав соединил с ним слезы радости и, рассказав о подробностях, касающихся до Алзаны, Тарбелса и Любаны, подал некоторую надежду, что оные когда-нибудь сыщутся и присоединятся к его родительским объятиям. Княгиня Селта, взирая на красоту своего зятя, не желала больше, как видеть дочь свою совершенно счастливу в соединении и докончании ее брака. Звенислав не мог долго наслаждаться нежностию своих родственников; его ничто не могло утешить без Алзаны, и для того простился он с князьями обрскими, чтоб продолжать свои поиски. Котагед позволил на сие не инако, как с пролитием горчайших слез.
— Я почти отчаиваюсь видеть детей моих,- говорил он.— Небо даровало мне тебя, но ты оставляешь меня печали и опасности. Кто подкрепит без тебя скиптр в ослабевающей руке моей?
Государь! — отвечал ему Звенислав.— Опасности ваши суть мои собственные, но не видите ли вы, что я не могу жить, лишенный возлюбленной моей супруги? Само божество повелело мне искать оную, и кто знает, не крайне ли потребна ей моя помощь? Может быть, страдает она во власти какового-нибудь мучителя; друг мой Тарбелс, может быть, сносит жесточайшую неволю, и в таком случае кто защитит его дражайшую Любану? Все повелевает мне немедля шествовать; неужели никогда небо не смягчится моими страданиями
Сказав сие, оставил он Котагеда и Селту. Верный Слотан послан был от него в Ятвягию осведомиться, в каковом состоянии находится правление оного царства и нет ли какого-нибудь слуху про их государей; ему при казано было искать Звенислава в земле вятичей, куда богатырь наш и следовал.
Он проехал множество земель всегда без успеха в сво ем намерении. Неудача сия приводила его в отчаяние, от коего не получал он иной отрады, разве когда случалось ему освобождать несчастных из власти притесните лей.
В земле вятичей, не дождавшись Слотана, скучил он более медлить и, дав волю Златокопыту своему избрать путь, выехал. Наступающая ночь принудила его взять роздых. Златокопыт разбил ему шатер, и Звенислав лег, углубленный в печальные размышления свои о Алзане. Вдруг плачевный голос женщины, призывающий на помощь, пронзил слух его. Звенислав, ищущий таковых при ключений и всегда готовый на помощь, схватил меч свой, бежал и увидел прекрасную особу в руках четверых бездельников, старающихся похитить честь ее. При взгляде на неожидаемую помощь злодеи пришли в смятение, однако, ободрясь, думали, что им не будет труда управиться с одним человеком, и напали на Звенислава. Но сие стойло жизни двоим, а оставшим быстрость ног спасла оную. Богатырь нашел сию освобожденную связану; он обнадежил ее безопасностию, разрезал веревки и просил следовать за собою. Женщина, поглядев на него, подала ему руку; они пришли в шатер.
Может быть, некоторые подумают, что избавленная женщина затем повиновалась идти с нашим богатырем без дальних размышлений, что женщины не чают быть в опасности наедине с пригожим и храбрым мужчиною; однако сия совсем не того была свойства, и счастие привело ее к пресечению горестей своего избавителя, как то скоро услышим.
— Неустрашимый Звенислав,— начала она, сев с ним на разостланном ковре,— я имею чем заплатить твое оказанное мне одолжение. Не удивляйся, что я тебя знаю, когда мое лицо тебе незнакомо. Я волшебницына дочь и жена Слотанова, если только сей неверный не отказывается от названия супругою особы, его огорчившей, и которая, раскаявшись в жестоком с ним, хотя заслуженном им, поступке, гоняется за ним по свету, которая страдает по нем и чрез толь долгую с ним разлуку никогда не подражала ему в неверности...
— Ах, я нашел его неожидаемо! — вскричал голос человека, остановившего коня своего у шатра, и в то ж мгновение вошел Слотан.
— Государь, какая встреча! — кричал он, входя с распростертыми руками, но вдруг отступя, сказал: — Б а, жена моя!.. По чести это нехудо, храбрый богатырь; подвиг ваш с Бряцаною лучше б был без свидетелей... Однако я не ревную,— продолжал он, смеючись,— ибо испытал, каких изрядных лошадей делает из людей страсть сия.
Время еще так коротко,— отвечал Звенислав, обнимая Слотана,— что если б ты и мог меня подозревать в измене божественной моей Алзане, но добродетель жены твоей не допустит меня до искушения; я лишь в сию минуту имел счастие освободить Бряцану от злодеев, не столь целомудренно помышлявших... Но, Слотан, не слепым случаем приведен ты сюда неожидаемо: рок хочет примирить тебя с Бряцаною, которая затем повергалась в опасности, чтоб сыскать тебя и просить прощения в оказанной тебе жестокости. Поверь мне, друг мой, что она довольно прелестна, чтоб ты мог отказать ей в примирении.
Бряцана, которая до тех пор, пораженная радостию и робостию, не смела взглянуть на своего супруга, упала к ногам его. Слезы, коими омывала она его колена, не могли не иметь своего действия: Слотан поднял ее и, заключа в свои объятия, просил забыть прошедшее и не поминать кроме о клятвах, кои они друг другу дали. Восхищение Бряцаны было толь велико, что она лишилась чувств, прижав к груди своей Слотана, но нежные старания и поцелуи его вскоре привели ее в себя.
Звенислав, коего доброе сердце в благополучии ближнего принимало истинное участие, проливал от радости
слезы и сказал, вздохнувши, что он желал бы так же обнять свою Алзану. Сие слово пресекло восторг супругов; Слотан уведомил его, что Мирослав управляет ятвягами как верный друг своим государям, что мир и изобилие разлиянны над сим царством и подданные не желают ничего толь ревностно, как возвращения своих царей, о чем возносят беспрестанные к богам молитвы Но что нет никакого слуху про Тарбелса, Алзану и Любану.
— Я замедлился, государь,— продолжал Слотан,— приездом моим в назначенное от тебя место по причине, что я думал о мое государе Тарбелсе лучшее получить известие в тех местах, где оный отлучен от нас. Для чего проехал я в область старославенскую, где счастие дозволило мне поймать одного из наших злодеев, кои нападали на нас в лесу и причинили разлуку с Тарбелсом. Оный говорил мне с клятвою, что государь мой не претерпел от них не токмо никакого зла, но, бывши оставлен связанный в лесу по их оплошности, освободя руки, толь удачно употребил свое оружие, что десятеро из них пали от его ударов и что оставшие, в числе коих и он был, спасая себя бегством, за восставшею грозою не приметили, куда он обратился. Я, дав жизнь за толь приятную весть разбойнику, следовал в сию страну и, нечаянно сбившись ночью с дороги, получил неожидаемое счастие увидеть вас и найти мою жену, которая, признаюсь, что невзирая на жестокий со мною поступок, всегда обитала в моем сердце.
За словом сим следовал толь живой поцелуй от Бряцаны, что Слотан не мог не отплатить оного дюжиною, а Звенислав опять вздохнул и облизнулся. Бряцана, при метя, что восторги ее напоминают Звениславу о том, чего злая судьба его лишила, оставила оные и спешила разогнать скуку его своим повествованием и сообщить ему средство, могущее восстановить покой его.
— Без сомнения, желаешь ты, любезный Слотан,— начала она,— ведать, что со мною случилось с той несчастной минуты, в которую проклятая моя ревность меня с тобою разлучила. Мать моя, волшебница, чтоб лучше научить меня своему искусству, взяла меня в горный свой замок. Там начала она преподавать мне наставления в тайнах своей науки. Признаюсь, что толь возвышенное знание пленило меня сначала, но я очень мало успела, затем что любовь моя к тебе, которая жаром ревности казалась быть пожертою, была лишь только в молчании и начала вопиять толь жестоко моему сердцу что я предалась грусти и не внимала того, что открывала мне моя родительница. Я не больше заняла, как только предузнавать средства, могущие некоторым людям служить в пользу, а чем предохранять себя в противных случаях от несчастия, о том нимало не пеклась. Родительница моя лишила меня навек к тому надежды скоропостижною своею кончиною.
Отдав долг моей природе и оплакав смерть толь милого человека, нашла я себя свободну следовать побуждениям любви моей. Я вознамерилась искать тебя по всему свету и, упав к ногам твоим, окончить у оных дни мои, ежели ты меня не простишь. Но если исступление любви презренной может быть почтено в проступок, я за ревнивость мою довольно претерпела. Пять лет странствуя по всем частям света, не имела я о тебе, любезный Слотан, ни малейшего сведения. Небо видит, сколько сие меня терзало и сколько понесла я гонения за то, что ты милее мне был тех, кои покушались на мое постоянство, однако добродетель моя защитила меня от всего.
Наконец прибыла я в Киев; там не больше получила я отрады, что ты жив и уехал за несколько дней в свое отечество со Звениславом. Тогда гналась я по следам вашим и как не ведала, что ты разлучился от Звенислава, то в сей день прибыла в здешнюю страну. Четверо дворян, которых я нашла попивающих в постоялом доме, предложили проводить меня до ближнего города, но я, приметя, с каким видом рассматривали они лицо мое, отблагодарила их за оказываемую честь и постаралась заблаговременно уехать. Однако они догнали меня на дороге, сволокли в лес, где, конечно б, честь моя погибла от их насилия, когда б великодушный Звенислав не подоспел защитить меня. Двое из злодеев пали от руки его, а прочие спаслись бегством И в сие счастливое мгновение небо сжалилось над моим бедствием, возвратя меня дражайшему супругу.
Теперь, великодушный избавитель мой,— говорила она Звениславу,— я имею, в заплату оказанного мне одолжения, открыть вам средство, которое, без сомнения, послужит к прекращению всего, что вас толико огорчает. Я уверена, что открытие о месте, где прибывают любезные вам особы, есть одно из тех желаний, кое извлекает ваши вздохи.
— Боги!— вскричал Звенислав.— Я отдал бы половину моих дней, чтоб только увидеть мою возлюбленную Алдану
Для чего ж не прибегнете вы к вашему неоцененному коню?— сказала Бряцана.— Разве не известны вам свойства его? Если нет, то я ведаю, что он может привезти вас в кратчайшее время к месту, где она пребывает.
— Ах, сударыня,— вопиял богатырь,— вы возвращаете мне жизнь! Я совсем забыл о толь надежном средстве, которое узнал от самого Тугоркана в видении. Если я мучусь, то от самого себя... или, может быть, богам угодно было в наказание мое загладить сие в моей памяти. Я обязан вам бесконечно и завтрашний день прибегну к моему другу Златокопыту... О, если б был уже теперь день!.. Если б я в сию минуту мог... однако конь мой утомился, и неблагодарность была бы принуждать его более.
Звенислав вздохнул, сто раз вставал идти к Златокопыту, столько ж останавливался и оказал все возможные признаки нетерпеливости, однако принужден был ночевать в шатре. Он провел беспокойные часы, и, может быть, Слотан с Бряцаною имели лучшую участь
Лишь только рассвело. Звенислав будил супругов, которым казалось еще очень рано.
— Простите,—кричал он,—я не могу ждать более Слотан, тебе нельзя следовать за мною, ты можешь с суп ругою своею дожидаться меня в Ятвягии
Последнее слово произнес он уже вдали, и Слотан видел его ставшего на колено пред конем своим
— Божественное порождение! О конь, превосходный пред всеми скотами! — говорил он.— О конь, затмевающий славу Буцефала, Пегаса и всех, сколько ни описано отличнейших в повествованиях! Можешь ли ты быть свидете лем ежедневных моих мучений, кои сношу я в разлуке с моею возлюбленной Алзаною — и не сжалиться над не счастным богатырем? Нет, добродетельный Златокопыт жестокость не есть свойство твоего чувствительного сердца; ты соединишь меня с нею, ты довезешь меня к ней, хотя б была она на краю света... Что? Ожидание мое совершается; из взоров твоих я вижу... о дражайший Златокопыт!
Звенислав вскочил и обнимал коня своего, который, собрав шатер, давал знак богатырю, чтоб он на него сел Звенислав не дождался повторения знаков: он вскочил на седло, как птица, и подобно молнии сокрылся на быст ром коне из глаз Слотана и Бряцаны, которые не медлили возвратиться в Ятвягию, куда перевезя все сокровища из горного волшебницына замка, жили в совершенном покое во ожидании исполнения надежды храброго Звенислава.
Конь примчал оного к морю, и богатырь не ужасался, если Златокопыт намерен чрез оное плыть, но он, встряхнувшись троекратно, распростер крылья, прекраснейшие распеигренных птиц африканских, и поднялся на воздух. Ветры не могли бы спорить в быстроте полета, с каковым принес Златокопыт его на пустой остров, на котором остановился у подошвы превысокой горы. Звенислав хотел объехать сию гору, уповая что-нибудь открыть, но Златокопыт не трогался с места и лег на землю.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74