Хотя какая к черту весна, уже конец лета... Но все же еще весна. Жилищ
но-коммунальщики уже развесили люльки. В люльках катались грязные, небри
тые, грубые мужики, одетые в сине-зеленую робу. Они успевали веселить прох
ожих и бесить жильцов дома, при том честно выполняя свою работу. Один даже
улыбнулся мне искренней неподдельной улыбкой, когда я проходил мимо одн
ого из домов.
Мне было на редкость хорошо и хотелось осуществить что-нибудь давно за
думанное, не дававшее мне покоя с момента моего сознательного существов
ания. Я свернул в хрущебник Ч подальше от машин и людей. Те места подейств
овали на меня еще более “нирванично”, и я, сам не подозревая того, уже удал
ялся от одного из мелькнувших мимо меня почтовых ящиков. В него-то я и брос
ил те самые конвертики. Не знаю, правда, как, но бросил.
Спину подпекало сиреневое солнце ясного заката, когда я, подобно безым
янному индейскому вождю, пробирался сквозь буераки местной тропинки. Тр
опинка изворотливо петляла (подлая) сквозь свалочно-долгостроечный пей
заж окрестностей, разделявших новый жилой массив с еще незавезенными и н
еприкормленными тараканами и живописный тихий хрущебник, походящий на
муравейник среди срубленного леса.
Тут мне на голову посыпались розы. Настоящие свежие розы. Ну вот, Ч поду
мал я, Ч хорошо что из окна летят розы, а не тот, кто их принес. (Одна из роз та
к и лежала у меня на голове. Я и не думал ее снимать)
Вскоре на тропинке оказались железнодорожные пути. На двух были зеркал
ьные серебристые рельсы, а другой был ржавый и, как казалось глядя в даль,
полуразобранный. Над головой, словно ядовитые пауки, путаясь в клубки и ц
епляясь за дорожные столбы, тянулись провода. Пройдя сквозь небостройки
, я очутился на троллейбусной остановки. Троллейбус, у-кая и чмокая, потяну
л меня домой. По дороге у него три раза слетали “рога” , а когда он дошел до к
онечной уже стемнело.
Светил металлический свет фонарей. Фонари светили через один, чередуяс
ь с разбитыми, перегоревшими, а то и вовсе Ч вроде должен столб стоять, а с
толба нет.
Город был залит теплой безветренной ночью. Я открыл все окна в доме и сел
на подоконник, положив ноги на кухонный стол. Под окном пели птицы. Было с
лышно как за два километра от сюда шуршали по шоссе шины чьих-то машин.
Вдруг Ч стук каблуков по сырому асфальту. А за ней Ч шарканье кедов Ч
кто-то тащится, бросая от фонарей тень с опущенной головой. Женщина шмыга
ет носом Ч вероятно плачет. Тут каблук чиркнул и женщина остановилась.

Ч Ну что? Что еще? Ч сказал ее тихий голос.
Ч Ключи, Ч сказал он, Ч Ключи возьми.
Женщина подставила ладонь, мужчина бросил ключи ей в руку, но раздался зв
он Ч ключи упали на асфальт. Каблучки реденько зацокали. Мужчина, все так
же, не поднимая головы, смотрел ей в спину, стоя на широко расставленных но
гах. У его ног в конвульсиях корчились ключи.

Драма, Ч подумал я, Ч А у меня все тихо и спокойно. Нет ни синяков на лбу о
т сковородки, ни любовников в шкафу, ни скандалов, после которых нужно шну
ровать ботинки. Хорошо!


XIV
Кино
Только когда проснулся, я понял как по-с
вински я поступил, не постелив кровать и, даже, не сняв ботинок перед сном.
Да и вообще мне впервые в жизни казалось по истине ужасным, что до селе дом
инирующим делом моей жизни были обнимания с подушкой. Сон Ч что-то врод
е кино Ч бывает цветной и черно-белый, немой и озвученный, со смыслом и пр
осто смешной. Но человек, который хочет прожить свою жизнь не выходя их ки
нозала Ч это сумасшедший. И если кто-то вдруг вырубит ток, наступив на зав
етный провод острым каблуком Ч он умрет. Он встанет мертвым из кинозала
и пойдет гулять по нашему аду, задавая всем немой вопрос: “А не жалко ли те
бе меня?” Нет, не жалко! Любое страдание Ч наказание, и при том в долг не даю
щееся.

Эх, как возьму я стул, аль табуреточку, да и вышибу стекло из оконной рамы
вон. Да как встану на подоконничек, до как закричу, громко-громко при том:
Эй! Грехи отпущаю!
Смелей!
Заходи ко мне
На чашечку чая!
Прийдет ли кто? Да нет. Скорей опять Ч пожарники, лестница, зеваки, с
анитары, ну а дальше Ц сами знаете...
И вот сижу я и размышляю в слух, а тем временем из кармана моего светлой п
ролетарской улыбкой улыбался шиш Ч надо искать работу.
Телефон Ч звонки Ч просьбы Ч гудки Ч обещания и, наконец, за всем эти
м слышен голос Ц говорит М.М. :
Ч Залетай ко мне, если у тебя сегодня день свободный. У меня для тебя так
ая работа есть!
Ч Хорошо, я сейчас, только оденусь.
Ч Стой, стой! Так ты вернулся?
( Весть о моем “славном возвращении” похоже дошла до половины Москвы, при
чем, преимущественно до северо-западной. )
Ну ладно, прийдешь расскажешь.
Вот, Ч подумал я Ч есть же люди. М.М. правда всегда отличался ненавязчиво
й добротой.
Запыхавшись при поднимании на четвертый этаж, я начал названивать в дв
ерь к М.М. посредством нажатия левой рукой, предварительно сжатой в кулак,
на маленькую кругленькую жужалку. Тем временем мое боковое зрение наблю
дало разжиревшую от мусора зеленую трубу на лестничной площадке у окна
Ч главный органоид мусоропровода. Тот, в свою очередь, имел при себе мета
ллический ящик, завершающий его экстерьер, громоздясь на самом верху. Во
т как раз этот ящик и был аккуратно облеплен с верху до низу пачками “ломо
в” и уставлен, возвышающимися над всей этой инсталляцией, “бирными” зеле
ненькими бутылочками.
Тем временем звонил я уже без малого две минуты, и собака бесновалась по
д дверью. М.М. , звонку моему доселе не внемля, дверь все же отворил и гостепр
иимно произнес: “Проходи!”, глядя на меня через порог с зубной щеткой за ще
кой.
Ч Сейчас, подожди пять минуточек, ладно? Ч сказал М.М.
Ч Да я уж вижу, давай. Кстати, может объяснишь куда ты меня собираешься
тащить, а?
Ч Потом... Потом все узнаешь.
Ч Это что же выходит? Я тебя разбудил значит своим звонком?
Ч Угу! Ч гнусаво отозвалось из ванной, Ч Пойди выключи этого хулигана.

(На кухне, словно постовой вслед убегающей шпане, мягко, по нарастающей за
свистел чайник.)
Вообще сам факт, что я иду на работу для меня являлся особенно поразитель
ным. Вероятно я бы меньше удивился, если бы из-под склепа встал покойник со
словами: “Мне завтра на работу!”
Тут в дверях появился М.М. с мокрой взъерошенной головой, кусая верхнюю г
убу. Чай к тому времени уже стоял на столе, испуская бодрящие благовония.
Он сел за стол напротив меня и, видимо уже по привычке, начал крутить ложеч
ку в чае, направив свой взгляд в окно, где с претензией на дождь капала ред
енькая мрась.
Ч Слушай, мальчик, Ч обратился я к нему, Ч Ты мне скажи, кто ж тебе такой
порядок навел. Слышишь меня?
Ч А?.. Что?
Ч Я говорю кто тебе такой марафет навел?
Ч (В ответ он застенчиво улыбнулся)
Ч Да, что уж там. Приятно когда о тебе кто-нибудь помнит, заботится... Лест
но чувствовать, что ты кому-то нужен. У меня такое чувство возникает в двух
случаях: во-первых Ч при встрече с мамой, а во-вторых Ч когда на меня с
мотрят глаза моей собаки, но это бывает только когда я ем мясо.
Ч Ладно, СЭР, что мы здесь так и будем весь день сидеть и ныть?
Ч Пошли.
Путь до метро в душном автобусе типа “ЛИАЗ” вряд ли заслуживает столь по
дробного описания, но зато потом:
М.М. протащил меня окольными путями с одной пересадкой до станции метро
“Октябрьская кольцевая” и, с как можно более серьезным видом сказал: “Се
йчас ты встретишь человека, хорошего человека, так вот будь с ним по вежли
вее, ни тебе так мне этот человек может очень пригодиться” Я, собравшись с
мыслями, сделал как можно более серьезное и понимающее выражение лица, х
отя мы оба знали, что ни о каком понимании и речи быть не могло. Тем времене
м поезд с грохотом влетел на станцию, на ходу открывая двери, и мы шагнули
на платформу.
Через минуту я уже почувствовал на себе чьи-то глаза. А позже я увидел, ка
к некий неординарный юноша ловил нас взглядом из толпы. Ловил, ловил и выл
овил, вернее, мы сами попались Ч М.М. его увидел и взяв меня за ручку как реб
еночка, потащил в конец зала, где была за решеткой спрятана ниша с лестниц
ей вниз, освещенная голубоватым светом. Юноша был одет в серые, нарочно см
ятые и с недюжими отверстиями на коленях джинсы, на голове у него был кожа
ный черный шлем летчика-высотника с длинными ушами еще более длинными ис
ходящими от них веревочками, ноги его были обуты в кирзовые сапоги, а на ше
е висела связка ключей (вероятно, частная коллекция), при чем каждый ключи
к был подвешен на вышевисящий, т. о. ключики свисали длинной цепочкой к ног
ам.
Словом юноша был гопником с ног до головы, но это лишь на первый, как прави
ло, ошибочный взгляд. К тому же сей музейный экспонат был не особо разгово
рчив и поспешил вытянуть нас на поверхность.


XV
Глава про гопников
Вечером я уже считал деньги. Ну вот, опят
ь Ч сначала ответил, а потом задал вопрос: “Ну зачем мне столько денег?”
За стеной на кухне нахально трезвонил соседский телефон, на улице было е
ще светло, а я сидел в темноте и думал: ну вот, завтра точно начну “нью гам”,
все сначала.
Дети на кухне играли в футбол,
Юная леди жевала DIROL,
В доме безудержно счетчик жужжал,
Кто-то звонка телефонного ждал.
В темном футляре в кармане очки,
Опытным взглядом сужались зрачки,
Доктор-профессор, глумясь над столом,
Ищет в кривой уравненья излом.
И, не взирая на то что слепой,
На три аршина глядит под тобой,
Сверлит глазами соседский сортир
В щелях замков посторонних квартир.
По вечерам, доставая футляр,
Он чистоплотно строчил мемуар
И, не желая сознаться что стар,
Мысли свои упаковывал в “rar”
Он и сегодня сидит за столом,
Словно бы на эшафоте пустом.
Сквозь водородно-урановый смех
Доктор-профессор похерит нас всех.

Лезет же дурь такая тебе в голову, да еще и в стихах. Дурь, да еще и в с
тихах Ч ну как тут не записать! А теперь вы меня спросите: “А имею ли я прав
о назвать это стихами?” А то и вообще: ”А имею ли я право?”
Право на что? На собственные мысли? Или я грешен тем, что не знаю: укладыва
ются они в анапест или амфибрахий. Но позвольте, разве средства важнее це
ли? Условие “Владение способом выражения собственных мыслей/чувств” Ч
необходимое, но недостаточное, в отличии от условия достаточного, коем я
вляется наличие этих самых мыслей/чувств, достаточного на столько, что б
ы назвать этого человека к примеру поэтом, музыкантом, художником, артис
том, в зависимости от средств выражения. И, в конце концов, человек, владею
щий классической игрой на гитаре, умеющий рисовать, владеющий искусство
м стихосложения, но выражающий при этом чью-либо (если вообще выражающи
й) м/ч Ч имеет ли он хоть какое-нибудь отношение к искусству?

Тем временем местные локальные гопнички решили потратить остаток дня
и распить пластмассовую бутылку из-под пива (за содержимое не ручаюсь). Не
однократно передавая ее из рук в руки и, тем самым приводя ее содержимое в
“боевую готовность”, они долго решали кому же ее открывать. И наконец, дов
едя оную до состояния крайней нестабильности (до экстаза) вручили ее (бут
ылку, а не жидкость) одному из смельчаков (вероятно, самому смелому. Будуща
я жертва, ничего не подозревая, зачиняла вскрытие, медленно поворачивая
крышечку по направлению “против часовой стрелки”. жидкость же в это врем
я (вернее наиболее возбужденная ее часть) вырвала из рук опешевшей жертв
ы крышечку и с яростным наслаждением начала обливать напротив стоявшег
о гопника. Естественно мелкие брызги, рикошетом отлетавшие от второго по
страдавшего, задевали и остальных наиболее любопытных. Наконец содержи
мое, свирепо зашипев, разлилось по асфальту. Вторая жертва была “хоть выж
имай”, первая же, продолжая пребывать в шоке, громко матерно сказала: (цит
ирую дословно) “Ну что,


!!! Напились за мой счет?! Окружающие ухмылялись, смахивая с себя остат
ки содержимого и допивая его же из найденной на соседнем газоне бутылки.



XVI
Немного о зачастившемся ”Я”
В детском саду меня порой изрядн
о доставали. Тамошнее общество меня невзлюбило сразу и надолго. Проявляя
свои чувства ко мне коллективными бойкотами, драками, злостными шутками
и пр. Я же добивался их уважения, используя свое непрерывное состояние аф
фекта и сподручные средства (напр. стулья, деревянные цилиндры, тарелки с
манной кашей и т.д. и т.п.) И так, непрерывно расставляя на своих сверстниках
(фригидных гопниках) фиолетовые пятна этими самыми сподручными средств
ами, а также проявляя всяческие черты своей неуравновешенности, ходил я
в детский сад. Ходил я туда, вызывая непрерывную жалость воспитателей в б
елых халатах, жалость похожую на три копейки, случайно упавшие мимо шапк
и безногого бомжа в переходе.
Вскоре, по причине достижения семилетнего возраста, пошел я в школу. В шк
оле мне понравилось Ч там были металлические стулья, с собой приходилос
ь таскать тяжелый портфель, а в нем Ч учебники в жестком переплете, а глав
ное Ч металлическая подставка под всю эту литературу.
Одним словом был я хлопцем геройским, вел активную борьбу с обществом, в т
о время как меня учили и всячески поучали, испытывая на мне всевозможные
методы воспитания, учения и поучения. Я от этого неистово бесился внутри
себя и на каждый вопрос типа: “О чем ты думаешь во время урока?”, отвечал, чт
о контролирую свои чувства и никогда не врал. Чувств было на столько мног
о, что они, порой преобладая над разумом и не помещаясь в моей физической с
убстанции, выползали, выпрыгивали и, выплескиваясь, разливались по асфал
ьту и, затекая кому-то в ботинки, служили причиной некоторых недомоганий.
1 2 3 4 5 6 7