Конечно, есть и
более глубинные причины, но их ты пока можешь просто не понять. А что
касается риска, ты разве не подумал, кого этот твой прево, если он,
конечно, поверит в твою смерть, может счесть наиболее подходящим
убийцей?
Дэниел нахмурился. Он уже начал понимать, к чему клонит Рейвен.
- Ну не горожанина же... Бродягу какого-нибудь.
- Например, наемника, - в тон ему ответил Рейвен.
- Подожди, ты хочешь сказать, что Эро знал это, и, тем не менее,
рисковал?
- Насколько я знаю, одна из главных привилегий Свободных воинов -
свобода рисковать собой по тому поводу, который им кажется этого
заслуживающим. Разве митраисты не признают такое право за благородными
рыцарями?
Дэниел задумался.
- Значит, теперь я теперь многим им обязан.
- А это уж как ты сам решишь. Тут все очень просто. Скажи, если бы
этих событий не было и тот же Эро или кто-то другой из них тебя о
помощи попросил, ты бы отказал?
- Ну, смотря в чем, конечно... Но помог бы, наверное, - Дэниел был
слегка сбит с толку.
- Помог бы, если бы это не нарушало твоих принципов, - уточнил
Рейвен. Дэниел кивнул.
- Хорошо. А если он теперь к тебе придет и предложит в настоящем
заговоре поучаствовать? Против Величества и короны?
Дэниел не мог понять, смеется Рейвен или говорит серьезно и потому
не ответил. Он уже начинал потихоньку злиться и на Рейвена, и на себя.
Слишком ядовитые вопросы задавал старый друг, и слишком часто ответить
на них было просто нечего.
А Рейвен выдержал паузу и продолжил:
- Ладно, я тебя немного знаю. Ты ему, конечно, откажешь, но и
доносить никому не побежишь. Он это тоже прекрасно понимает. И если
тебя, фактически, в клан приняли, значит ты со всеми своими
прекрасными и благородными принципами и этого Эро, и всех остальных
вполне устраиваешь. Поэтому не задумывайся, чем и как ты им теперь
обязан.
Дэниел не выдержал:
- Да ты можешь не пудрить мне мозги, а дать совет, наконец: ехать
мне сейчас в Кариссу или нет? - и сразу пожалел об этом. Ответ уже
угадывался по улыбке, не сходившей сегодня с лица Рейвена. Но от
выслушивания насмешливой проповеди о пользе терпения и размышлений его
спасло явление старого дворецкого. Рейвен живо повернулся к нему и
спросил:
- Где пирожки? Меня что, желают уморить голодом?
На лице Хельда отпечаталось выражение такой скорби, как будто он и
впрямь поверил словам хозяина.
- Простите, ваша светлость. Они будут буквально через минуту.
Просто повару потребовалось посылать в лавку за телятиной.
- Безобразие! - Рейвен сделал вид, что просто поражен этим фактом.
- Неужели я выделяю так мало денег, что нельзя заранее закупать
все необходимое? Или повар не знает моих вкусов? - и, завершая эту
возмущенную речь, истинно королевским жестом махнул рукой: - Ладно,
всех прощаю. Пирожки подать в кабинет, а к ним - сладкий яблочный соус
и бутылку тайверского. Нет, пожалуй, две, - добавил он, оглянувшись на
Дэниела. Потом снова обратил взгляд на застывшего у двери Хельда:
- Что непонятно?
- Ваша светлость, тут некие горожане нижайше просят, чтобы вы
уделили им немного времени.
- Нет, нет и нет! - Рейвен отрицательно помахал рукой. - Скажи им,
что у меня важные дела, поэтому я никого не принимаю. Ни сегодня, ни
завтра, ни послезавтра. Пусть обращаются хоть к самому королю.
Понятно?
- Да, ваша светлость, - и Хельд вышел, продолжая почему-то
сохранять скорбный вид. А Рейвен обратился к маршалу:
- Пойдем в кабинет. Там удобнее продолжать беседу.
Кабинет Рейвена выглядел весьма своеобразно. Две стены почти
полностью занимали заставленные книгами шкафы. Сам Дэниел знал
грамоту, но обращался ныне к печатному слову в основном от скуки.
Потому он всегда диву давался, где его другу удалось найти столько
книг и как он успел их все прочитать. К тому же, эта библиотека
наверняка стоила целое состояние. Едва ли меньше стоило и огромное,
почти в рост человека, металлическое зеркало, которое украшало стену
около балконной двери. На полочке перед ним разместилась целая
коллекция всяческих вещиц, которые маршал считал непременной
принадлежностью то-ли магов, то-ли шарлатанов. Были здесь и
хрустальный шар с кулак размером, и целый набор палочек из разного
дерева, и два ножа с разноцветными ручками. Рядом с ними лежало нечто
уж и вовсе непонятное: браслет в форме странно перекрученного кольца,
стержень из черного камня и множество маленьких коробочек и флаконов с
загадочными, но наверняка вонючими зельями.
Пока Дэниел рассматривал новую обстановку кабинета, Рейвен
плюхнулся в кресло и взмахом руки отодвинул на край стола письменный
прибор и статуэтку ворона из черного нефрита.
- Так на чем мы закончили, дорогой друг?
Но судьба, видимо, решила, что Дэниел получил на сегодня довольно
поучений. В дверях снова возник дворецкий, на этот раз с подносом. Он
выставил на стол две открытые бутылки вина, соусник и полное блюдо
румяных пирожков и сообщил:
- Ваша светлость, они не уходят.
- То-есть как? - удивленно спросил Рейвен. - Их что, палками
гнать?
- Один из них говорит, что ему, мол, идти больше некуда, и если вы
его не выслушаете, он руки на себя наложит. Прямо на крыльце, -
ответил Хельд и очень серьезно добавил: - Нехорошо получится.
Рейвен задумался.
- Действительно, нехорошо. Труп потом куда-то девать... Опять
неприятности... Так уж и быть, сейчас мы завтракать закончим и пусть
заходят.
Потом озабоченно спросил:
- А сапоги у них грязные?
Дворецкий кивнул:
- Да, ваша светлость, грязные.
- Тогда на второй этаж пусть босиком идут, ковры пачкать не дам.
Короче, пусти их через четверть часа.
Рейвен откусил пирожок, запил его вином прямо из бутылки, и
пожаловался:
- Устроили тут проходной двор. А теперь, значит, новая мода:
вешаться на чужом крыльце. Интересно, на чем бы он там повесился? Да
ты пирожки бери, пока горячие.
Дэниел последовал его совету.
6.
На этот раз в темный и пыльный закуток за книжными полками маршала
загнала не нужда, а простое любопытство. О Рейвене давно ходили слухи,
что он общается с самым подозрительным народом, чуть ли не конюхами и
трубочистами. Молодой сотник лучников в Кариссе рассказывал, что
виконт Корвилль спас как-то от неизлечимой болезни дочку оружейника, а
тот сделал ему в подарок удивительную кольчугу. "Целый год делал,
честное слово. Кольцо каждое в ноготь будет, не больше, и не запаяно
вовсе, а крохотной такой заклепочкой скреплено, сам видел. И еще
шнурки кожаные в кольцах пропущены. Затянул - и она ложится, как
дорогое платье. Нипочем не заметишь, чтоб мне провалиться" - божился
рассказчик. И эта история, пожалуй, была одной из самых
правдоподобных. Дэниел привык пропускать такие сказки мимо ушей.
Потому внезапное явление незваных гостей, считавшееся, видимо, делом
обыденным, глубоко его заинтересовало.
Тем временем в кабинете скрипнула дверь и Дэниел приник к узкой
щелочке. И появившаяся из-за двери пара чуть не вызвала у него сразу
приступ нервного смеха. Первый не достал бы маршалу и до плеча, зато
толще был, по крайней мере, вдвое. Судя по дорогому синему кафтану и
позолоченному медальону на шее, был он представителем вошедшего во все
анекдоты племени столичных купцов, честных торговцев фальшивыми
драгоценностями, мукой с жучками и пирогами с собачьим мясом. Согласно
анекдотам, сему персонажу полагалось иметь румяное лицо с огромными
щеками, постоянно хранящее слащавое выражение. Но вот наружность-то у
него подкачала. Щеки обвисли, как пустые бурдюки, три волосины на
голове находились в полнейшем беспорядке, да и лицо покрыто было
какими-то грязными разводами подозрительного вида. "Его что, неделю на
хлебе и воде держали?" - подумал Дэниел.
Зато второй посетитель представлял полную противоположность
первому. Это был высокий широкоплечий парень с мозолистыми руками,
сложения такого, что мог украсить даже королевскую гвардию. Был он в
добрых два раза моложе и куда поплоше одет: его полотняные куртка и
штаны если чем и были крашены, то только луковой шелухой, отчего
приобрели грязновато-рыжий цвет. Однако лицо этого молодого здоровяка
вместо положеной жизнерадостности и добродушия тоже выражало уныние и
растерянность.
"Интересно, - подумал Дэниел, - а они и вправду босиком?", И,
слегка сменив угол зрения, обнаружил, что оба были-таки обуты в
сапоги, хотя и начищенные до немыслимого блеска. Дэниел представил,
как эта парочка четверть часа счищала с обуви столичную грязь под
насмешки слуг, и зажал рот ладонью. Впрочем, если бы он засмеялся, это
все равно не удалось бы расслышать, потому что купец рухнул, как
подрубленный, на колени, и однотонно заголосил:
- Ради всего святого, благородный господин, светлый принц,
помогите! Самое дорогое потерял, теперь только руки на себя наложить!
Спасите, вечной справедливостью заклинаю! "Каков стиль," -
прокомментировал про себя Дэниел. Рейвен выждал, пока вопли купца
перейдут уж вовсе во что-то невнятное, и спросил:
- А вы уверены, любезнейший, что я занимаюсь нахождением
потерянных вещей? Обратитесь лучше к гадалке.
В ответ купец снова завопил:
- Спасите, ваше высочество, кровиночку мою, рабом вашим стану на
всю жизнь, сапоги целовать буду...
Дальнейшие его мольбы вновь перешли в невнятное бормотание и
всхлипывания.
Рейвен рассеянно поглядел на сапоги и сказал:
- Не надо! - потом обратился к парню:
- А что, собственно, случилось?
Парень, и не подумавший преклонить колени перед знатным сеньором,
ответил:
- Да дочку у него украли, у жадюги старого. Отдал бы за меня
замуж, как с отцом сговаривались, так цела б была. А то я, видишь ли,
рылом не вышел.
Рейвен несколько посерьезнел:
- Любопытное дело. Ну-ка, изложите поподробнее.
Из дальнейшей речи купца, сплошь усеянной то униженными мольбами,
то обращениями к небесам и прочим высоким материям, Дэниел уяснил для
себя только два факта. Во-первых, позавчера лавку купца, который,
между прочим, оказался небезызвестным в столице Мартеном, торговцем
дорогими тканями, посетил Арет, управляющий отелем графа Германа
Стэнора, и отпустил пару комплиментов в адрес дочери Мартена, Жанны.
Во-вторых, вчера вечером упомянутая Жанна бесследно исчезла. Притом,
купец усматривал между этими двумя фактами какую-то связь. Граф Герман
был хорошо известен Дэниелу. Происходил он из могучей западной семьи,
владевшей южной частью Приморья, приходился покойной королеве братом,
обитался ныне при дворе и терпеть не мог обоих братьев де Брас. Был
граф человеком пустым: разводил собак, хорошо разбирался в соколиной
охоте, но ничего не понимал в делах государственных, хотя и входил в
Большой совет. Но, несмотря на свою нелюбовь к графу, пока Дэниел
видел в этом абсурдном обвинении только клевету на дворянина.
Дождавшись конца словоизлияний, Рейвен ядовито поинтересовался:
- А вы не думаете, что она просто убежала?
- Как?! - патетически воскликнул купец.
- Ножками, любезный, ножками.
Мэтр Мартен пораженно замолк, видимо, ошеломленный таким
предположением. Но тут в разговор вступил его невежливый спутник.
- Понимаете, ваше высочество, какое дело... Батюшка мой, конями
торговамши, подразорился, а я нынче извозом занимаюсь. Три подводы у
нас, зелень всякую возим, молоко по лавкам, все, в основном, по
постоянным клиентам. Я и сам кнутом не гнушаюсь, особо если заказ
выгодный, а кто из возчиков болеет, или в запое.
К удивлению Дэниела, Рейвен, слушая вовсе не имеющий отношения к
делу рассказ возчика, даже слегка наклонил голову и прищурился, что
являлось у него признаком особого внимания.
- Так вот, - продолжал парень, - тут намедни у человека, что за
всякой снедью для графского стола ездил, ось поломалась. Ну, у телеги,
то-есть. И господин Арет меня, значит, на пять дней подрядил. Я каждое
утро к ним на двор подъезжал, ну, значит, и сегодня тоже. Слуги,
значится, подводу разгружать стали, а я на черное крыльцо подошел за
расчетом. Там господин Арет стоял, и с ним кто-то из благородных, весь
в плащ закутавшись, простудился, видать. Ему рядом коня седлали.
Здорового такого, черного, и породы нездешней. Ну, господин Арет стал
серебро отсчитывать, а тут кто-то из челяди выбегает, и кричит: девка,
мол, что вчера привезли, графин дорогой побила. И царапается, говорит,
стерва. Тут в дому и правда, кто-то заорал дурным голосом, а потом,
чтоб мне провалиться, слышу, как Жанна челядинцев по-площадному кроет.
Господин Арет аж со счету сбился, на слугу рявкнул. Запри, говорит, в
правом крыле, где ставни на окнах, и чтоб духу твоего здесь не было,
болван. И прибавил по-закрученному. Тогда тот благородный и говорит:
"Погубят Германа бабы". И к коню пошел. А сказал не по-нашему, а вроде
как возчики из Хольда говорят. Я слыхал, когда караван приходил. Ну, я
расчет получил, а сверх того господин Арет мне три монеты дал и
сказал: это тебе за язык. Я, как лошадь в конюшню поставил, сразу
бегом на Суконную улицу. А там отец, вон, волосы на себе рвет.
- Заметно, - сказал Рейвен, окинув взглядом потную лысину купца. -
А кто вам присоветовал ломиться ко мне и вешаться у меня на воротах?
Купец что-то невнятно замычал, но парень просто заткнул ему рот
рукой.
- Так понятное дело, не во дворец же с этим идти. Там разве чего
дождешься? Герден-оружейник так и сказал: если, говорит, господин
Ворон не поможет, значит, пропало все.
Рейвен удовлетворенно кивнул:
- Ну, если Герден, тогда ладно. А вы совершенно уверены, что этот
благородный именно на нордмаарском диалекте говорил, а не на таальском
или, скажем, на островном?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22