Может, сто двадцать. А еще ей припекло чуть. В общем, она говорит вдруг. Вслух, главное, говорит:
— Ну, ничего, пожила, слава богу, порадовалась. Может, и сейчас чего-нибудь перехвачу вкусного. Давеча обещали сосиски завезти.
Тихо сразу стало. Все на бабушку смотрят, как на Гитлера. Все же за сосисками стоят, только каждый думал, что он один знает, что обещали завезти… Каждый думал: все сейчас по другим отделам кинутся, а он около сосисек-то первым и очутится.
Расстроились многие… Да все почти. Ну, я тогда мягко так говорю, никому, просто так, чтобы людей успокоить.
— На Западе, — говорю, — за этими сосисками да-авно уже никто не давится.
Мужик один поворачивается. Думаю: «Поддержит сейчас». Ну, повернулся он, мужик-то этот, и говорит:
— А сейчас, кроме нас, нигде за этими сосисками никто не давится.
И смотрит так — не будь никого, убил бы.
Ну, я вижу, разговор не клеится. Еще каждый думает, как бы первым в магазин ворваться. Жертв, разрушений пока нет, но нездоровая такая обстановка, чего скрывать.
А как назло, еще ни милиции рядом, ни военных кого-нибудь. Один народ только.
Ну что делать?.. Надо, думаю, срочно перевести разговор с продовольственной программы на какую-нибудь спокойную тему.
И я ни к кому конкретно не обращаюсь, так, в сторону, говорю, а-абсолютно в сторону.
— Есть нечего, — говорю, — так хоть бы медицину подтянули, а то продолжительность жизни маленькая. Не успеешь наесться — уже помирать надо.
Сказал и молчу стою… Мужик опять поворачивается, морда красная сделалась. Думаю: «Сейчас поддержит».
А руки длинные у него, ноги короткие. Ну, это неважно. Лоб узкий. Так какой-то… Глаза и сразу затылок у него. Ну, неважно… Морда кра-асная. Говорит:
— Всем и поесть дай, и чтобы лечили не до смерти, а у нас еще полно людей в подвалах живет!
К чему сказал, неизвестно. Ему про медицину, он про подвалы. Лишь бы поперек сказать.
А так мужик как мужик. Лицо глупое. Сразу видно, дурак от рождения. Бывает, люди переучиваются, от образования глупеют, а этот сразу.
И главное, не отворачивается, на меня смотрит. Что делать?.. А никого рядом!
Народ за дверью наблюдает, дурак — за мной. Стою, не знаю, чего делать.
Безвыходная ситуация. Народ стоит, дурак и я. Такая комбинация. Ничего хорошего, в общем.
Я тогда говорю:
— Безобразие, что люди в подвалах живут!
Мужик рот открыл. «Сейчас-то, — думаю, — точно уж поддержит». Минуты две стоял он, потом рот закрыл и говорит:
— В подва-алах, нам хотя бы медицину подтянуть.
Ну, и я тогда сразу понял, ничего хорошего у нас не получится. Вряд ли.
Слабо
Страна богатая — народ нищий; самим есть нечего — другим помогаем; что себе позарез — продаем, что никому не нужно — покупаем. Загадка!
Две отгадки: либо население неумное, либо правительство глупое. Проверили — нет, все в пределах нормы. В чем тогда дело?
А в том дело, что мы — народ легкий, заводной. Нам по логике жить стыдно, как стыдно голому среди одетых.
У нас без единого гвоздя все держится на тепле, на чувстве. Нам про выгоду не говори, про прибыль не надо. Про проценты, про курс доллара — нет, нам эти волчьи законы чужды.
Нас можно взять только на «слабо».
— Слабо в дерьме жить!
— Нам?
— Вам.
— Нам?!
— Вам.
— На-ам?!!
— Вам.
— Смотри!.. — И хоп! — по уши в дерьме — знай наших.
«Слабо» — великое для нас дело, потому что мы народ легкий, заводной.
И правительство у нас такое же — легкое, заводное.
— Слабо нефть, газ, лес за рубль отдать?
— За рубль?
— Да.
— Нам слабо?
— Вам.
— На-ам?!!
— Вам.
— Ах ты, поганка! Да на, бери все за так. И еще вот тебе рыба, икра, масло, сметана, еще вот сало.
Если мы чего-то хотим добиться, нам надо только через «слабо» действовать. Крикнул вот тут кто-то:
— Слабо многопартийную систему ввести?
И смотри, сегодня у нас уже почти сто партий, объединений, организаций.
Сейчас самое время громко, во все горло крикнуть:
— Слабо по-человечески жить?
— Нам?
— Вам.
— Нам?!
— Вам.
— На-ам?!!
— Вам.
— Ах ты, гнида! Ах ты, гаденыш! Смотри!!
И тогда, может быть, начнем наконец жить по-человечески.
Дрынолет
(Артист выбегает со стулом в руках, как ребенок воображает, что ведет машину.) Ж-ж-ж, з-з-з, у-у-у. Ж-ж-ж, з-з-з, ш-ш-ш. (Ставит стул. Зрителям, указывая на стул.) Дрынолет. Хорошая вещь. Главное — просто все. Стул и веревка. Дергаешь за веревку — и вперед.
Это месяц назад из министерства приехали к нам четыре человека, говорят:
— Теперь вы самостоятельное предприятие. Что хотите, то и творите. Полная свобода действий.
Все как закричат:
— Свобода! Свобода!
Я тоже обрадовался, потом думаю: «Дай проверю на всякий случай, полную дают свободу или неполную». Привязал к стулу веревку, выбегаю:
— Ж-ж-ж, з-з-з.
Наши ничего, они меня давно знают. А министерские, конечно, струхнули.
Я останавливаюсь, говорю:
— Алло!.. Дрынодром?.. «Барсук»?.. А кто на пульте?.. Отметьте, «Тайфун» посадку совершил.
Ребятам рукой помахал, они — мне. Говорю:
— Ребята, теперь свобода у нас. Надо смотаться по-быстрому за рубеж, заключить пару контрактов повыгоднее. Может, в Австралию?
Ребята кивают, дескать, давай смотайся в Австралию. Я честь отдаю, кричу:
— Готовность нуль! Лишний газ спустить через отверстие! Солнечные батареи вперед! А-ат винта!
Министерские заволновались, говорят:
— Минуточку.
И главный их тянется стул пощупать.
Я кричу:
— Р-руки!.. оторвет к чертовой матери!
Тогда они всерьез заволновались, спрашивают:
— Что за контракты?.. Нужно, чтобы обязательно кто-то из нас присутствовал.
Я говорю:
— Кому нужно?.. Нам не нужно теперь, у нас теперь полная свобода.
И к ребятам.
— Ребята, — говорю, — ничего, если я контракты заключу из расчета, чтобы на брата вышло по миллиону, уборщицам по пятьсот тысяч?
Ребята говорят:
— Нормально… для начала.
Тут министерские опять:
— Как — по пятьсот тысяч?! У нас оклады — триста рублей в месяц.
Я говорю:
— Вы-то тут при чем?.. Вы же дрынолет не изобретали. Вам за что платить?
Они вдруг успокоились все, говорят:
— Теперь уж ни у кого нет никаких сомнений, это — идиот. Пусть взлетает.
Я говорю:
— Алло! Дрынодром?.. «Барсук»?.. А кто на пульте?.. Это — «Тайфун». Какая погода в Австралии?.. В чем народ ходит?.. Ни в чем?!. Тогда пусть встречают.
И начинаю раздеваться. Все снял, остался в трусах.
Думаю: «Снимать, не снимать?.. Не снимешь — там обидятся, снимешь — здесь не так поймут».
И ребята-то ничего, им все равно, сниму я или нет. А министерские, вижу, против того, чтобы снимал. Говорят:
— Вы что, совсем?
Я говорю:
— Интересно. Что же я, там потеть должен? И вообще, у нас полная свобода. Кстати, надумали с ребятами взять вас в долю, по миллиону на брата. Вам как, в Австралии без вычетов или здесь с вычетами?
Они как будто недели две репетировали, в один голос говорят:
— В Австралии без вычетов!
Я ребятам кричу:
— Срочно сюда еще четыре дрынолета!
Те через минуту приносят четыре стула с веревками. Я говорю министерским:
— Сами слышали, там жара, а главное — мы делегация, должны быть в одной форме.
Они раздеваются по-быстрому, садятся шустро на стулья, каждый хватает веревку.
Я говорю:
— Дергать по команде. Глаза прикрыть левой рукой, чтобы не вылезли от перегрузок. Минут через пятнадцать-двадцать будем на месте. Приготовиться!.. На старт!.. Внимание!.. Марш!
Все дернули, сидят, за стулья держатся, глаза закрыты. Через пятнадцать минут открывают глаза — перед ними люди в белых халатах. А тех уже предупредили.
Старший санитар говорит:
— Рады приветствовать вас в Австралии.
Министерские все в трусах, встают, кланяются. Главный улыбается, говорит:
— Вот… на дрынолетах к вам.
Санитар говорит:
— К нам на чем только не прилетают.
Главный:
— Мы рады, что к вам попали.
Санитар:
— Куда же вам еще, как не к нам?.. К нам сейчас много ваших попадает, и все рады. У нас очень хорошо, замечательно. Сейчас душ примете.
Главный говорит:
— Нет, сперва контракт подпишем.
Санитар:
— Это в первую очередь. Сперва контракт. Но контракты по нашим законам подписываются в специальных машинах, пройдите все четверо.
Главный заозирался, говорит:
— Тут с нами еще один должен быть… сумасшедший. Наверное, с курса сбился.
Санитар ему:
— Ничего страшного. Одним сумасшедшим больше, одним меньше.
И они пошли за миллионами, а я остался с ребятами. А что? Каждый что хочет, то и делает, на то она и есть полная свобода.
Традиции
Я первый за перестройку!.. Вы первый?.. Я второй тогда.
Я считаю, начинать надо с человека. Главное — человека переделать. Но!.. с учетом местных особенностей и традиций. А то опять наломаем дров. Сначала всех под одну гребенку, потом всех в одну молотилку.
Особенности есть везде. У нас вот в районе в субботу днем выйди на улицу, урони сто рублей, отвернись на секунду — нет ста рублей!.. Обычай такой.
Где-то, может, выйди в воскресенье на улицу, брось сто рублей и иди себе там… бутылки сдавать. Обратно идешь — сто рублей на месте лежат.
А у нас в будни выйди в поле, чтобы за версту ни души, положи рубль, отвернись на секунду — нет рубля. И ветра не было. Ни ветра, ни души, ни рубля.
Или такая у нас особенность. Я даже не знаю, есть это еще где-нибудь. У нас в районе, если суют тебе пятьсот рублей за то, за что ты оклад получаешь, то у нас, например, берут. И оклад берут, и пятьсот берут. Не знаю, как у вас, у нас, если ровно пятьсот, берут за милую душу, если не ровно пятьсот — тоже берут.
Где как. В Центре свои обычаи, на Крайнем Севере — другие. Говорят, что даже ландшафт влияет на традиции.
У нас вот в районе такой ландшафт, что в магазине… с черного хода, что не дай, все берут. Все! Хоть пулю в лоб, но с черного хода.
У нас есть и редкие традиции. У нас, если на работе чего-то полно и можно вынести, то не знаю, как у вас, у нас выносят. Даже если нет никакой возможности, все равно стараются вынести.
А где-то, может, человека каленым железом жги, он не вынесет.
У нас, если человек день-другой ничего не вынес, он с ума может сойти. Были случаи. Один так свихнулся, что начал носить из дома на работу. Перепугались все насмерть, не знали: заразно это или не заразно.
Если заразно, то ученые сказали: важно знать, каким путем передается. Если только половым, одна скорость распространения заразы, если только через рукопожатие — другая.
Кстати, выяснилось, что у нас в районе обе эти скорости равны. Еще одна особенность.
Короче, товарищи, у меня душа болит за перестройку, но давайте учитывать местные особенности, хотя бы главные.
У нас вот в районе главная особенность — если что-то тебя лично не касается, то гори оно все синим огнем! А где-то, может быть, гори оно все сизым огнем.
Где как. Давайте все учитывать.
А так я первый за перестройку! Вы первый?.. Я второй тогда. Вы второй?.. Тогда я крайний за перестройку.
Урок истории

ИЗ НЕДАЛЕКОГО БУДУЩЕГО
— Стыдобище, — выговаривает мне дед, — историю не знать… Собственного народа! Позорище!
— Ни у кого у нас в роду по истории двоек не было, — поддакивает бабушка. — Вперед всего история шла.
— Обормотище! — тянет дед. — Бывало, и на гулянку придешь, первым делом за историю.
— А как же! — отводит глаза бабушка. — За что же еще? За историю сразу.
— Слушай, бестолковище, — говорит дед, — я тебе аккуратно все обскажу. В одна тысяча девятьсот семнадцатом году объявился Ленин. Работал он у Всесоюзного старосты Дзержинского Якова Михайловича.
— Иосифа Виссарионовича, — поправляет бабушка.
— Работал по найму. У Дзержинского на Лубянке была своя контора.
— Дзержинский — конторщик?! — удивляется бабушка. — Он был рыцарь. Прозвище ему — Чистые руки. Очень руки любил мыть. А остальные не мыли вовсе, а он по сто раз на дню мыл. Махнет, бывало, рукой, дескать, расстреливайте без меня, а сам все равно бежит руки мыть.
— Не даст сказать, — раздражается дед. — Прозвище ему было Горячее сердце Холодный лоб… Нет! Наоборот — Холодное сердце, а сам все время в горячке был.
Бабушка крестится:
— Что несет! Тоже родной истории не знает. С температурой-то кто был?.. Троцкий — буревестник.
Дед растерянно моргает.
— А проститутка кто же? — спрашивает он.
— Все, — уверенно и спокойно говорит бабушка. — Проститутки они были все. А главный — Сталин. Настоящая ему фамилия Брежнев Никита Сергеевич. Из цыган. Плясал все.
— Нет, не слухай ее, — предупреждает дед, — пожалуй что брешет она. Ленин был. При нем были ленинцы, настоящие большевики, мечтатели-правдолюбы: Ежов, Ягода, Берия. Их всех победил Горбачев Красное Солнышко. Ласковый очень был, как солнышко, всем все обещал.
— Господи! — всплескивает руками бабушка. — Как же так можно с родной историей?! Взял и переврал все на свете. Обещал все кто? Ельцин.
— Нет! — торжествует дед. — Тут погодь. Ельцин обещал трудности, голод, цены большие. И энтот сдержал свое слово! Но он промахнулся. Он водку запретил пить.
— Запутает ребенка вконец, — пугается не на шутку бабушка. — Кто кому запретил-то?.. Ему самому запретили. Кашпировский Чума Алтыныч. Сказал: тебе с утра не надо… Да там уж пей не пей — ГКЧП пришла.
— Да, — подтверждает и дед, — это вот которые после Чернобыля уроды, они объединились.
— Герои они были, — застывает торжественно бабушка, — почитай-ка Вторую окончательную историю России.
— Враги были, — твердо говорит и дед. — Пьянь последняя. Пропечатано в Третьей неподдельной истории Руси.
— А потом-то? — светится бабушка. — Когда историю переписывали окончательно, нашли, что герои они оклеветанные ни за что ни про что. Всем памятники им мраморные поставили да гранитные.
Дед машет рукой:
— Когда после Окончательной была Великая перепись истории, памятники посносили — докопались в архивах, что змеи они. Всплыло, что и Горбачев-то — шпион английский. Звали Маргарит Тэтчер.
— Белены ты объелся, — говорит бабушка, — не иначе. Почитай Четвертую Правдивейшую историю России. Что там сказано?
Они спорят, какая история России вернее — Бесповоротная пятая или Неподдельная Окончательная шестая, а я под их спор засыпаю.
В дреме мне весело, потому что двойку я получил за прогул, а урок я выучил назубок по учебнику «Четырнадцатая Разумная Наиправдивейшая история России».
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16