— Продовольствие.
— А если врешь?
— Тогда садись за мной и можешь обнюхать меня и мою машину. Мы оба провоняли вяленой рыбой так, что, наверное, морщится сам господь бог со всеми своими ангелами! — не выдержал «Интрудер».
В наушниках послышался вздох Желтого Медведя.
— Валяй, Джерри, садись. Мне плевать на ваши продуктовые лавки. У меня приказ перехватывать только самолеты с оружием. — Он коротко хохотнул: — Да вот беда, как их различить в этой темноте?
— О'кэй! Давай свет, Купер!
— Свет! — приказал майор.
За стеклянной стеной вытянулись две цепочки красных огоньков.
— Вижу! — пробормотал «Интрудер».
— Мягкой посадки, Джерри, — напутствовал его Желтый Медведь. — Каждый раз любуюсь: чисто работаете даже в таких условиях!
— Спасибо, Медведь. Минут через пять брось пару гостинцев, а то твои черномазые, наверное, засиделись и рвутся повоевать.
— О'кэй!
Кто-то положил руку Петру на плечо. Он обернулся и увидел Жака.
— Надо ехать, — устало сказал Жак.
— Что-нибудь случилось? — спросил Петр, снимая наушники и вставая.
— Расскажу в машине.
— Свет! — крикнул в микрофон Бейли, и опять за окном пролегли кровавые борозды.
Они были уже в «джипе», когда «Интрудер» с блеском сел на ночное шоссе и пронесся по нему мимо диспетчерского пункта. Петр проводил его взглядом:
— А сейчас Желтый Медведь сбросит бомбы.
Ему ответом были три взрыва — один за другим, где-то на противоположном конце посадочной полосы.
Жак зло рванул «джип» с места и включил на полный свет синие фары.
— Так что все-таки произошло? — с недоумением обернулся к нему Петр.
— Звонили… из военной полиции. Этот идиот Бенджи взял банк в Обоко. Ну и попался. Брал банк вместе с Грилло. Сейчас их допрашивают в военной полиции. Мне позвонил один знакомый сержант. Он разыскивает меня больше двух часов. И при горячей любви местных жителей к нашему брату… — Он сделал паузу, — …боюсь, что мы не застанем их в живых!
Им понадобилось полчаса, чтобы оказаться на окраине Обоко у здания, похожего на школьное. Жак на бегу расстегнул кобуру и отшвырнул часового, пытавшегося было преградить им вход в дверь, над которой красовалась свежая вывеска: «Военная полиция».
Они вбежали в длинный коридор, выкрашенный унылой бурой краской. Жак ударом ноги распахнул дверь, из-за которой доносились возбужденные голоса, и оказался в просторной и пустой, залитой водой комнате.
— Что здесь происходит?
И он кинулся к полицейским, склонившимся с ведрами над двумя телами у самой стены под черной классной доской. Полицейские, только что вылившие воду на Грилло и Бенджи, поспешно отступили.
— Они еще живы, сэр, — испуганно сказал один. Жак в ярости выхватил кольт:
— Вы посмели поднять руку на белого!
— Полковник Френчи! — раздался спокойный и властный голос. Из-за учительского стола вставал африканец в синей офицерской форме. Петр знал его — это был шеф военной полиции.
— Не вижу причин для беспокойства, полковник!
— Вы так считаете… шеф?
Жак ткнул стволом кольта туда, где стонали его парни. Лица их были похожи на кровавые лепешки, на руках блестели наручники, ноги связаны брезентовыми ремнями.
— Конечно, пришлось с ними немного… поработать. Они взяли сегодня вечером один банк… На полтора миллиона долларов. Конечно же, нам было очень любопытно узнать, где они решили хранить эти деньги… Сеньор Грилло все-таки раскололся, — к счастью для него самого и для этого тупого олуха. Деньги у нас, а вы можете забрать ваших подчиненных.
— Дрянь! — выругался вполголоса Жак и обернулся к полицейским. — А ну… немедленно развязать!
Те, отталкивая друг друга, кинулись исполнять его приказ. Шеф полиции с вежливой улыбкой наблюдал, как они освободили от пут и оков стонущих, не в силах держаться на ногах Грилло и Бенджи, поволокли их к двери.
— Да, полковник! — остановил шеф военной полиции Жака, направившегося было следом. — Подержите их у себя, пока они… не придут в приличный вид. А затем отправьте первым же самолетом ко всем чертям. Таков приказ его превосходительства господина президента. Кстати… перед отлетом им вручат по высшему ордену республики — «Герой Поречья». — И он тихо засмеялся: — Будь они идонго, я сегодня же приказал бы бросить их в бассейн со священными крокодилами.
ГЛАВА 5
Дождь лил всю неделю. Он падал из низких черных туч тяжелым сплошным потоком, и казалось, ему не будет конца. Земля разбухла, жалкие ручейки, обычно еле заметные между скалистыми холмами, отгораживающими Обоко от Уарри, превратились в злобные, бешеные потоки, стремительно несущиеся к Бамуанге.
Военные действия на всех фронтах замерли. Солдатам не хотелось вылезать из наспех построенных бункеров, а офицерам покидать бары Уарри или Обоко. «Зет» по-прежнему, несмотря на погоду, принимал от трех до шести самолетов каждую ночь, кроме воскресений. По воскресеньям «гуманисты» отдыхали — это было оговорено в контрактах.
Петр целыми днями играл в шахматы с юным Дэнни. До этого Дэнни ни разу за всю свою жизнь не притрагивался ни к одной шахматной фигуре, а когда Петр купил в Обоко шахматы, вдруг возгорелся страстным желанием обучиться этой игре.
Петр объяснил ему правила, и с этого момента Дэнни ходил за ним буквально по пятам, по-собачьи заглядывая в глаза, в любой момент готовый сбегать за шахматами в палатку, в которой жили Жак и Петр. Играл он азартно, глаза его пылали, губы шевелились. Иногда Петру казалось, что Дэнни играет с ним не в шахматы, а в солдатики, словно доигрывает игры, которые ему не пришлось доиграть в своем коротком и тусклом детстве. О том, что детство Дэнни было именно таким, можно было догадаться по тем немногим и скупым сведениям, которые Петру удалось вытянуть из мальчишки: отец — пьяница, перебивающийся случайными заработками, мать — всегда усталая, раздраженная, с утра до ночи сгорбившаяся у швейной машинки, чтобы прокормить семью из семи человек. Дэнни из ее детей самый старший. Нет, не поиски приключений погнали его из дому. Отец прослышал от каких-то своих дружков о вербовке и попытался завербоваться сам. Но был уже такой развалиной, что даже обычно снисходительный врач, обследовавший будущих «крестоносцев», отказался выдать ему медицинский сертификат.
Тогда отец привел к нему Дэнни, надбавил сынку тройку годков и сделав его из шестнадцатилетнего девятнадцатилетним. Контракт был подписан на шесть месяцев, и три из них Дэнни уже отслужил. Дэнни мечтал, вернувшись в Англию, купить мотоцикл, но боялся, что родители не позволят ему сделать это.
После провала наступления на Луис Жак забрал мальчишку из батальона Жан-Люка и сделал при себе адъютантом, строго-настрого запретив соваться в перестрелки. При первом же нарушении приказа, пригрозил Жак, он будет отправлен в Англию, и тогда… плакали его денежки за оставшиеся три месяца. Дэнни боялся нудного ворчания матери, тихой, пьяной печали отца. И он подчинялся приказу. Игра в шахматы, в которую он кинулся очертя голову, давала выход его чувствам.
Жак каждое утро уезжал в Обоко в штаб и возвращался оттуда раздраженным и злым. От него Петр знал, что Штангер с каждым днем становился все невыносимее: его обуяла мания величия. Он требовал чтобы ему при обращении говорили «ваше превосходительство» и заявлял, что спасти Поречье теперь может только «сильная рука».
Слухи об этом доходили до Эбахона, но президент на них никак не реагировал, занятый переговорами с таинственными личностями, прибывшими из Парижа и заменившими отозванного мистера Блейка. Одновременно вождь Аджайи по его поручению обхаживал американцев. Мартин Френдли оказался при этом неожиданно полезнейшим человеком, и Морис Дю-валье вслух сожалел, что кусок скалы между Обоко и Уарри пришиб не того американца, которого следовало бы. Впрочем, ему грех было жаловаться. По приказу Эбахона его прикомандировали к таинственным парижанам, каждое утро навещавшим президента Поречья и ведшим с ним упорные переговоры. О Петре Эбахон, казалось, забыл.
В Кодо-2 теперь, после высылки Бенджи и Грилло, захоронения убитых и эвакуации раненых, осталось, кроме Жака, лишь трое наемников — Дэнни, Браун и Жан-Люк. Не лучше обстояло дело и в других частях. Даже Бейли Чертовское Везенье ухитрился подорваться при изготовлении очередной самоделки.
У тех наемников, кто еще оставался, настроение падало с каждым днем. Разведка доносила, что федералы готовятся к решающему наступлению. С помощью обходных маневров они заставили Гуссенса отступить на северном фронте и теперь были в тридцати семи милях от Обоко. Если бы не сговор наемных пилотов и не грузы оружия и боеприпасов, поступающих теперь уже не из Англии, а из Франции и США, Обоко, последний оплот Эбахона, давно бы уже пал.
…В это утро ливень прекратился, сухой северный ветер разогнал тучи — и солнце впервые за несколько недель вонзило свои беспощадные лучи в набухшую, словно губка, землю. Сразу же стало душно, от земли поднимались клубы пара.
Петр и Дэнни играли в шахматы перед входом в палатку, когда Жак приехал из Обоко. Он поставил «джип» под апельсиновым деревом — командный пункт расположился в апельсиновой роще над самым обрывом — на вершине холма, нависшего над дорогой, которую оседлал Кодо-2, и сейчас же послал Манди вниз за Брауном и Жан-Люком: их поредевшие батальоны растянулись вдоль ручья, превратившегося после дождя в полноводную речку.
— Завтра будем наступать, — сказал Жак, подходя к раскладному походному столу, где шла азартная шахматная баталия.
Дэнни поспешно вскочил, но Жак положил ему руку на плечо:
— Садись, садись.
Дэнни залился мальчишеским румянцем:
— Прошу прощения, сэр… Вы сказали, что мы наступаем. И я хотел бы просить вашего разрешения…
Жак нахмурился:
— Ты, кажется, забыл, о чем мы с тобой договорились?
— Никак нет, сэр! — испуганно пролепетал юноша.
— Тогда отправляйся на склад и проверь, как обстоят у нас дела с боеприпасами!
— Слушаюсь, сэр!
Дэнни козырнул и бросился исполнять приказ: склад боеприпасов находился на противоположном склоне в специально вырытой для этого пещере.
Петр смахнул с доски оставшиеся фигуры, перевернул ее и принялся укладывать пешки — черные я белые вперемешку.
— Очередная авантюра Штангера? Жак кивнул:
— Сегодня он заявил, что возьмет Уарри за два часа, а потом повернет на север и внезапной атакой разгромит федералов. Пока же… батальоны Гуссенса сняты с северного фронта и перебрасываются сюда. С севера Обоко защищают теперь лишь минные поля, взорванные мосты да батальон военной полиции. Без минометов и базук, не говоря уже об артиллерии, мы ничего не добьемся!
— Неужели же эти асы-«гуманитарии» доставляют вам одну лишь вяленую рыбу?
— На прошлой неделе они переправили сюда сотню базук и три десятка минометов с боеприпасами. Но где они, никто не знает. Хорошо еще, что мне удалось выменять у одного пехотного полковника базуку и полтора десятка карабинов… и всего за три бутылки пива. Не думаю, что Гуссенс богаче.
Снизу послышался гул моторов. Жак и Петр одновременно оглянулись и увидели колонну разномастных разбитых автобусов, направляющихся к позициям Кодо-2. Впереди следовали три «джипа».
— Восьмая бригада и пятая пехотная дивизия. Всего четыре тысячи человек, как утверждал Штангер, — комментировал их появление Жак. — А вот и он сам… Видишь? В первом «джипе», что свернул на проселок. Сейчас обогнет холм, поднимется по склону и будет здесь… А вот и Жан-Люк с Брауном…
Жан-Люк и Браун появились из рощи вместе с Дэнни.
— Значит, наступаем, джентльмены? — весело крикнул Браун. — Как говорит Дэнни.
— И еще он говорит… — Жан-Люк мрачно протянул руку сначала Жаку, потом Петру, — что у нас осталось по сорок патронов на солдата и по двадцать гранат на взвод.
— Это хорошо, что только по двадцать, — продолжал сиять Браун. — В моем батальоне одни новобранцы, а они швыряют гранаты, не выдергивая чеки. Так что или наши гранаты подберут федералы, если мы будем драпать от них достаточно быстро, или во время следующей атаки мы подберем их для повторного использования.
Натужные завывания изношенных двигателей возвестили о прибытии Штангера и его свиты.
— Так что, Дэнни? По сорок патронов… — задумчиво протянул Жак, глядя, как из «джипов», остановившихся метрах в ста под апельсиновыми деревьями, выбираются Штангер, толстый Гуссенс и его командиры батальонов — Арман, Биллуа и Уильяме, окруженные черными адъютантами и телохранителями.
— Так точно, сэр! — вытянулся Дэнни.
— И еще скажи этим джентльменам, что две трети моего батальона не имеют оружия, — подсказал с ухмылкой Браун. Жан-Люк сумрачно молчал.
Штангер, ни на кого не глядя, прошел мимо палатки к краю обрыва и поднес к глазам бинокль, висевший у него на груди.
— Привет, ребята! — крикнул шедший следом за ним Гуссенс. — Ну и духота сегодня! Пиво… есть?
— Там в палатке… в ящике со льдом, — отвечал ему Жак, не удержавшись от улыбки: о страсти Гуссенса к пиву в Поречье ходили анекдоты. Рассказывали, что однажды его адъютант забыл захватить с собою перед ночной атакой пиво. Гуссенс же ничего не делал, не выпив предварительно. Он немедленно отправил адъютанта в тыл за пивом и не подал знака к выступлению, пока тот не вернулся с ящиком. Тем временем рассвело, фактор неожиданности был потерян, и атака провалилась.
— Ничего, — не огорчился Гуссенс. — Зато пиво было отличное!
— Прошу сюда, джентльмены! — резко обернулся Штангер. Все, кроме Петра, опять усевшегося за стол, на котором он играл в шахматы с Дэнни, подошли к обрыву.
— Я насчитал двадцать три укрепленных бункера и множество индивидуальных укрытий. Это значит, что противник обороняет холм, блокирующий дорогу на Уарри, силами двух батальонов… — Он говорил громко, явно любуясь собою в роли полководца. — Я не ошибся, полковник Френчи?
— Двадцать семь бункеров и три полных батальона, — сдержанно уточнил Жак.
— Форсировав речку, батальону Армана нужно будет подняться по склону вверх всего лишь на пятьсот ярдов, чтобы сказаться в зоне, недосягаемой для огня противника…
— Атака начнется на рассвете, — тоном, не допускающим возражений, объявил Штангер.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38