https://wodolei.ru/catalog/smesiteli/Edelform/ 
А  Б  В  Г  Д  Е  Ж  З  И  Й  К  Л  М  Н  О  П  Р  С  Т  У  Ф  Х  Ц  Ч  Ш  Щ  Э  Ю  Я  AZ

 

И такой юноша был в ее окружении. Его звали Кабрал Грихальва.«Тио Кабрал?»– Вы не сможете это доказать, – невозмутимо произнес Рохарио, сожалея, что у него нет меча, коим он мог бы пронзить сердце этого негодяя.Но что, если Асема успел распространить свои грязные измышления?– Доказательств у меня действительно нет, – сообщил Асема все с той же омерзительной улыбкой, – однако они мне и не нужны. Достаточно посеять сомнения, дон Рохарио. Пусть люди задумаются – и, можете не сомневаться, я уже начал задавать разные вопросы. Очень скоро вашими родными заинтересуются Премио Санкто и Премиа Санкта. А как только вмешается екклезия, все улики окажутся в руках Матры эй Фильхо. Я полагаю, они попросят Ренайо поклясться на кольцах – ведь это требование не кажется вам чрезмерным, не так ли, дон Рохарио?Действительно, требование вполне безобидное. Если только обвинения Асемы ложны. Рохарио почувствовал, как похолодело сердце. Какой смысл распространять подобные грязные слухи, зная, что простая клятва на ступенях Катедраль Имагос Брийантос развеет их? Поведение старика имеет смысл только в том случае, если его обвинения правдивы. Глава 84 Если хочешь что-нибудь спрятать, оставь это на виду. Элейна скоро поняла, что скопировать портрет Сааведры Грихалъва нужно открыто, в качестве упражнения, предложенного Верховным иллюстратором.Верховный иллюстратор Сарио. Как странно быть ученицей человека, которого назвали в честь великого живописца, создавшего этот шедевр. Найти подходящую дубовую доску оказалось самым трудным делом – из-за ее огромного размера. К счастью, Сарио подготовил как раз такую – для каких целей, Элейна не осмеливалась спросить – и даже покрыл ее поверхность кипяченым маслом льняного семени. Он с радостью отдал ей доску, и Элейна тут же сообразила, что на нее легко ложится тонкий слой масляных красок.Она выполнила множество эскизов “Первой Любовницы”, и каждый раз Сарио поправлял их, добавляя то линию, то едва уловимую тень, а то вносил какое-нибудь небольшое изменение. Его копия картины была невыразимо прекрасной – иногда Элейне казалось, что сам портрет написан той же рукой. В конце концов, убедившись, что сможет все сделать правильно, она взяла мягкую тряпочку и начисто вытерла поверхность.Элейна почувствовала, что готова скопировать портрет Сааведры Грихальва. Целых тридцать два дня она только рисовала, немного ела и очень мало спала. Иногда ее навещала Беатрис, поскольку Элейна все рассказала сестре, но у Беатрис была масса своих обязанностей, а Элейна не хотела, чтобы у Сарио возникли какие-нибудь подозрения. Раз в три или четыре дня на рассвете она разговаривала с Агустином через его крошечную картинку.Безупречной копии, естественно, не получится. Впрочем, Элейна на это и не надеялась. Она изучила портрет до мельчайших подробностей, но ей не дано было узнать, какие сочетания красок, какую грунтовку, тона и лак, какие тени и освещение использовал Сарио, рассчитывая создать именно такой эффект. Как он добился того, что зрителю кажется, будто лицо Сааведры лишь на мгновение мелькнуло в зеркале. А едва заметные следы, оставленные пламенем на свече, уже погасшей, точнее, сгоревшей дотла? А великолепный пепельно-розовый бархат ее платья, на котором ярко сияют радужным светом крошечные жемчужины?"Кто ты?” – спрашивала Сааведра, вернее, спросила бы, окажись она на самом деле живой пленницей картины и имей возможность смотреть на мир благодаря зеркалу.– Я Элейна Грихальва, – прошептала она, чувствуя легкое смущение от того, что говорит вслух. Впрочем, рядом никого не было. Длинный зал Галиерры казался пустынным и каким-то заброшенным. Попавшая в ловушку, охваченная ужасом, одинокая и всеми забытая, Сааведра наверняка будет рада словам сочувствия. Может быть, все это выдумки, но Элейна не могла молчать, слова сами собой срывались с губ.«Ты пытаешься выпустить меня на свободу?»– Нет, к сожалению, это не в моих силах, потому что я женщина и не обладаю Даром. Не сомневайся, я бы непременно тебе помогла, я хочу тебе помочь."Я тоже художница”.Значит, мы сестры, подумала Элейна. Принадлежим к одному и тому же роду, хоть нас разделяют века.– Почему Сарио пленил тебя?"Потому что любит меня, насколько он вообще в состоянии любить кого-нибудь, кроме себя и своего искусства”.Вот так Элейна представляла себе разговор с женщиной на портрете. Может быть, сошел с ума не только Сарио? Временами она сомневалась в состоянии собственного рассудка. Но продолжала работать.Если хочешь что-нибудь спрятать, оставь это на виду.– Великолепно. Иногда мне кажется, будто я сам это нарисовал.– Мастер Сарио, вы меня напугали. – Элейна коснулась рукой губ: может быть, он услышал произнесенные ею опасные речи. Но Сарио видел только две картины.– Я доволен твоими успехами, Элейна. Твоя копия может обмануть любого, лишь очень внимательный глаз определит, что это не оригинал. Я не зря поверил в твой талант.– Благодарю вас. Работать с вами большая честь.– Верно, – согласился он.Сарио больше не притворялся незначительным молодым представителем Вьехос Фратос. Он напоминал Элейне Андонио Грихальву, который был Верховным иллюстратором до Андрее. Человек сурового нрава, Андонио железной рукой, абсолютно уверенный в собственном превосходстве, управлял Палассо Грихальва, своими братьями и учениками. Вернее, таким он казался десятилетней Элейне, на которую обратил внимание, а она поступила весьма опрометчиво, позволив себе не согласиться в чем-то с его мнением.Но Сарио был другим. Да, он самое настоящее чудовище. Элейна не сомневалась, что именно он убил Андрее и самым бессовестным образом подчинил себе Ренайо, написав его портрет, опутанный хитроумными заклинаниями. Но в глубине души она считала, что он имеет право на высокомерие – по крайней мере когда это касается живописи.– А почему Сааведра держит в руке Золотой Ключ? – спросила Элейна.– Она наделена Даром, хотя всегда это отрицала. – Его губы превратились в тонкую, сердитую полоску.Элейну так поразил его ответ, что она несколько минут, раскрыв рот, смотрела на него. Женщины не рождаются Одаренными! Слишком занятый своими мыслями, Сарио не заметил ее реакции и продолжал:– Завтра, когда закончишь, зайди ко мне в ателиерро. Нам необходимо закончить твой портрет.Закончить портрет? Чтобы стать рабыней или, наоборот, навсегда свободной…Сарио понял, о чем она думает, и неожиданно разозлился.– Если ты не моя сторонница, Элейна, значит, ты мой враг – Он быстро развернулся и пошел прочь по Галиерре, а его шаги гулким эхом прокатились по пустому залу.Элейна некоторое время смотрела ему вслед, потом отвернулась. Не надо так часто о нем думать. Эйха! Где сейчас Рохарио? Все ли у него в порядке? Было бы здорово, если б он, с его бьющей через край энергией, оказался сейчас рядом. Все стали какими-то тихими, совсем как принцесса Аласаис. Казалось, будто живешь в Палассо с привидениями.Элейна обвела взглядом Галиерру. А разве здесь и в самом деле не поселились призраки давно умерших до'Веррада, их невест, придворных, фаворитов и врагов, любовниц и обласканных ими иллюстраторов – и все они изображены так, чтобы никто из потомков не забыл о влиянии, каким они пользовались, и о роли, которую играли? Если Сааведра действительно жива и ее можно спасти, какие истории она расскажет?"Работа почти закончена”. Так сказал Сарио, и это правда. Осталось всего несколько деталей: Золотой Ключ, особый блеск ногтей Сааведры…И вдруг Элейна увидела… Крошечные колдовские значки. Буковки, хитроумно вплетенные в лак на ногтях Сааведры. А в следующее мгновение она разглядела и остальные – в тенях и пятнах света, в пламени, в складках юбки, в локонах, по краям стола, на половицах. Они были повсюду, казалось, вся комната превратилась в одну огромную колдовскую книгу. Элейна разглядела тайные руны даже на двери, но не могла их прочитать, о чем ужасно сожалела.– Я видела эту дверь раньше, – прошептала она, но воспоминание пришло из далекого детства, когда она исследовала заброшенные коридоры и комнаты Палассо.«Он держит меня за этой дверью. Ты можешь ее открыть?»Колдовские символы, рисунок, подвластный лишь иллюстраторам Грихальва. Дверь, которую необходимо открыть. Наконец Элейна поверила.Чувствуя, что нужно спешить, она торопливо нанесла на полотно последние мазки.Уже стемнело. Элейна почувствовала такую усталость, что отправилась к себе в комнату и тотчас легла спать. Глава 85 Вьехос Фратос собрались в старинной комнате, известной под названием “кречетта”, в самой старой части Палассо Грихальва. На белых, покрытых штукатуркой стенах метались отблески пламени свечей, на старинных железных подставках, установленных по углам Здесь было сыро и холодно. Иллюстраторы ждали. 3 центре располагался мольберт, на котором стояла картина – под покрывалом.Гиаберто погасил все свечи, кроме одной И тут же по комнате заплясали дикие, жутковатые тени. Молодой Дамиано с мрачным видом нагрел ланцет в пламени, подошел к каждому иллюстратору – их осталось только девять, не считая Агустина, – и взял у них по капле крови. Теплая сталь впилась в руку Агустина, и он едва сдержался, чтобы не вскрикнуть от боли. Он не осмелился выказать свой испуг.Затем Дамиано отнес флакон с кровью старому Тосио, который из-за артрита рисовать больше не мог, но еще был в состоянии смешивать краски. Пока Тосио готовил палитру, Гиаберто снял покрывало с картины. Агустин не сумел сдержать изумленного восклицания, хотя и предполагал, что на мольберте стоит Пейнтраддо Чиева Сарио.– Чиева до'Сангва, – изрек Гиаберто. – Мы все испытаем боль, так как объединили наше могущество, чтобы наказать того из нас, кто нарушил верность Чиеве до'Орро. Человек, использующий силу Золотого Ключа ради собственной выгоды, не имеет права его носить… – И он строго взглянул на Агустина, напоминая мальчику, как сильно разгневались Вьехос Фратос, узнав о его эксперименте. Но ведь эксперимент принес плоды, не так ли? – Мы делаем это ради Грихальва и Тайра-Вирте.Гиаберто взял кисть и начал рисовать. Вот какое возмездие настигнет предателя, убийцу Андрее Грихальва: молочно-белая слепота поразит глаза, а руки станут жертвой всепоглощающей костной лихорадки. Руки Агустина невольно напряглись, словно и он испытал приступ боли. Он вдруг понял, что неясно видит стоящих вокруг иллюстраторов, точно его глаза затянула невидимая пелена.Но в следующее мгновение боль утихла, так стекает вода по крышам домов; мальчик заморгал, огляделся по сторонам. На портрете темные глаза гордеца Сарио смотрели на мир как сквозь белый туман; его молодые, сильные пальцы скрючились, будто он испытывал невыносимые страдания.Однако… что-то было не так. Агустин ничего не чувствовал, хотя точно знал, что должен.– Не получилось, – вырвалось у него. – Вы изменили картину, и все. И все!Вьехос Фратос попытались наказать своего собрата – и у них ничего не получилось.– В чем дело? – просипел Тосио.Гиаберто сжал кулаки, словно от невыносимой боли.– Причина не в моем искусстве и не в нашей крови, – хрипло промолвил он. – С Чиевой до'Сангва все в порядке. Видимо, в этом портрете нет крови. Но я следил за ним, когда он его писал! И ты тоже, Тосио. Матра эй Фильхо, все иллюстраторы наблюдали, как он работал, все, кроме Агустина и Дамиано. Он использовал кровь. Мы же проверили. Здесь. – Гиаберто прикоснулся кистью к крошечной ранке на внешней стороне левой ладони Сарио. – Вот тут он сделал надрез. Это та же самая картина.– А мог он написать другой портрет? – спросил Агустин. – Чтобы он защитил его от этого? – Он много думал о Даре, которым был наделен.Тосио хотел было что-то сказать, но не произнес ни слова. Нетерпеливым, сердитым жестом Гиаберто набросил на полотно покрывало, прилипшее в тех местах, где краска еще не высохла.– Я никогда не слышал и не читал ни о чем подобном, – резко ответил он Агустину. – Как он мог научиться? И если Сарио написал второй портрет, где он его хранит?– Но ведь это можно сделать, можно? – настаивал на своем Агустин. И почему они никогда не отвечают на его вопросы прямо?– Нет, – заявил Тосио. – Нельзя, иначе мы бы знали, как защититься от подобного трюка.– Но что еще могло произойти? – Отсутствие у них воображения приводило Агустина в ярость. – Почему бы ему не создать обычный портрет и не оставить его здесь, а настоящий не спрятать где-нибудь в надежном месте?Гиаберто энергично покачал головой.– Мой племянник прав. Перед нами, по всей вероятности, копия. Другого объяснения я не вижу. – Он помолчал, теперь он был главным среди Вьехос Фратос. – Сарио Грихальва стал преступником. Ему больше нельзя доверять. И мы должны уничтожить его при первой возможности, иначе он покончит с нами. Если он убил Андрее, то, значит, нет такого из ряда вон выходящего поступка, на который он не был бы способен. Мы не можем чувствовать себя в безопасности.– Но разве мы в состоянии ему помешать? – спросил Агустин, в то время как остальные лишь тоскливо молчали.Гиаберто отпер дверь кречетты, распахнул ее. В комнату тут же ворвался поток света.– Я не знаю, – признался Гиаберто. * * * – Как ты думаешь, грандтио? – чуть позже в тот же день спросил Агустин, когда они с Кабралом сидели у фонтана, выложенного желтыми плитками, на заднем дворике и грелись на солнышке. Кабрал все больше и больше времени проводил на этой скамейке, слушая и наблюдая за искрящимися в лучах потоками воды, словно рассказывающей ему диковинные сказки и рисующей причудливые лица на полотне из разноцветного тумана.– Северин однажды поведал мне забавную историю. – Кабрал привычным жестом поправил кружевные манжеты. – Когда они с Лейлой решили пожениться, она в шутку предложила ему написать портрет мужчины, который вышел бы из картины, сделал ей ребенка, а потом снова вернулся на полотно.– А какое это имеет отношение к Пейнтраддо Сарио?– Терпение, – улыбнулся Кабрал. – Я думаю о Сааведре Грихальва. Она ведь и в самом деле переместилась на картине.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48


А-П

П-Я