Медленно, с трудом он полез вверх; давно не знавшие работы мышцы протестовали, руки окостенели от холода и почти не держали. Иногда приходилось останавливаться, вцепившись в шероховатую деревянную ступеньку и изо всех сил стараясь не смотреть вниз. Однажды у него соскользнула нога, и он повис на окаменевших руках, пронзенный ужасом, размахивая ногами в поисках опоры. Люди внизу смотрели с интересом, и он знал: им бы хотелось, чтобы он сорвался и грохнулся на палубу. Дамион стиснул зубы, твердо решив не доставлять им такого удовольствия.
Вверх, вверх, рука за рукой, нога за ногой… Ветер свистел в ушах, морозя мочки, а паруса надувались и хлопали, как флаги. «Воронье гнездо» было уже совсем рядом, качалось при наклонах корабля – рукой достать можно…
Через многие часы, как показалось ему, он влез в корзину, ловя ртом воздух и содрогаясь всем телом, сунув замерзшие руки в рукава шубы. Сейчас он уже мог взглянуть на палубу, расстилавшуюся под ним где-то очень далеко, и на группки людей, смотревших на него разочарованно. Ну нет, обратно он не собирается – пока не отдохнет, во всяком случае. Если он им нужен, пусть идут за ним сюда.
Дамион скрючился на дне корзины, дыша на руки. Отсюда, с этой высоты было видно дальше, но открывался взору только плавающий лед. Замерзшие уши пульсировали болью, и он накрыл их ладонями. Повалил снег, море и небо исчезли в серо-синей пустоте падающих хлопьев. Вскоре они сгладили очертания других галеонов, подобно густому туману. Во все стороны было видно не дальше полета стрелы, и ничего не было, кроме белых гребней волн, с ревом набегающих из пустой серой пелены. Море стало еще неприветливей, чем было. Цепляясь за деревянный край «вороньего гнезда», Дамион вдруг заметил, что ветер сменил направление, и теперь дует прямо в лицо. Он встрепенулся.
Ветер был теплым.
Теплым и влажным, как тропический бриз. Это, наверное, разыгралось воображение… Нет, вот опять. Дыхание горячего душного ветра, снова сменяющееся порывом холода с моря.
Это дыхание ударило в лицо, будто пахнуло жаром из печи, и у Дамиона закружилась голова.
Теплый ветер дул с севера.
Снег стал влажным и повалил гуще, как крупа. Нет – это уже не снег, а дождь с грозного неба. Серая пустота впереди – это уже были не снежные хлопья, а стена густого тумана. В щелях этой клубящейся массы мелькали просветы океана, вздымающегося тяжелыми волнами. Сверкнула сквозь туман молния, ей отозвался раскат грома. Корабль вздыбился, как испуганный конь. «Воронье гнездо» резко пошло вниз и стало описывать в воздухе широкие круги, захлопали под ним паруса с паутиной черных звезд, затрещала парусина в порывах ветра, так что звук перекрывал гром с неба. Дамион вцепился в край корзины, но руки скользили по мокрому от дождя дереву.
Сквозь струи дождя Дамион видел матросов внизу на снастях, отчаянными усилиями пытавшихся подобрать паруса и заставить судно слушаться. Рулевой не мог держать курса, потому что корабль болтало, и руль зачастую повисал в воздухе вместе с кормой. Дамион рухнул на колени и обхватил мачту обеими руками, охваченный ужасом, что может вылететь из «вороньего гнезда». В этом случае он улетел бы в воду со вставшего дыбом корабля, хотя падение на палубу – это тоже верная смерть. Пригнувшись пониже, он цеплялся изо всех сил. Ударила вторая молния, кажется, прямо над головой, и Дамион в ужасе огляделся. Он знал, что молния первым ударит в него, в самую высокую точку корабля. Поглядев в небо, он ахнул, дыхание перехватило. Грозовые облака нависли над самой водой, и в них клубилось что-то, кипело. В рваной нижней поверхности облаков вздулся вниз бугор, вращаясь воздушным водоворотом. Отпустив мачту, Дамион выглянул за край «вороньего гнезда». Люди внизу тоже заметили вертящуюся тучу: они орали и показывали руками, не обращая внимания на вздувающиеся волны.
Из серой пугающей воронки появился бледный, длинный и зловещий отросток. Он устремился вниз, навстречу морю, и море поднялось ему навстречу, набухая чудовищной волной, водяной горой в шапке пены. Вода и туча встретились и образовали серый наклонный столб, соединивший море и небо. Снова полыхнула молния, озарив край воронки, и Дамион заметил, что она вся пульсирует, как живая.
Смерч. Зубы застучали от страха – серая масса надвигалась. Шла к ним. Что если она ударит по судну? Тогда живых не останется. Разрывающих сил водяного вихря не выдержит ни один корабль…
– Слазь! – Две огромные лапы схватились за край «вороньего гнезда», а за ними появилась голова зимбурийца, густая борода и прилипшие мокрые волосы. – Слазь! – приказал он повторно, переваливаясь через край. Дамиона отбросило в сторону массивной тушей.
– Но…
– Слазь, а то скину.
Дамион без дальнейших возражений перелез через край и схватился за лестницу, из последних сил отчаянно цепляясь за скользкие мокрые ступени, а ветер злобно мотал его, ударяя о мачту. Дамион глянул вниз. Палуба покрылась бурлящей пеной и обломками: безумием было бы спускаться туда, рискуя оказаться смытым за борт. В пене и брызгах сновали люди, по пояс в воде, крича друг на друга. Потом один из них что-то завопил, указывая на мачты.
Дамион поднял глаза. Странное свечение прыгало и танцевало на снастях: каждую веревку, каждую рею окружал призрачный ореол зеленоватых мечущихся огней. Люди внизу застонали и сжались от страха. «Огни моряков», – подумал Дамион, цепляясь за болтающуюся лестницу. Он знал, что они безвредны – видел это редкое явление однажды на корабле в южных морях. Каанские мореплаватели, как ему сказали, считали эти огни душами утонувших моряков. Наверняка зимбурийцы их тоже раньше видели, почему же они относятся к этим огням так суеверно?
Но не успел он додумать эту мысль до конца, как призрачное свечение начало бледнеть и гаснуть, и буря пошла на спад. Гром и молнии прекратились. К своему облегчению, Дамион увидел, что смерч сломался у основания и медленно втянулся обратно в тучу. Буря кончилась так же внезапно, как и началась.
Он начал спускаться вниз, на палубу, и тут сверху донесся крик.
Эйлия озабоченно поглядела на Ану: старуха целый день не ела, а лишь сидела в углу, держа кошку на коленях, и вид у нее был бледный и изможденный. Когда девушки с ней заговаривали, она будто не слышала. Волны бухали в корпус корабля, скрипела обшивка, стонали снасти, а издали перепуганная скотина вносила в эту какофонию свой вклад мычанием и грохотом копыт в стойлах, но Ана будто не замечала. Лицо ее было слегка нахмурено, губы шевелились, но не издавали ни звука, а узловатые пальцы на коленях беспокойно и непрестанно двигались. Эйлия подумала, не молится ли Ана, и если да, то к каким богам обращены ее просьбы. Сама она изо всех сил старалась выбросить из головы все слышанные когда-либо рассказы о кораблекрушениях. Много лет назад одна такая страшная катастрофа случилась у южного побережья Большого острова. Эйлия была тогда еще слишком маленькая и не помнит, но сельчане до сих пор, когда говорят об этом ужасе, понижают голос. Глядя на широкие беспорядочные размахи масляной лампы над головой, она молча молилась сама.
– Мне только кажется, – вдруг подала голос из угла Лорелин, – или действительно буря стихает?
Все затихли, прислушиваясь. Действительно, ярость ветра и волн несколько ослабела.
– А вы заметили, насколько стало теплее? – спросила Лорелин.
У Аны открылись глаза.
– Я полагаю, – сказала она вполголоса, – что мы приближаемся к месту нашего назначения.
– Ана, тебе нехорошо? – спросила заботливо Эйлия, повернувшись к старой колдунье.
Ана была все так же бледна, но сейчас она улыбнулась и чуть помотала головой:
– Спасибо, ничего серьезного.
– Ана, я все время вот о чем думала, – начала Лорелин, тоже подходя к ней. – Что будет, если первыми Звездный Камень найдут зимбурийцы? Что они тогда сделают?
– Вот мы и не должны допустить, чтобы это случилось, – ответила Ана. К ней вернулись ее уверенность и спокойствие.
– Но ведь мы у них в плену!
– Это ненадолго, могу вам обещать. Мы должны будем направиться в горы Тринисии и найти Стражей.
– Кого? – не расслышала Лорелин.
– Стражи – это те, кто принесли обет служения Камню, – объяснила Ана. – Давным-давно этому ордену было доверено охранять священный самоцвет до тех пор, пока не придет за ним Трина Лиа, пусть это будет даже через десять тысяч лет. Еще они обещали оказывать ей и всем, кто с ней придет, любую необходимую помощь. Береборн сказал монахам Яны, что Стражи остались в Тринисии даже после Крушения. Они скрылись в северных горах, чтобы не спускать глаз с Камня. И этот обет связывает не только их, но и всех их преемников.
– Ничего такого я не помню в легендах, – заметила Эйлия.
– Это тайный орден. Мало кто в Тринисии о нем знал. Над головой загремели тяжелые сапоги, заорали громкие голоса. Радость Эйлии, вызванная окончанием бури, растаяла. Какая новая опасность угрожает им?
Дамион в изумлении огляделся.
Дождь перестал, море успокоилось. Отдельные льдины качались на волнах, все не больше весельной лодки. Воздух согрелся, стало даже жарко: моряки сбрасывали шубы. Дамион заметил невдалеке Йомара и шатаясь направился к нему. Мо-харец, не говоря ни слова, протянул флягу. Дамион жадно приложился к ней, глоток обжег горло.
– Что случилось? – просипел он, возвращая фляжку. – Где мы?
Йомар только пожал плечами.
Зимбурийский капитан и его люди жарко о чем-то совещались.
– Что они говорят? – спросил Дамион.
Йомар нахмурил брови.
– Капитан говорит, что отказали все судовые компасы. В грозу такое бывает – молния действует на магниты. Но кто-то из моряков думает, что это колдовство. И дрожит от страха. – Йомар фыркнул. – Кретины.
– А по солнцу они тоже плыть не могут при таком затянутом небе.
– Если бы оно и было видно, толку мало. Ты не мог заметить там, под палубой, но солнце последнее время тоже странные штучки выкидывало.
– Какие?
Тут раздался крик с «вороньего гнезда», и все, кто был на палубе, посмотрели вперед. Дамион тоже. Небо над парусами все так же клубилось тучами, но далеко впереди, на северном горизонте, в облаках открылся просвет, похожий на окно. Там на далеком голубом небе сияло солнце, а под ним что-то потемнее возвышалось над поверхностью моря, подобно айсбергам. Облака? На глазах у Дамиона широкий дуговой просвет медленно изменил форму, но темные силуэты под ним остались прежними: они казались твердыми и стали ближе, чем раньше. Горы – абрис далекой земли?
Он с интересом их рассматривал, пока суда шли вперед, и эти контуры все четче превращались в далекий синий берег. Неужели Тринисия? Если так, то им удалось то, что не удавалось ни одному путешественнику…
Теплый ветерок с воды ласкал лицо, которое еще несколько минут назад грыз холод. Каким образом здесь держалась своя погода, Дамион не понимал, но в географии он не был силен, а потому не стал тратить время на пустые размышления. Это действительно могла быть Тринисия, «теплая и цветущая» земля Севера. Дамиона охватил невольный восторг.
Кое-где из воды торчали камни, но не настолько большие, чтобы назвать их островами. Другие камни скрывались под поверхностью воды, как спины морских чудовищ, темные и опасные. Дамион смотрел в сине-зеленые глубины с правого борта, как вдруг поверхность воды прорвало струей белых брызг почти рядом с корпусом, мелькнуло и скрылось что-то серое и блестящее, так быстро, что Дамион подумал, не померещилось ли ему. Но тут же эта штука появилась снова – длинный гладкий предмет, не отстающий от режущего волны корабля. Это могла быть огромная рыба, больше человеческого роста, но на блестящих боках не было чешуи, а плавник, рассекавший поверхность моря, был гладок, изогнут, как серп, и не похож на костистый плавник рыбы. Дельфин! Он же столько раз видел, как они резвятся в каанских морях! Только Дамион думал, что они любят лишь теплые воды юга.
Дельфин высунул голову из воды, показав клювообразные челюсти с мелкими жемчужными зубками, и глянул на Дамиона большим глазом. Восхитительный взгляд, такой непохожий на рыбий! В нем будто блестел разум – будто океан, до сих пор выдерживая любознательность Дамиона, теперь решил в свою очередь его изучить. Дамион глядел на дельфина, и дельфин на него, и что-то между ними промелькнуло: зубастая улыбка морского создания стала шире, и дельфин что-то весело и громко чирикнул.
И в тот же миг Дамион пожалел о том, что так пристально приглядывался к дельфину: это заметил один из солдат, метнулся в каюту и выскочил с копьем в руке, замахиваясь на ходу. В последний момент его увидел кто-то из матросов и бросился наперерез. Схватившись за тупой конец копья, он яростно что-то закричал по-зимбурийски. Солдат помрачнел и ударил моряка наотмашь. Тот покатился по палубе, но солдат опустил копье и отошел от борта.
– Что произошло? – спросил Дамион у Йомара. Мохарец скривил губы.
– Так, суеверия. Моряк говорит, что элей дружили с дельфинами и говорили на их языке. Если мы убьем дельфина, элейские боги рассердятся и пошлют другую бурю, такую, что наши корабли разобьет в щепки.
– Я теперь припоминаю, что каанцы тоже уважают дельфинов, – задумчиво сказал Дамион. – Они никогда дельфинов не трогают, даже для пропитания.
Но даже если отбросить суеверия, обитатели корабля вскоре обрадовались, что не убили дельфина. Он вынырнул перед кораблем, поплыл на идущей от носа волне, и стало ясно, что это создание по каким-то своим причинам ведет корабль между опасных камней. Может, у этих животных сохранилась память предков, плывших перед элейскими судами?
Дамион, глядя вслед дельфину, не мог избавиться от мысли, что из темного блестящего глаза на него смотрела душа.
Женщины подняли глаза, когда тяжелые шаги приблизились к двери. Она распахнулась, и Эйлия сжалась, но двое зимбурийцев входить не стали. Они остановились и жестом приказали выходить.
Ана встала, тяжело опершись на бочку. Девушки бросились ей на помощь.
– Вы мне не дадите мою трость, дорогие мои?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58